Глава 3

Группа «Тараканы!» в полном составе заперлась в большом доме в Мытищинском районе, заявив перед этим, что каждый день в реальном времени она будет с нуля сочинять и записывать по одной песне. Чтобы никто не обвинил участников группы в подлоге и использовании домашних заготовок, они поставили две веб-камеры, которые в режиме двадцать четыре на семь транслируют все, что происходит в доме. Перед тем как ехать сюда, я тоже заходил в YouTube и поглядывал, как идет процесс. Честно скажу, на экране монитора все выглядело не таким прикольным, как на самом деле. Самую большую комнату в доме оборудовали под репетиционное помещение: барабаны, три комбика, микрофон на стойке. Пишутся тоже прямо здесь. Дмитрий Кежватов сидит за оборудованным звукорежиссерским местом. Пульт, макбук с цветными звуковыми дорожками, мониторные колонки. Обычно студийные звукачи стараются снабдить свое рабочее место хорошим креслом. Все-таки им приходится много часов проводить за экраном. А тут Ватов довольствовался складным деревянным стулом. К концу проекта у него должна была появиться плотная мозоль на известном месте.

– Несмотря на мои опасения, что все пойдет через жопу, что мы будем подтупливать, смотреть друг на друга непонимающими глазами и высасывать идеи из пальца, все в итоге оказалось не так, – рассказывает Дмитрий Спирин, периодически отмахиваясь от мух. Здесь их неожиданно много, и на кухне над столом висит сразу несколько липких лент. Мы с ним вышли из кухни и встали в полукруглом помещении, смежном с большой комнатой, где остальные парни чекают барабаны. Сергей Прокофьев монотонно бьет в альт, пока Ватов отстраивает звук микрофона. – Здесь у нас все происходит значительно динамичнее и энергичнее, чем в обычных условиях на репетиционной базе или на студии.

Я расспрашиваю Спирина о проекте «Много шума из ничего» не из праздного любопытства, хотя и это тоже. Пресс-атташе «Тараканов!» Света Тарасова накануне предложила мне написать репортаж о происходящем. Мне эта идея понравилась, но я считаю, что единственный вариант по-настоящему погрузиться в происходящее – это прожить. Если чуваки живут здесь безвылазно, значит, и я должен провести в таких же условиях хотя бы сутки. Оказалось, что места тут полно и мое худое тело никак не перегрузит жилищно-коммунальный ресурс этого дома. Во время сочинения первой песни он получил название «Дом 666».

Беглый осмотр жилплощади показал, что в подвале есть сауна с бассейном, просторный предбанник, диван и большой телевизор с подключенной приставкой Sony PlayStation. Помимо всего этого за настроение на проекте отвечает «Московская пивоваренная компания», которая подогнала столько ящиков «Жигулей» и «Мохнатого шмеля», что запас пива кажется безлимитным.

* * *

Внезапное завершение сотрудничества команды «Четыре таракана» и телевизионного шоу «50×50» сильно подорвало желание Юрия Ленина дальше участвовать в группе. Он был парнем амбициозным, и его представление о том, как надо идти к успеху, никак не включало ссоры с большими менеджерами шоу-бизнеса. Какое-то время они еще порепетировали вместе, но вскоре Юра собрался на выход. Никто не ругался, просто расстались по-хорошему.

– Сперва я решил, что фиг с ним, – вспоминает Юрий Ленин, – просто ребята были угашенные и не понимали, что делали. Думал, что мы еще можем делать музыку вместе. Но очень скоро, когда Сид с Рубаном уже в полной мере распробовали траву, наши репетиции превратились в черт-те что. Парни откровенно скуривались и превращались в неюзабельное дерьмо. И конечно, просирали момент. Я был чувак идейный и такого отношения к делу не понимал. Будущего для себя в этой группе я уже не видел.

– Юра был единственным в коллективе, кто сильно симпатизировал глэм-року и hair metal, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Он хотел играть такую музыку и периодически приносил нам подобные песни. Но мы с Рубаном все это отвергали, не считая музыку ребят с начесами и в лосинах хоть сколь-нибудь привлекательной. Нам уже тогда было понятно, что вся эта грядка групп с Sunset Strip осталась в прошлом. Он покинул «Четыре таракана» и создал глэм-группу Lady’s Man. Но в конце 1991 года вышел альбом Nevermind группы Nirvana, который полностью поменял мировой музыкальный ландшафт, оставив весь этот глэм-рок на обочине индустрии. Получилось так, что Ленин ушел делать волосатую группу за несколько месяцев до того, как всем людям в мире стало абсолютно насрать на эту музыку.

Замена вокалиста – это всегда травматичный момент для группы. Но так получилось, что сменщик для Юры Ленина нашелся очень быстро. Вернее, он был всегда рядом. Денис Петухов уже какое-то время тусовался с чуваками, и привел его в компанию как раз Юра. Петухов, или Пит, как его вскоре стали называть, был очень музыкальным парнем из интеллигентной семьи. Его папа Александр Петухов – знаменитый советский дирижер. Почти двадцать лет он работал руководителем Государственного оркестра кинематографии СССР и дирижером Эстрадно-симфонического оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Под управлением Александра Петухова оркестр записывал музыку для всех культовых кинокартин: «Следствие ведут знатоки», «Семнадцать мгновений весны», «Чародеи» и всего золотого фонда советской кинематографии тех лет.

Денис с детства занимался музыкой и прекрасно играл на фортепиано. Когда его папа работал в Штатах, Пит там бывал и хорошо ориентировался в актуальной музыке, получая информацию из первоисточников.

– Я с детства слушал всю рок-н-ролльную классику: Beatles, Pink Floyd, Led Zeppelin и весь этот набор, – говорит Денис Петухов, вокалист группы «Четыре таракана». – А лет с четырнадцати-пятнадцати пошла подростковая история с тенденцией на утяжеление. Я начал слушать альтернативу конца восьмидесятых и начала девяностых, а также классический панк-рок. Приезжая в Америку, я мог часами залипать в музыкальных магазинах, изучая витрины с аудиокассетами.

«Академическое (пусть и не очень оконченное) музыкальное образование в миксе с бунтарским характером и тинейджерскими панк-взглядами давали мощнейший результат, – пишет в своей книге Дмитрий Спирин. – Фэн Хармса и Зощенко, Довлатова и Булгакова, Пит обладал искрометным и острым умом, а также феерическим чувством юмора. В отличие от Ленина он отлично выглядел, имея много стильных, ни на кого не похожих вещей (в числе прочего он также был счастливым обладателем настоящей американской ста пятидесятидолларовой “косой”). Денис оказался идеальным фронтменом для такой панк-группы, как наша. Бунтарства в нем было столько же, сколько и музыкальности, а значит, мы могли делать более мелодичную музыку. То, что чуть позже получило стилистическое определение “поп-панк”. Мы называли это мелодичный панк, или панк в духе Ramones».

– Петухов был одет по фирме и обладал отличным знанием музыки, – говорит Денис Рубанов. – Он начал рассказывать нам, как делать аранжировки, как вообще музыка сочиняется. И Денис очень круто играл на фортепиано. Если мы тусили в какой-нибудь квартире, где было пианино, то он всегда играл. Его никто не заставлял, он делал это очень легко. Правда, Пит не очень хотел петь, как будто стеснялся этого. Говорил, что он музыкант, что он пальцами музыку чувствует.

– Как и любой подросток, я хотел закрыть историю своего детства и начать все с нуля, – рассказывает Денис Петухов. – Струнными инструментами я тогда не владел, а рояль в рок-среде считался западлом. Я легко принял предложение быть вокалистом, потому что мне вообще не важна была роль. Главное – это движняк и возможность делать любимую музыку.

Первые эксперименты с наркотиками, начавшиеся с подачи Майка Полещука, переросли для парней в нечто большее.

А когда Москву стала накрывать психоделическая волна, то они уже были к ней готовы.

Парни уже знали, что у рок-музыки есть и такая сторона, как наркотики. Знали, от чего умерли Сид Вишес, Дженис Джоплин и Джимми Хендрикс. Про расширение сознания, «двери восприятия» и все такое прочее. Чуваки понимали, что практически все их кумиры употребляли наркотики.

– Так получилось, что я познакомился с человеком, который приехал в Москву из Таджикистана налаживать сбыт травы, – рассказывает Дмитрий Спирин. – Его звали Фарух, и я был первым, кто попробовал его товар. Мы купили у него первую партию уже на следующий день и стали распространять среди своей тусовки. Получилось так, что Фарух с ходу сорвал джекпот, найдя в нас канал сбыта на московское андеграундное рок-сообщество.

По району и далеко за его пределами пошли слухи, что у панков с Кутузовского есть особая дурь, которую стали называть «фарухом». Но только ограниченный круг лиц понимал, что это не просто абстрактное слово, а имя главного поставщика. Интересно, знал ли сам Фарух, что его имя известно едва ли не всей Москве?

Чуваки, конечно, не были первооткрывателями в области употребления и продажи запрещенных веществ. В наркоиндустрию так или иначе была вовлечена практически вся молодежь на районе. Все знали, что в том дворе народ сидит на колесах, там кислотные, а здесь живет прославленный винтовой варщик, и все употребляют и продают его продукт. Во дворе рубановского дома предлагали «фарух».

В книге «Тупой панк-рок для интеллектуалов» Дмитрий Спирин писал, что Фарух не хотел палить свое жилье и предпочитал торговать возле базы «Четырех тараканов». Поэтому там постоянно терлись торчки, желающие прикупить. По понятным причинам он лукавил, ведь книга выходила всего через десять лет после описываемых событий, и лидеру «Тараканов!» вполне могли предъявить за нарушение соответствующей статьи уголовного кодекса.

– Плотно на курение меня подсадил Дима Спирин, – говорит Денис Рубанов. – Майк Полещук был наркоманом, и много он нам давать не мог. А Дима нашел Фаруха, который давал очень много. Но Дима запретил мне торговать травой, хотя я и не начинал. Я ему сказал: «Хорошо, будь ты драгдилером. Мне это неважно». Я горжусь тем, что никогда не барыжил. Мне это было не интересно. Мне это давали и так.

– Мы с Денисом оба брали у Фаруха и потом толкали своим клиентам, – вспоминает Дмитрий Спирин. – Причем, когда Фарух уезжал к себе на родину и все заканчивалось, Рубан находил альтернативные источники, и у нас на точке перебоев не было. И у меня, и у Рубана прямо на базе были нычки и тайники. Но мы оба лечили друг друга: «Ты же не прячешь ничего не базе?» – «Конечно, я не прячу ничего не базе!» – «Правильно! Базу палить нельзя! Надо ныкать где-нибудь там, снаружи!» Но ходить «куда-нибудь туда» нам обоим было влом. На улице холодно, а тут приезжает человек, и ему надо. Ты выходишь, идешь в темный угол коридора, суешь руку в щель между кирпичами и, рискуя быть укушенным грызуном, достаешь припрятанный товар.

Несмотря на плотное увлечение наркотиками, этот период был очень плодотворным для группы в плане творчества. Они все время проводили на репетиционной базе, сочиняя с Питом новые песни и готовясь к записи своего первого полноценного альбома. Параллельно с репетициями они много выступали, стараясь вписываться в любые темы. Помимо «Рок-лаборатории» в Москве появились и другие организаторы, которые тоже старались развивать андеграундную рок- и панк-движуху.

Все тогда очень хотели, чтобы в столице открылся наконец настоящий рок-клуб. С нормальной живой музыкой, где люди с ирокезами и в косухах не будут восприниматься окружающими как инопланетяне. Одной из первых эту мечту реализовала Лана Ельчанинова. Восемнадцатилетняя DIY-активистка смогла договориться с местным Союзом молодежи и открыть в его актовом зале «Клуб имени Джерри Рубина», который можно считать первым рок-клубом в Москве. Буквально через две недели открылось еще кафе «Отрадное», которое тоже работало в формате рок-клуба и сразу получило народное название «Отрыжка». «Клуб имени Джерри Рубина» мало напоминал классический рок-клуб. Это был обычный актовый зал со сценой и аппаратом. В качестве антуража здесь выступала «Выставка неформальных прикидов»: джинсы, куртки и рваные майки тогдашних советских рок-звезд. Hard Rock Cafe на минималках.