Майкон аж подпрыгнул на стуле:
– Да! Да! Именно это я и применю. Я понял! Мы сможем выжить! Я смогу всех спасти!
Уже почти год с лишним он работал над тем, как лечить отравление радоном. Колония переживала самый тяжелый период своего существования. Старейшины знали, что они обречены на вымирание. Радиоактивный радон продолжал выделяться и наполнять каждый уголок с таким трудом выбуренных в твердейшей горной породе помещений их подземного, вернее сказать, подлунного города. За столетия их город разросся, но проблема с радиоактивным газом увеличивалась по мере роста города. Вентиляционная система не справлялась, и люди заболевали все чаще. Младенцы рождались с уродствами и предрасположенностью к наследственным болезням. Одни семьи были склонны к лейкемии, другие – к раку легких, третьи – к раку лимфоузлов и прочим недугам. Медикусы делали все, что могли, но без особых результатов. Колония вымирала и деградировала, и этот факт тщательно скрывался от населения.
Старейшины хотели избежать паники и беспорядков, сохранить спокойствие и обыденность, поддержать в людях веру в завтрашний день. Поэтому о всех умерших взрослых людях сообщалось, что они отправлены в экспедицию вглубь темной стороны планеты. Когда же, по прошествии времени, они не возвращались, экспедицию объявляли пропавшей без вести и собирали новую для ее спасения.
– Стволовые клетки! Вот решение.
Майкон махнул рукой перед компьютером, выключая его экран, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.
«Наконец-то нащупал решение», – думал он. В двадцатые годы XXI века в медицине начали использовать прогрессивный метод лечения стволовыми клетками. Это недоразвитые клетки-эмбрионы, которые способны превратиться и заменить любые умирающие злокачественные клетки. Идея так сильно захватила ученого, что он тут же помчался в лабораторию «спасать человечество». Ему нужно было вывести эти клетки, опробовать на безнадежно больных пациентах и, в случае успеха, найти способ внедрить их в организм всех жителей колонии, так, чтобы они об этом не догадались.
На крыльях своей идеи он влетел в темную лабораторию. Рабочие часы уже давно закончились, и в помещении было темно. Свет фонарей туннеля отразил в темных дверях его овальное лицо с выпирающим вперед почти обезьяньим упрямым подбородком, выпученными глазами под густым лесом спутанных бровей и тонкими, торчащими во все стороны седыми волосами. Он поседел довольно рано, когда его жена трагически погибла во время несчастного случая в ее цехе. Детей у них не было, и, оставшись один, Майкон всецело занялся целительством и наукой.
Ученый провел карточкой по сенсору на двери, и она отъехала в сторону, впуская его. Включившийся свет не замедлил его поприветствовать.
На челноке оказалось шесть скафандров для выхода в открытый космос, но все они были мне велики. Даже наименьший из них был для меня неудобен, но я смог убедить папу, что могу в нем двигать руками и держать предметы.
Несмотря на тяжелый и неудобный скафандр, я даже пританцовывал от радости, впервые выходя в открытый космос. Отец проинструктировал меня, и, пристегнувшись друг к другу, мы вошли в переходный отсек и надели шлемы. Воздух со свистом выкачивался из отсека, и мы стали дышать через скафандр. Гравитация исчезла, превратив нас в невесомых существ, а у меня сжалось солнечное сплетение. Шлюз открылся, и мы выплыли из корабля.
Красота необыкновенная! Находиться между Землей и Луной – сплошной восторг! Кругом чернота, звезды светят ярко-ярко, и обе планеты показывают себя со своих лучших ракурсов. Но разглядывать красоту времени нет – пора за работу. Мы передвигались вдоль бортов, пристегивая себя к кораблю, проплывали полметра, отстегивались и пристегивались снова. Все инструменты, баллон, трос и прочее было прикреплено к нам.
Как же медленно работается в космосе! Громоздкие костюмы и неуклюжие перчатки мешали и раздражали невероятно. Я так сильно вымотался, подавая отцу разные инструменты и держа другие наготове, но жаловаться на свою усталость не собирался. Вдруг он меня больше не возьмет?
Вселенная красовалась перед нами, и я все время вертел головой, чем ужасно раздражал моего отца. Но наконец все было сделано, и мы вернулись на челнок. Еще раз взглянув на великолепие космоса, я нажал кнопку, закрывающую люк.
За все время работы я совсем не думал о наших преследователях. Но вот их корабли уже можно разглядеть, и у нас пятнадцатиминутная готовность. Эти минуты показалось мне целой вечностью. Мы с папой не были уверены на сто процентов, выдержит ли корабль, не порвется ли обшивка и не случится ли что-то еще? Я сидел молча, стараясь не дышать громко, чтобы не выдать своего страха, и очень надеялся, что стук моего сердца надежно скрыт скафандром. Мне так хотелось обнять папу, но он был занят расчетами и графиками, и я боялся ему помешать.
– Папа, – сказал я, не выдержав, – можно тебя обнять?
Он притянул меня к себе и собрал в охапку, как раньше, когда я был маленьким. Помню, что тогда я чувствовал его тепло и дыхание, и мне становилось легче. В его объятиях я вновь ощутил себя защищенным, и если бы нам сейчас пришлось умереть, мне было бы совсем не страшно. Так, прижавшись друг к другу, мы и стояли, когда отец нажал на переключатель. Ток побежал к баллону с кислородом.
К счастью, папа стоял, прислонившись к стене, или он специально так встал – я не успел понять. Мощнейший взрыв был слышен даже внутри корабля. Нас очень сильно тряхнуло: папу вдавило в стену, а меня – в него. Корабль рванулся вперед, как луч лазера, вылетающий из бластера. Потом инерция отката стала отрывать меня от отца, но он не дал мне отлететь. В следующую минуту запищала система тревоги, замигал свет, компьютер начал отсчет перед блокировкой, и отключилась искусственная гравитация. Папа отпустил меня и начал колдовать у компьютера, а я поплыл отключать сирену, так раздражающую нас обоих. Уже доплыв до рычага отключения и почти взявшись за него, я вдруг упал, и если бы не скафандр, который отец запретил мне снимать, то наверняка мое падение обошлось бы несколькими синяками. Гравитация включилась.
Приборы, показывающие скорость движения челнока, зашкаливали. Необходимый эффект был достигнут, и мы двигались по дуге. Корабли преследователей уже исчезли с мониторов, но мы знали, что совсем они не отстанут и будут набирать скорость. Они наблюдают за нами и точно не выпустят из виду.
Приземляться на Луне нам не было никакой необходимости. На этой пустынной планете люди не живут. Только роботизированные установки ведут на ней разработку полезных ископаемых, и роботизированные же челноки доставляют их на Землю.
Тем временем мы быстро приближались к Луне. Генератор водорода, запущенный моим отцом, работал на полную катушку, и уже скоро мы получим нужный объем газа для настоящего взрыва, имитирующего столкновение корабля с планетой.
Вот мы вышли на орбиту Луны, при очередном витке отцепили баллон и стали наблюдать за его медленным падением.
Настолько мощного взрыва мы не ожидали! Возникло ощущение, что Луна вот-вот расколется на несколько частей. Огромное серое облако накрыло все вокруг. Казалось, что обломки горных пород долетают до самого корабля.
Наблюдая за мониторами, мы не сразу заметили сообщение нашей навигационной системы о том, что она переходит под управление какого-то «Сверхинтеллекта», который «поможет благополучно посадить корабль, и нам не стоит беспокоиться».
Папа начал судорожно стучать по клавишам, чтобы отключить непрошенного и неизвестно откуда взявшегося «Сверхинтеллекта», и очень ругался, что тот его совсем не слушает. Я тоже запаниковал и со своего компьютера запустил все имеющиеся антивирусные и антижучковые программы. Казалось, что это не строки бегут по экрану, а я сам бегу марафон и падаю каждый раз, когда программа выдает отрицательный результат. Тем временем «интеллект» уже опутал своей паутиной все функции системы и сдаваться не собирался. Каждый сантиметр корабля теперь подчинялся только ему. Я наивно пытался перепрограммировать сам интеллект, но его броня была невероятно крепкой, и он, обнаружив это, только подмигнул мне. Между тем корабль медленно, но верно приближался к Луне и готовился к посадке. Скорость уже почти соответствовала норме, и мы с папой недоумевали, как он смог так быстро ее снизить. Мы понятия не имели, кто стоит за этим «Сверхинтеллектом», и приходилось просто ждать, пока все выяснится. Бессилие пугало и нервировало. Страх пробирал до самых костей, но папа меня успокоил, убедив, что если бы интеллект был враждебным, то уже давно бы нас уничтожил.
Интеллект собирался посадить корабль в вертикальном положении, что было довольно правильным решением, учитывая ландшафт местности под нами. Выходя на последний вираж, взмыв вверх, мы начали медленно опускаться, слегка противостоя естественному притяжению планеты. Мониторы показывали под нами наличие круглой ровной площадки в центре кратера, которая без сомнения была сделана руками человека или, скорее всего, роботов. Надо отдать интеллекту должное – он мастерски совершил посадку. Плавно и мягко мы коснулись Луны. В эту же секунду корабль начал как-то странно и резко крениться в сторону, и мы полетели вверх тормашками.
Карим родился уже в колонии и никогда не видел зеленой травы, непроходимых джунглей, песчаного морского берега и голубого моря. Бабушка, родившаяся на острове Шри-Ланка, очень много рассказывала маленькому Кариму об этом удивительном месте. Он навсегда запомнил историю о зубе Будды, который хранился в городе Канди на Шри-Ланке.
По легенде, из погребального костра Будды достали его левый клык. Сначала зуб хранили в Индии, потом тайно перевезли на Шри-Ланку, где в конце концов поместили в специально построенный храм в Канди. Ларец с зубом находится в шести других ларцах под постоянной охраной. Несколько раз в день внутрь «матрешки» открывают двери, и можно одним глазком взглянуть на святыню.
Карим помнил многочисленные рассказы о буйных тропических лесах в глубине острова, в самом центре которых вздымается скала Сигирия. В V веке царь Кашьяпа I построил крепость на ее плоской вершине. Неприступная цитадель должна была защитить его от мести за то, что он сверг с престола и убил отца, воцарившись вместо брата, который был законным наследником. С тех смутных времен на скале сохранились руины, восхождение к которым впечатляет сильнее, чем вид Земли из космоса.
Карим ужасался кровожадному Кашьяпе и представлял себя на вершине той горы, которую бабушка показывала ему в книге.
Из небольшого количества книг, что у них имелись, особенно запомнилась книга о слонах. Длинноносые гиганты, свободно гуляющие по равнинам, помогали людям носить бревна и даже переплывали реки. Но самая яркая картина – это огромная водная гладь, которую бабушка называла Индийским океаном. Вода! Очень-очень много воды! И солнце, отражающееся в ней.
Солнце! Карим никогда не видел солнца! Точнее, чуть было не увидел, за что едва не лишился жизни. А дело было так.
В колонии очень немногие могли попасть на поверхность планеты. Перед тем как разгерметизировать и открыть люк, проводилось строжайшее обследование горизонта почти на 30 километров. Поверхность проверяли на любые живые или хотя бы органические элементы, которые могли бы являться какой-либо формой разума. О том, что представляли из себя инопланетные и иногалактические существа, из-за которых колония должна была существовать под землей, ничего не было известно, поэтому нападения ожидали от всех видов жизни.
Их было трое парней, одурманенных идеей всеми правдами и неправдами выйти на поверхность. Они еще со школы мечтали об этом и строили различные планы, которые сами же и разрушали. Поначалу это была их игра. Когда мусорщик заменял полные контейнеры на пустые, они залезали туда с рваными мячами на голове с проделанными дырками для глаз, которые должны были изображать шлемы скафандров, и представляли, что открыли люк на темную и холодную поверхность, ожидая, как вот-вот появится солнце. В результате смрад из контейнера брал свое, и они, грязные и вонючие, возвращались в свои ячейки. Тут же бросив роботам вещи для чистки, парни лезли под ионический душ. Постепенно игры перешли в одержимость во что бы то ни стало увидеть солнце. К тому времени им исполнилось шестнадцать лет.
Карим вырос в высокого красивого смуглокожего парня с копной непослушных, вечно спутанных волос, и карими глазами на постоянно улыбающемся лице.
Однажды в кафе, куда друзья часто любили заглядывать, они случайно подслушали разговор сотрудников службы безопасности о том, что через несколько дней намечается выход на поверхность. И все начальство стоит на ушах, потому что никто не знает, кто же именно будет выходить. Кто-то говорил, что это будут ученые, кто-то – что фотографы или вообще художники. Ребята поняли – это их шанс.
– Нужно изготовить серум и подлить его в напиток одному из служащих, – сказал Чан. Так звали одного из троих друзей. Это был невысокого роста азиат с вьетнамскими корнями. Его глаза всегда подозрительно улыбались и как бы говорили: «Я знаю то, чего не знаешь ты!» Чан действительно знал больше других, особенно по части химии и аптекарского дела. Под копной коротких черных волос находилась целая энциклопедия разных формул и рецептов. И в этот раз из нее пришла идея того, как добыть больше информации.
Все поддержали его идею и проследили за одним из служащих до самой его ячейки.
Третьим другом был Пётр. Его род происходил от славян. Петр был широкоплеч и коренаст, его светлые вьющиеся волосы падали почти до плеч. Большие голубые глаза придавали ему вид великодушного добряка, которым он, впрочем, и являлся. Сильной стороной Петра была математика. Компьютеры и различные языки программирования давались ему довольно легко. Входя на тот или иной сервер, он интуитивно знал, как все работает, где и что можно найти, какую программу применить и как подобрать пароль. Он мог проникнуть и выйти незамеченным из любой системы, будь то лаборатория, исследовательское бюро или управление полиции.
Проследив до дома за подвыпившим служащим, они узнали его имя по табличке на двери. Камеры в колонии были на каждом углу и, войдя на их серверы со школьного компьютера, Пётр смог проследить за каждым передвижением служащего по колонии.
На следующий день Чан, оставшись в кабинете химии под предлогом того, что должен закончить эксперимент, изготовил серум разговорчивости. Назавтра мальчишки, раздобыв одежду стажеров, подсели в баре к служащему безопасности внешних люков.
Глава 5. Происшествие в лаборатории
В лаборатории Майкон задал авторуке приказ взять пробу стволовый клеток из своего пупка. Он задумал, зарядив их вектором, попробовать на безнадежно больных, которых так тщательно скрывает от людей Совет Старейшин. Предстоял очень болезненный укол в живот иглой, полой внутри. Из нее высунется маленькое сверло, которое и заберет часть тканей на пробу. Чтобы не чувствовать боли, ученый медикус смазал себе пупок обезболивающим кремом, влез на стол, привязав себя крепко веревками, чтобы, не дай бог, не дернуться, и дистанционно включил авторуку.
Несмотря на крем, ни с чем не сравнимая боль пронзила Майкона. Его стошнило, и медикус стал захлебываться собственной рвотой. Он не мог перевернуться или шелохнуться, так как был крепко привязан. Дышать стало невозможно, и он понял, что мозг скоро отключится от недостатка воздуха. Майкон видел, как авторука уже отходила, и знал, что проба взята. Без воздуха у него оставалась всего минута до того, как он потеряет сознание. Если никто не придет на помощь, то еще три-четыре минуты и клетки мозга начнут отмирать. В голове отсчитывались секунды.
Семь, восемь, девять, десять. Майкон вспоминал свое детство, маму и папу, бабушек и дедушек, детский сад и своих друзей. Он был счастлив. Но потом все изменилось. Умер дедушка. Потом – другой дедушка и бабушка. Маленький Майкон очень переживал и все спрашивал, от чего они умерли? Можно ли было помочь им и вылечить?
Двадцать секунд. Исчез папа. Мама сказала, что его отправили в экспедицию, но мальчик ей не верил. Он заметил, что папа в последнее время плохо себя чувствовал, не мог играть с ним в футбол и кататься на хаверной доске. Все чаще сидел на диване и отдыхал. Они с мамой остались одни.
Тридцать секунд. Папа так и не вернулся из экспедиции. Им объявили о его гибели, но Майкон уже обо всем догадался. К тому времени он заканчивал школу и выбрал профессию медикуса. Так как он хорошо учился, комиссия поддержала его выбор.
Сорок секунд. Вот он выпускник. Держит в руке диплом с отличием. На нем мантия и квадратная шапочка с кисточкой, которая все время спадает на глаза, как только он поворачивает голову. Мама им очень гордится. Она устраивает для него большой праздник и приглашает много гостей. Ночью, после праздника, ей становится плохо. Ее увозят в больницу, сын едет за ней. Ставят диагноз: лейкемия. Теперь Майкон – медикус, и от него уже ничего не скрывают.
Пятьдесят секунд. Вот он здесь, прикован к столу и, похоже, так и не сможет спасти умирающих во имя всей своей семьи. Как же глупо он умирает! От собственной рвоты.
Вот осталось восемь секунд до потери сознания. Семь. Шесть. На пятой секунде за дверью лаборатории он услышал топот. Четыре. Три. Звук заряда бластера. На второй секунде произошел сильный взрыв. Дверь отлетела и ударилась об операционный стол, на котором он лежал, и который, оторвавшись от пола, перевернулся. Как раз тогда, когда оставалась всего одна секунда, Майкон оказался на полу, живот придавило столом, и рвота вытекла изо рта. Ученый смог вдохнуть.
С его первым вдохом в лабораторию вбежали люди и начали обстреливать из лазеров все, что там находилось. Медикуса под столом они, к счастью, не обнаружили. Через несколько секунд Майкон услышал жужжание роботов-охранников и визг бластеров, стрелявших на поражение преступников. Но вот раздался хлопок, и люди исчезли из помещения.
О проекте
О подписке