Отзывы на книги автора «Владимир Орлов»

Наконец-то, я ее дочитала.
Ранее читала уже этого автора и такого от него не ожидала.
Книга оказалась оооочень затянутой и скучной.

Главный герой обычный советский парень, при этом в него влюбляются сразу три женщины. К тому же, эти женщины мама и две ее дочери. Очень странно это все выглядит.
Так же мне не понравилось, что развязка с солонками оказалась очень банальной и скучной. Я ожидала чего-то интересного, может быть даже магического (исходя из знания, что автор так пишет иногда).

Финал тоже оказался скомканный. И это учитывая, что до этого автор мусолит каждый мелкий нюанс (аж тоска берет), а потом финал скомкал в кучу.
У меня сложилось впечатление, что автору под конец самому стало скучно и он быстрее-быстрее написал конец, лишь бы дописать книгу.

Не советую читать.
Я очень устала от этого произведения. Скорее всего, больше не стану читать В.Орлова.

Камергерский переулок» — новая московская фантасмагория от Владимира Орлова, связанная уже не с милым орловскому сердцу Останкиным, а с самым, что ни на есть, центром Москвы. Там, в Камергерском, располагается знамнитый Московский Художественный Театр (МХТ), каковому автор отводит весма значительную роль в своем повествовании.

Камергерский переулок в романе В. Орлова — это, одновременно, и своеобразный микрокосм, в котором отражаются практически все светлые и темные стороны совремнной столичной жизни, и настоящая «ось мира», вокруг которой вращается вселенная орловского романа.

В Камергерском переулке гибнут и безследно исчезают люди. Да что там люди — внезапно пропадают (как будто там их никогда и не было!) целые здания. Например, дом № 3 — здание МХТ, — исчез со всем содержимым: сценой, зрительным залом, буфетными, артистическими, и даже с новейшим поворотным кругом, сконструированном умельцами из Германии... Но «загадка дома № 3» — всего лишь одна из многих тайн (тайна весьма существенная, но не самая главная), которые хранит «Камергерский переулок».

...В Камергерском также существует свой центр мира. «Центр мира» — это безымянная закусочная, располагавшаяся по соседству с бывшей «Педкнигой» и Школой-студией МХТ. Закусочная эта славилась дешевым и вполне приличным пивом, демократической (по цене, по цене) водкой из подмосковной Черноголовки, обжигающей фирменной солянкой, а также прекрасной буфетчицей Дашей, прибывшей в Москву на поиски счастья из заграничной ныне Херсонщины. (Совершенно реальное, надо сказать, место описывает Орлов. Самолично в этой закусочной неоднократно бывал, пиво-водку пил, и солянкой той наслаждался...). Трагическая история закрытия закусочной, каковую решил прибрать к рукам олигарх-«миллионщик» (такое вот словцо, позаимствованное из произведений А.Островского использует В.Орлов) и является тем самым маховиком, что раскручивает сюжетный механизм «Камергерского переулка».

Новая книга Орлова оказалась одновременно похожей и не похожей на романы из знаменитого«Останкинского триптиха». Похожей — фирменным орловским искусством плетения словес, непередаваемой интонацией московского разговора, авторским умением передать фантасмагорическую атмосферу московских переулков, дворов, распивгочных... Автор мастерски вплетает современные городские легенды в сюжетную ткань своего романа (вот у кого фантасту Панову следовало бы поучиться), случайный анекдот обретает у Орлова глубину мифа... И, вместе с тем, в «Камергерском переулке» почти не найдешь и следов той былой, веселой легкости, которой буквально дышал текст «Альтиста Данилова». «Камергерский переулок» временами даже просто физически тяжело читать. Иногда создается впечатление, что роман просто шатается под тяжестью второстепенных персонажей, причудливо извивающихся побочных сюжетных линий. В результате детективно-криминальная составляющая «Камергерского переулка» не получает достаточно внятного оразвития и достойного завешения. Автор задвигает ее в дальний угол своего текста, словно любимую, но вышедшую из моды мебель. Многие персонажи кажутся лишними — они не несут существенной смысловой нагрузки, и появляются только ради того, чтобы рассказать анекдот или вставить удачную остроту. Но все перечисленные недостатки романа оказываются с лихвой искуплены успехом главной темы. И здесь я позволю себе еще одно маленькое отступление.

Я уверен, что критики будут сравнивать «Камергерский переулок» с произведениями Гоголя и Булгакова — особенно по части сатиры и фантасмагорий. Однако, новый роман Орлова, на мой взгляд, весьма неождиданно коррелируется с романами Достоевского и, особенно, с «Преступлением и наказанием» (на него имеются специальные отсылки в тексте). Главные герои «Камергерского...» решают для себя тот самый вопрос, который так мучил Родиона Раскольникова: «Тварь ли я дрожащая, или право имею». Разумеется, решают они этот вопрос уже с учетом современных, постсоветских реалий. Все самые сильные стороны романа сконцентрированы именно в двух главных героях — Соломатине и Прокопьеве. Именно их автор заставляет сделать свой выбор между подлинной и мнимой свободой, между осознанной этической позицией и нравственным релятивизмом. И, главное, попытаться дать ответ на вопрос: почему ровесники, принадлежащие к одному социальному кругу, имеющие, в принципе, очень схожий «бэкграунд» выбирают именно то, что выбирают? и что вообще действительно подлинное остается в нашей жизни?...

Непростой. неоднозначный роман Владимира Орлова, не лишенный весьма существенных недостатков... Но, тем не менее, все-таки это событие.

«Дорогой кормилец наш,
Сокол одноглазый,
Ты смотри на абордаж
Попусту не лазай.
Без нужды не посещай
Злачные притоны.
Зря сирот не обижай,
Береги патроны,
Без закуски ром не пей —
Очень вредно это.
И всегда ходи с бубей,
Если хода нету…» (Э. Успенский, «Бабушка и внучек»)

О чем именно эта книга, так сразу и не скажешь – обо всем понемногу: о конце хрущевской оттепели, о терзаниях обывательского сознания, вымуштрованного страхами 37-го года, но рвущегося на вольный ветер, о двуличных функционерах и наивных простаках, о диссидентстве и стукачестве, о вечных ценностях и, может быть даже, о любви? Темы, вроде бы, не блещут новизной, но читалось неплохо, и даже тяжеловесное многословье, выбранное автором для озвучивания монологов (да и диалогов) главного героя – начинающего журналиста Василия Куделина, – мне не мешало, по крайней мере, до середины книги. Читая, я то узнавала, то не узнавала не раз уже описанные в литературе, воспоминаниях и документалистике реалии 60-х гг., то догадывалась, то не догадывалась о содержании некоторых намеков автора, то становилась мысленно на сторону Василия Куделина, то чувствовала к нему отвращение и желание дать по физиономии. Такая стилистика принуждала читать книгу более внимательно, чем я намеревалась изначально, высматривая в тексте всякие недосказанности-знаки-путеводители, чтобы понять, куда заведут героев события, внешне похожие всего лишь на интриги-розыгрыши-расследования.

Жанр книги определить однозначно тоже трудно: это и не детектив, и не художественно-историческая ретроспектива (глазами конца 90-х взглянуть на 60-е), и не психологическая драма в полном смысле слова – в ней опять-таки всего понемножку, в результате чего вышел такой фирменный орловский рататуй. В целом мне любопытно было узнать, что ели-пили, какие брюки носили, в каких трамваях и куда ездили, что читали, чем интересовались, о чем спорили в Москве 196…-х. Книга погружает в знакомые «московские полустарости» (дома, переулочки, коммуналки, пивные и спецраспределители), во всякие городские легенды (например, история о Деснине), в атмосферу партийной газеты (редакционные будни и внутренние иерархии), и этим заставляет сознание соскальзывать то в «Мастера и Маргариту», то в «Таинственную страсть», то – реминисцентно - в «Иду на грозу», «Детей Арбата», «Каменный мост» и почему-то в Стругацких. Еще в книге хватает всяких крупных и мелких исторических экскурсов и отступлений (командировки Василия в Тобольск и Соликамск, коллекция Кучуй-Броделевича, история солонок, значения бубнового валета, час интересного письма в редакции – отголоски тогдашних социальных дискуссий). Но в целом информационная плотность произведения оказалась невелика, если не считать интеллектуальных нагромождений о Крижаниче, и я подумала, что автор тащит свой мешок с сюжетами по более чем проторенной и уже символически маркированной дороге.

Надо (или не надо?) признаться, что на фоне всех сюжетных линий меня больше всего увлекала «мистическая» история с солонкой № 57, которая разрешилась просто, как будто бы лопнул воздушный шарик, на котором ты планировал лететь на Луну. Я-то надеялась на какие-нибудь чудеса и неожиданности, а все закончилось сочинением литературного произведения. Сибирские и историко-культурные контексты показались затянутыми, сухими и скучноватыми (в них автор отходил от общей стилистики своего замысла и переходил на историко-архивный язык, что делало текст несколько лоскутным).

История любви Василия и Юлии Цыганковой показалась одновременно, если такое возможно, и типичной и нереалистичной. Типично-архетипичной, потому что в каком-то смысле герои были эдакими нео(лайт)-Ромео и Джульеттой. Будучи из разных социальных слоев, воспитанные в разных условиях, они – опа! – вдруг как-то сошлись на «московских широких просторах» и полюбили друг друга. Ну, да ладно, пути Господни неисповедимы, хотя, мне кажется, в 60-х гг. номенклатурные и пролетарские слои так легко не смешивались. А нереалистичной, потому что герои, по сути, выступают своеобразными «перевертышами»: он – с его выпрямленным советским сознанием, всячески избегающий «неправоверности» («Нашел – молчи, потерял - молчи»), - все же не предает самого себя, не дает себя поймать в вездесущие ловчие сети КГБ и находит мужество вынести риск, давление и угрозы; она – из своего сытого, набалованного и эгоцентрического благополучия вдруг эпатажно тянется к диссидентствующим персонажам, ищет для себя новую религию. А как же отпечаток среды и ее неписаные правила и ориентиры? Противоположности, конечно, притягиваются, но все же, я думаю, остаются маслом и водой, а все остальное – игра, прогулки царя по базару, путешествие министра на метро в час пик. Отношения же Василия с Викой, дошедшие до финала, и вовсе показались надуманными, воплощающими какие-то собственные мечты автора (как и комковатая история с Тамарой).

Книга не произвела на меня цельного впечатления, скорее я восприняла ее как текст, написанный скучноватым педантом, собравшим его из кусочков и отрывков своих до конца не продуманных замыслов. Это впечатление усилил и внезапный скачок в современность в финале с его поверхностно-критическим взглядом, на скорую руку завершающим биографии всех персонажей. Общее впечатление: замах был большой, воплощение – среднее, читательский итог – ничтожный. Такая литература уже не для меня, но я допускаю, что книга может показаться интересной тому, кто совсем ничего не знает об этом времени и о живших в нем людях.

Продолжила цикл "Останкинских историй" через год после перечитывания "Альтиста Данилова". Интересно, делятся ли читатели трилогии на тех, кому больше нравятся альтист и домовые, и на почитателей аптекаря и джинна женского пола.
Да, из мистики тут только берегиня из бутылки, Любовь Николаевна, которую невольно вызвала компашка завсегдатаев пивного автомата. Упоминаются ещё хлопобуды, но косвенно.
Текст затянут. Слушала только благодаря хорошему чтению Радиком Мухаметзяновым. Тот же Мухаметзянов начитывал и "Град обреченный" Стругацких. АБС уже высказались в своём творчестве на все темы, затронутые Орловым в "Аптекаре". Затянутый анекдот быстро наскучивает. А Выбегалло в лаконичном "Понедельнике" на четверть века раньше случился. Чувствовалось, что роман написан начитанным человеком, увлекающимся историей и архитектурой родной Москвы. Но увлечение автора осталось в романе книжным перечислением, излишеством хорошего литературного языка.
Да и на Стругацких кивать нечего. Орлов сам себя уже повторил, удлинив самовысказывание из "Альтиста Данилова".
Второй минус романа - его герои. В отличие от альтиста, здесь никому из слабохарактерных собутыльников не хочется сопереживать. Альтистом и его другом-демоном верховодила ушлая Клавдия. Данилов не выглядел смешным или униженным. В нём чувствовалось достоинство, несмотря на потерю времени в очередях на блажь жены. Но Клавдия горела своей блажью и горением заражала мужчин. пловец Юрий, (кажется, его Юрием звали, но не уточняла), смеялся над своим детищем, хлопобудами, созданными от скуки.
Здесь же скучают и маются все. Герои тяжеловесны и серы, живут бесцельно. Можно полуработать или вовсе не работать. Жильём будешь обеспечен. Слишком советские детали и мелочи быта, будто запылённые. Имена персонажей и не запомню, вряд ли назову через год. Рыцари, офигенным подвигом которых стало освоение чудо-техники пылесоса и вынесенное мусорное ведро.
Сами они в Москву понаехали, но на Любовь Николаевну взъелись, как на врага. За книгу надоели затянутые бытовые дрязги и частое унижение берегини, полая ли она, женщина и прочее.
Сама же берегиня какая-то никакая. Сперва отчаявшаяся, потом обесцветившаяся характером. В отличие от загулов Данилова с приятелем синим быком, не чувствовалась в ней магия. Измельчала сила демонская, и не хватало их многослойного обиталища. Всё же экскурсия по слоям в "Альтисте" разнообразила московскую жизнь персонажей.
Понадеюсь на домовых из третьей части цикла. Они уже были в первом романе и были тогда яркими. Понадеюсь, что не выцвели к 1997-му, и что автор не увлечётся политиканством.
А Радику Мухаметзянову респект. Однажды он оговорился, назвав Михаила Никифоровича Фёдоровичем, но без его чтения роман остался бы не преодолённым.

Шеврикука - это домовой. Живёт в землескрёбе. Влюблён в одно очаровательное привидение... Не без борьбы добра и зла. А ещё на Шеврикуку настучали и его могут начальники того-с, распылить. Герой стоически выносит все трудности... Насколько всё-таки шикарное произведение... Советский быт выстебан не по-детски. Какая-то кишка висела над Москвой, потом из неё начали вываливаться продукты. Абсурд такой светлый...

Странная книга, через которую мне пришлось побираться.

"Истощение времени, или Сведения об участии кота Тимофея в государственном перевороте" напомнило мне романы Воннегута: присутствие автора в повествовании, его воспоминания вперемешку с фантазией. Повесть пролетела для меня незаметно и пришлась по душе. Что кот чудесен, что воспоминания автора о семье.

А вот роман Солёный арбуз растянулся на пару дней. Очень много эмоций. Так много, что происходящее кажется лишь антуражем. СССР и его послевоенные реалии, взросление героя, но ничего не перекрывает эмоции Букваря. Их так много, что у меня получалось читать лишь понемногу за раз.

К тому же я знать не знала про такое блюдо как солевой арбуз, а теперь мне хочется его попробовать.

Определенно буду продолжать знакомство с автором, столь удачно начавшееся с Альтиста Данилова. И пускай этот роман выбил меня из колеи, я буду продолжать изучать творчество автора.

Каково оно было Владимиру Викторовичу на переломе веков садиться и писать про пыльные 60-е, унесённые от нас ветром перемен гораздо дальше, чем на 40-50 лет? Возрождать на бумаге то отношение интеллигенция-государство, сексот-спортсмен, секс-любовь, пиво-водка? Как бы то ни было, роман - очевидная удача и с точки зрения воссоздания прошлого, и в обрисовании судьбы главного героя. Ну а что любит Владимир Викторович расписаться, поражая читателя своей эрудицией и рассуждениями столичного интеллигента, так это читатели должны знать заранее. (Была и для меня в романе пара томительных глав, но такие вещи мастеру в упрёк нет охотки ставить.)

Итак, уникальные 60-е. В тексте упоминается тот факт, что "Битлз" прекратили живые выступления, так что, скорее всего, речь идёт о лете 1967 года. Анализировать героя, Василия Куделина, таскаемого им повсюду с собой Крижанича, как лично, так и на фоне времени и рабочего места, надобно на объёме не меньшем, нежели сам роман - настолько произведение литературно насыщено и широкими мазками, и меленькими. В излюбленном им большом формате Орлов чувствует себя - скажем, как лягушки в озере? Эта книга - из тех, открывая которые, сразу (ну, может, не совсем сразу) чувствуешь, что имеешь дело с Мастером. Так что здесь отмечу только моменты, меня заинтересовавшие.

Например, сходство с предыдущим произведением - "Шеврикукой". Главный герой, человек (ну или не человек) самостоятельный до упорства и задиристости, сталкивается с одной стороны со своим начальством, уходящим в заоблачные выси иерархической лестницей, с другой - с тайными силовыми структурами. А также ищет скрытые или забытые клады разного свойства, по ходу дела сталкиваясь со всякими занятными персонажами и вступая в нелёгкие любовные перепетии. По мне так В.В. написал одну книгу сперва в мистическом переложении, затем - в бытовом, полностью без мистики, естественно, не обойдясь. И доказал, что это можно превосходно сделать, как и некоторые другие до него, впрочем. Так что в упрёк ему, опять же, не идёт. Понятно, что Орлов вбирает в своё творчество наследие русской прозы (я бы назвал Достоевского), а может, хе-хе, и передаёт идеи - никому не показалось знакомым "одеяло в пододеяльник"? Признайтесь, Максим, стоит томик на полке?

Отчётливо отличается "Валет" от "Шеврикуки" уверенным, сочным хэппиэндом. Выписанным с таким смаком, словно тянет Орлова сказать: как ни крути, а хорошие времена были, друзья! Тоже несколько затянута концовка, по-видимому, но уж очень хотел он быть и здесь психологически точным до мелочей, а не просто стряхивать персонажей. Даже "оправдание" хэппиэнду имеется.

Хорошая книга, хотя нелегко и не быстро объяснить, почему - хорошая. Но такое впечатление оставляет. И уж если кто-то из писателей и создал положительный образ советского человека, то Орлов явно среди них.

У меня всегда была какая-то подсознательная страсть к соцреализму, во всех его проявлениях. Другое дело что я никогда на ней не заострял свое внимание, и когда иногда случаются такие вот книги или фильмы я неожиданно для себя получаю огромное удовольствие. Намного большее чем скажем от современной или классической.

Орлов достаточно известный автор, который написал знаменитого "Альтиста Данилова", для меня всегда оставался неким застрявшем то ли тут то ли там автором. Таких мой внутренний голос всегда советовал обходить стороной. "Соленый арбуз" написан в начале 60х годов, но это влияет только на обстановку внутри произведения.

Все дело в том что это произведение, как я и рассказывал относится к эмоциональному типу. То есть там присутствует событийный ряд, главный герой, сюжетная линия и все прочее чего вы ждете от романа, но только они являются бэкграундом для старательно встраиваемого на языковом уровне автором эмоционального мира. В повествовательных произведениях вы сопереживает в какой-то мере персонажам. Здесь же вы скорее чувствуете как персонажи. За счет различных приемов Орлов погружает нас в голову к персонажам. И нам уже не так важно что происходит, важно становится именно это ощущение вхождения в текст.

"Соленый арбуз" очень прост в своем сюжете. Можно сказать что там не происходит ничего. То есть обычная такая история взросления только про СССР, с некоторым колличество событий которые помогают герою со странным прозвищем Букварь пройти путь от зеленоротого юнца до почти взрослого человека. Нам показывают сцены из жизни рабочих-фронтовиков, нам рассказывают о их горестях и радостях. И постепенно все заканчивается так же как и началось. В плане событий и ситуаций. И если бы "Соленый арбуз" не был бы эмоциональной прозой такого уровня, то прочитать его до середины удалось бы мало кому. А так он за свои 300 страниц позволяет нам насладится достаточно не популярным сегодня способом создания произведения и оценить его.

,,У Ковригина кончилось пиво. Надо было идти в палатку."
Скажите, люди добрые, можно ль после такого начала отложить эту книгу в сторону? Можно ли не вспомнить прочитанные тогда его ,,Альтиста Данилова" и ,,Аптекаря"? Можно ли не достать из холодильника бутылочку пенного и, устроившись с книгой на диване, открыв пошире окно вечерней летней прохладе, окунуться в удивительно емкий и зрительный мир, открывающийся постепенно с каждой страницей?
Предпоследний его роман полон понимания душевного мира человека, огранен легкой иронией, чуткой лирикой и безраздельной любовью к нам, приходящим в этот мир, задающим простые вопросы и ищущим всю жизнь на них ответы. Вряд ли книга даст вам готовые ответы, но она столь замечательна в форме поиска, что невольно начинаешь следовать по той же извилистой тропинке, протоптанной средь бурелома и крутых оврагов, удивительно чутким к каждодневным обертонам существования проводником в мир мысли и слова Владимиром Орловым. Закрыв же роман на последней странице лишь жалеешь о том, что его уж с нами нет. Увы.

Читался роман почти так же долго, как писался, за что и приобрёл прозвище «сериал». Подобно всякому сериалу, расставание с ним вызвало лёгкое недоумение – неужели всё? Включившаяся дрель не увлечёт героев в новую поездку (только уже не в Синежтур, благодарю покорно)? Но – нет. Дочиталось, пора закрывать томище и описывать впечатления.

Ну а какие тут впечатления? С Орловым мы знакомы давно, я – его поклонник, так что рецензия будет не объективная. «Лягушки» - произведение у В.В. одно из самых несерьёзных, так что не беритесь за книгу в поисках разумного; доброе и вечное ещё можете найти, но никак не разумное. Беритесь, чтобы ещё раз пообщаться с Орловым, вспомнить его дурашливый стиль, полный игривых множественных чисел («студёные неуюты»), позастревать вместе с ним на всяких сосьвинских селёдках и прочих ненужных мелочах, подивиться прыжкам персонажей по отдалённым местам и порадоваться сладкой сказочке юбер-гениального Ковригина. Конечно, герой у нас капризен до придурочности, любит пощемить носы тем, от кого зависит, творить и отказываться от денег (это в 2000-е то), и вообще делать всё, чтобы не дай Бог роман не уличили в глубокомыслии. Даже если бы и мечталось о такой беззаботной жизни, пацанист наш Сашенька. Понятно, конечно, что Владимир Викторович разбуянились здесь. Для первого знакомства «Лягушек» брать не надо, оставьте роман для того момента, когда после какого-нибудь особенно драматичного произведения захочется всяких бесшабашностей и безбашенностей. В конце концов, нельзя постоянно кормиться т.н. реальностью. Может, потом «и вам захочется», вот и ладненько будет.