Олег Петрович собрался перевести взгляд дальше, но тут ему пришла мысль, что вряд ли эти уверенные в себе люди продержались бы в дворянском обществе больше одного вечера и ночи, если не стоять за колонной. Дело было не в способности вести светский разговор и говорить дамам комплименты – этому можно научиться. Гребнев подумал, что при посещении мероприятия в дворянском собрании или великосветского салона, где обсуждали новости, пили шампанское, играли в карты, они из-за принципиальной несхожести своих взглядов на жизнь, вино и казино по сравнению со взглядами остальных присутствовавших «с большой долей вероятности» оказались бы внесёнными в стоп-лист на проход в заведение или, того хуже, получили бы вызовы на дуэли.

Гребнев стал смотреть дальше.

За столиком у окна сидели две дамы на вид лет тридцати. О женском возрасте Олег Петрович всегда высказывался неопределённо. Молодые женщины без стеснения разговаривали по телефону, в них же на экранах что-то показывали друг другу, пили вино и вели оживлённую беседу, скорее всего, о чём-то новом, красивом и полезном. Сударыни, как обращались к женщинам официанты, выглядели одетыми по моде и имели ухоженный вид.

Не высматривая украшения на пальцах, Гребнев определил, что перед ним жёны или подруги, которые расходуют средства своих состоятельных мужчин. Манера поведения и внешний вид говорили, что женщины вряд ли работают, скорее посвящают время себе, но, возможно, развлекаются приобретённым для них малым бизнесом, например косметическим салоном или nail/brow-баром. Детьми они не обременены: маленькие – на руках у нянек, постарше – после уроков в частной школе там же делают домашнее задание и с бабушкой или дедушкой на машине с семейным водителем едут на занятия в спортивные секции. Салат оливье дамы готовить сегодня не будут – всё уже приготовлено домработницами или доставлено из ресторана. «Породу оставляем в стороне, и если дам нарядить, то будут дворянки», – поначалу решил Гребнев.

Дальше память стала подсказывать ему, что женской части дворянства в целом были присущи высокий уровень культуры, образованность, поведение согласно этикету, владение французским языком, интерес к чтению литературы, умение играть на музыкальном инструменте, петь и, в конце концов, танцевать на балах. «Ещё и смартфонов у тех не было», – добавил Гребнев и посмотрел на дам уже с сомнением.

За одним из столиков обедали двое мужчин: один больше говорил, другой больше ел и для поддержания разговора делал головой неопределённые движения. У ног того, кто ел, на низкой подставке стоял новогодний пакет из плотной бумаги, очевидно, подарок. Гребнев решил, что чиновник получает поздравление от коммерсанта. Судя по тому, что аппетит у коммерсанта отсутствовал, инициатива обеда принадлежала не ему.

Гребнев предположил, что «чиновник» теперь думал: «Не засветился ли я, сидя здесь с этим деревенщиной? Но очень хотелось поесть суточных щей в горшочке, а пакет для подарка “крестьянин” выбрал правильный – без названия своей компании, соображает всё-таки». Олег Петрович посчитал, что «чиновник» мог бы поприсутствовать в своей же роли в XIX веке, но называть его дворянином не хотелось.

В отдалении сидели две пары среднего возраста – обедали с вином, весело общались и периодически дружно смеялись. Не утруждая себя сомнениями, Гребнев определил их как семьи квалифицированных специалистов, рабочее время которых проходит за компьютером. Управляющие фондами или дизайнеры с фамилией, что-то такое, но профессионально успешные люди. «Профи Новый год отметят не дома, а с компанией где-нибудь в шумном месте, например в ночном клубе. Дома, в его якорном понимании, у них, скорее всего, нет – арендуют жилплощадь, там и проживают. Они ещё думают, где у них в недалёком будущем построится дом – здесь или в другой стране, может, и сейчас обсуждают. Неопределившихся в историю не берём», – решил Гребнев.

Следующими оказались двое обыкновенных на вид мужчин в возрасте за пятьдесят с жёнами – все одеты, как показалось Олегу Петровичу, без изящества. Мужчины объявляли тосты, чокались рюмками и выпивали, дамы с небольшими перерывами отвечали на телефонные звонки. Общее оживление за столом указывало, что Новый год к ним уже пришёл. Гребнев сообразил, что это гости из региона: приехали в столицу потратиться и отдохнуть, а жёны принимают поздравления с малой родины, где Новый год, наверное, действительно наступил. Не разбираясь с социальным положением приезжих, Олег Петрович решил облачить мужчин в халаты и отправить на природу в сельскую местность.

Присутствовала группа китайских туристов. Одетые тепло, для пешей прогулки, они листали путеводитель и, возможно, обсуждали дальнейший маршрут освоения территории или прикидывали, как русские названия звучат на китайском. Местный праздник Нового года для них ничего не значил. У китайских товарищей свой Новый год и вообще календарь жизни. Гребнев мысленно поздравил их с успехами и пожелал «счастливого Нового года и Рождества». Туристам не было никакого дела до него и всех остальных вокруг.

Оглядевшись, Гребнев подумал, что сегодня дворян мало, и решил, что все ярлыки навесил.

«Ну что ты, в самом деле, дворянин не дворянин… Портреты им сочинил, физиономист нашёлся… – слегка пожурил он себя. – Это такие же люди, как из массовки на съёмках: идёт по залу в окружении свиты, голубая лента через плечо, мужчины встречают поклонами, женщины реверансы делают, а у самого ни роли, ни даже слов нет. Да, но какой вид имеет!.. – поспорил сам с собой Гребнев, вспоминая увиденное на съёмочной площадке. – Никто не будет думать, что “князь ненастоящий”. А почему? Потому что зритель смотрит и знает, что купил билет и ему рассказывают историю, а тут вроде как сама история происходит, а то, что жизнь именно такая, верить никто не хочет. Не умничай, идти пора».

Ещё он подумал: «Интересно посмотреть, как проходит ”сказочная ночь“ для тех, кому продали билет, и для тех, кто сам решает, какая сказка будет ночью. Понятно, что не для всех… А есть у них что-то общее, кроме билетов на сказку? Опять меня заносит… Ладно, как-нибудь…»

Напоследок Гребнев причислил себя к продвинутым специалистам, но с ясными представлениями о доме и определившейся любовью к Родине, самоназвался дворянином и удовлетворённо допил кофе из маленькой кремовой чашки. Музыка закончилась.

Желая получить счёт, Олег Петрович поискал глазами официанта и, немного обернувшись, посмотрел себе за спину, в угол зала, где стоял сервировочный шкафчик, которым пользовался персонал ресторана. Оказалось, что позади Гребнева, за столиком на двоих, спиной к нему сидел мужчина и напротив мужчины тоже кто-то сидел. Олег Петрович не заметил их раньше. Официант стоял как раз рядом с этим столиком.

Привстав и развернувшись, совсем уже неприлично Гребнев заглянул поверх плеча мужчины и увидел девочку, как ему показалось, лет около десяти, с русыми волосами. В руках она держала столовые приборы, перед ней на тарелке лежал эклер. Девочка заметила странное поведение Гребнева и посмотрела на него умными глазами. Во взгляде ребёнка он прочитал обращённый к нему вопрос и почувствовал неловкость.

Начала складываться новая мысль, но Гребнев не успел задуматься, так как ощутил в кармане пиджака вибрацию смартфона. Он присел на стул, достал «дрожащий» аппарат, посмотрел, как на экране определился входящий звонок, а затем сдвинул зелёный кружок приёма вызова.

– Слушаю вас, – сказал Гребнев, сосредоточившись в ожидании начала разговора и ощущая лёгкий душевный трепет.

– Здравствуйте, Олег Петрович, – раздался мужской голос с уверенно деловой интонацией.

– Здравствуйте, Сергей Сергеевич, – ответил он, стараясь попасть в ту же тональность.

– Примите к сведению: я подписал вам поручение, курьер отправлен. Не затягивайте с исполнением. Всего наилучшего.

– Я понял. Спасибо, Сергей Сергеевич! До свидания, – успел сказать Гребнев, как его собеседник закончил разговор.

Волнение исчезло, и он почувствовал радость: произошло то, ради чего Гребнев приехал в выходной день на работу, – получено новое задание. Никакой неожиданной встречи с заказчиком не состоялось, просто его главный заказчик ему позвонил, и сразу открылись новые перспективы. Этого достаточно, это то, что Гребнев желал.

Ни о чём больше не рассуждая, он оплатил счёт за обед, оделся в гардеробе и вышел из ресторана.

Ускоренным шагом Гребнев направился в свой офис, который располагался в здании на другой стороне улицы – в деловом центре на углу Пушкинской площади и Тверской, который прославился тем, что как-то выгорел дотла и годы стоял заброшенным пепелищем, пока его не восстановили.

Лёгкий мороз холодил лицо. Тротуары зачистили от недавно падавшего снега. Снежные кучи дожидались у края проезжей части, когда их вывезут на плавильные пункты. Обычная погода для зимы.

* * *

Звонил Гребневу Сергей Сергеевич Петров – важный чиновник, начальник управления. Неудивительно, что деловой звонок от него раздался, когда люди в основном уже занимались последними приготовлениями к новогодним праздникам. Производственный календарь Сергея Сергеевича зависел не от чёрных и красных дней, а от загруженности делами и их срочности. Петров являлся весьма ответственным лицом, и обязанностей у него хватало. Для выполнения служебных задач он работал столько, сколько требовалось для их успешного выполнения, и не считался со своим личным временем и временем других. По-иному быть не могло.

Гребнев знал Петрова не так чтобы давно, но уже несколько лет. Отношения между ними строились строго формально, на основе договора об оказании консультационных услуг. В документе стояла подпись Сергея Сергеевича, как и на заданиях, выдававшихся Гребневу время от времени в соответствии с договором. Сергей Сергеевич не являлся начальником для Олега Петровича, но в действительности именно от него зависело успешное существование компании Гребнева: удовлетворённость Петрова в результатах исполнения его заданий имела ключевое значение для зачисления и пребывания в обойме ведущих экспертов-консультантов.

Ходить к влиятельным людям хорошо с любыми докладами: улучшается качество жизни консультанта и открываются разные дополнительные возможности. Работая для Петрова, Гребнев старался как мог. Проектов первостатейной важности пока не случилось, но называть незначительным то, что сделано, было неверно.

Следуя по подземному переходу, Гребнев думал о состоявшемся телефонном разговоре. Диалог вышел сухой, поздравить Петрова с праздником он не успел. Понятно, что у Сергея Сергеевича нет времени выслушивать любезности в трубке, спасибо, что нашёл возможность лично позвонить. Значит, дело предстоит нерядовое, ответственное, а новогодняя открытка, отправленная Гребневым, точно уже дошла до Петрова. Новый заказ подтверждал, что наверху его работу ценят и полагают нужной, а значит, и полезным считают, что важнее всего.

Получить письмо от Петрова Олег Петрович хотел непременно сам. Тогда заказчику доложат, что документы переданы лично в руки, и тот поймёт, что, как и он, Гребнев сегодня на работе, дела не позволяют ему отдыхать и что Олег Петрович сразу «включается» по звонку. Подсознательно заказчик запомнит, что они с Гребневым в одинаковом положении, что он – «свой». С такими мыслями Олег Петрович вошёл в тёплое здание, и его дорогие офисные туфли не по сезону на кожаной подошве зацокали каблуками по скользкой плитке пола. На ресепшене Гребнев предупредил, что ожидает курьера с документами, и по лестнице поднялся на четвёртый этаж. Лифты в деловом центре не работали.

Рядом с дверью офиса компании Гребнева висела табличка с названием «КПП». Первое время после учреждения компания называлась «Консалтинг политических проектов», но затем он оставил только начальные буквы трёх слов – коротко и ни к чему не обязывает. Для клиентов потерялась смысловая ясность, но получилась интересная, как ему показалось, двусмысленность: путь к цели проходит через КПП Гребнева.

Электронным ключом он открыл дверь и зашёл в офис. Персонал компании отсутствовал, на работу сегодня никто не вызывался.

Гребнев прошёл в свой кабинет, снял и убрал в шкаф зимнюю куртку и сел в кресло за рабочий стол. Хотелось скорее узнать тему и содержание полученного задания. Ждать оставалось недолго.

Кабинет Гребнева представлял пространство, где, помимо директорского стола, размещались стол с креслами для проведения совещаний, журнальный столик с мягкой мебелью для неформального общения и несколько стеллажей для книг. Основное место на книжных полках занимала многотомная библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времён до начала ХХ века. Большую часть томов в тёмном переплёте Гребнев не читал и даже не пролистывал, потому что полагал отечественную мысль устаревшей. В одном углу стоял шкаф для одежды, в другом висела телевизионная панель. На журнальном столике с начала зимы находилась маленькая искусственная ёлочка, украшенная только горящими лампочками.

Большая площадь столешницы директорского стола позволяла во время работы удобно раскладывать распечатанные тексты и документы – Гребнев предпочитал документы в руках, а не файлы на экране. Монитор компьютера и телефон офисной АТС располагались на приставной тумбе слева. Настольная лампа современного дизайна с узким удлинённым плафоном давала хороший направленный свет на нужное место перед человеком, сидевшим за столом. Рядом с ней находились два чугунных, покрытых чёрной матовой краской бюста высотой сантиметров двадцать пять: императора Николая Первого и поэта Пушкина.

Бюсты были самыми примечательными предметами в кабинете. Все, кто заходил к Гребневу, обращали на них внимание и с любопытством рассматривали. Некоторые не стесняясь спрашивали, указывая на один из бюстов: чей это? Получив ответ, качали головой, изображая понимание. Про бюст Пушкина вопросов не задавали. Самому Гребневу нравилась детальная проработанность скульптурных портретов.

Сначала в кабинете появился бюст Николая Первого, изготовленный, судя по клейму, в 1840-е годы на Мышегском заводе княгини Е. Бибарсовой. Бюст подарил режиссёр кинокартины, в работе над которой участвовал Гребнев. Император в военном мундире с эполетами и орденами непреклонно смотрел немного вверх. Мыслей о схожести железного императора с оригиналом у Олега Петровича не возникло. Бюст понравился ему и занял место не на книжном стеллаже, а на рабочем столе.

Через несколько дней Гребнев подумал, что для создания правильного впечатления от обстановки требуется иметь в кабинете и заметный культурный акцент. Находясь в состоянии душевной погружённости в киносъёмки, долго Олег Петрович не выбирал. Хотя он не являлся поклонником творчества поэта и художественную литературу читал по необходимости, отправился в книжный магазин и, найдя там бюст Пушкина, купил его. Поэт, одетый в смокинг с галстуком, смотрел в левую сторону. Погрудное изваяние было современной массовой продукцией. Гребнев отметил, что Александр Сергеевич выглядел несколько непохожим на себя, то есть не так, как представлялось ему по общему впечатлению от изображений Пушкина на двух известных портретах, написанных художниками Кипренским и Тропининым в 1827 году. Портреты эти с детских лет знакомы всем. Гребнев специально смотрел репродукции и описание картин. Искусствоведы отмечали байронизм Пушкина в работе Кипренского и одухотворённость поэта у Тропинина, современный же был корректен во всём, но на свои портретные изображения не походил. Олег Петрович предположил, что таким Пушкина видели его создатели – владельцы производства. Замыслу Гребнева это не мешало: по бакенбардам понятно, кто изображён, а знавших поэта лично сегодня нет.

Поставив бюсты на стол на небольшом расстоянии друг от друга, он удовлетворился. Скульптурные изображения великих людей характеризовали владельца кабинета мыслящим по-государственному, образованным и культурным человеком – Гребнев рассчитывал на такое впечатление. Иногда он шутливо обращался к бюстам с вопросами, что смешило работников КПП – вроде как директор разговаривал с самим императором или поэтом.

На стене, дальней от директорского стола Гребнева, висела небольшая цветная портретная фотография президента страны – такие тоже продаются в книжных магазинах. Лицо президента улыбалось и располагало к доверию, взгляд его был направлен вперёд. Посетитель не замечал фотографию, когда входил, потому что она оказывалась у него за спиной. Портрет бросался в глаза при выходе из кабинета. Увидев его, некоторые из посетителей начинали вспоминать, не слишком ли много они наболтали во время разговора. Гребнев осознанно поместил президентский портрет не на видном месте. Он считал, что не состоит на государственной службе и не имеет цели бессодержательно демонстрировать принадлежность к вертикали государственной власти. Президента уважал. С органами власти и управления работал с удовольствием, полагая, что и сам делает что-то нужное для страны.

Гребнев оживил монитор компьютера – на экране высветилась лента новостей – и стал просматривать краткие заголовки, уделяя внимание нужному. Он привык следить за информационными сообщениями о событиях, поскольку работа требовала оперативно знать о происходящем в стране и за её границами.

Новости больше относились к наступавшим праздникам, чем к деловой или политической жизни. Прочитав несколько сообщений, в том числе выделенных жирным шрифтом как важные, Гребнев понял, что дела и политика в этом году закончились, по стране разъезжал в санях Дед Мороз и шагал маленький, но Новый год.

Сообщение, что бывший премьер-министр Франции вышел из состава совета директоров крупной отечественной нефтехимической компании, под конец года излагалось читателям как история из жизни пенсионеров. Гребнев удивился, что иностранец продержался долго. Он подумал, что, приглашая управленца международного класса, страна поступает расчётливо или благодарно, вознаграждая его за прошлые дела. «Как бывает, – размышлял Олег Петрович, – изменившиеся обстоятельства делают нецелесообразным дальнейшее сотрудничество, и проект закрывается. Бывший премьер-министр… Здесь дела серьёзные… и обстоятельства, вероятно не в сфере текущих международных отношений, на что-то намекают». Он поморщился. Гребнев нередко читал в новостях то, что не написано. Новости бывают многоплановыми, но он считал себя догадливым, что для аналитика в порядке вещей.

Ещё один заголовок, привлёкший внимание Олега Петровича, напоминал о продолжении расследования уголовного дела в отношении арестованной в апреле бывшей замминистра культуры. Экс-чиновница подозревалась в злоупотреблении должностными полномочиями в рамках схемы хищения денежных средств через «Пушкинские карты». Гребневу хотелось знать, чем всё закончится, но конца пока не предвиделось.

Олег Петрович заинтересовался, какие фильмы ожидаются к выходу в прокат в ближайшие месяцы, – планировалась премьера художественного фильма «Онегин», затем узнал, как первые лица встретят праздник, и ознакомился с изменениями в законодательстве, которые вступят в силу с первого января. На всякий случай он изучил телепрограмму на несколько дней вперёд: нет ли анонсов каких-либо проектов, о которых потом будут говорить? Смотреть предлагалось авантюрные истории с пальбой в прямом и переносном смысле во все стороны: криминального, военного, исторического, общественно-политического, фантастического – какого-угодно покроя. Это было скучно.

Думая, чем ещё себя занять, Олег Петрович обвёл глазами кабинет и остановил взгляд на большой толстой книге в кожаном переплёте, которая стояла на полке. Он встал из-за стола, подошёл к стеллажу и взял книгу в руки, сразу ощутив её тяжесть. Это была «Российская летопись», изданная в начале двухтысячных в Санкт-Петербурге, большого формата, с золотым обрезом, на толстой глянцевой бумаге – модный некоторое время назад подарок одного из клиентов. Гребнев иногда просматривал летопись, чтобы узнать о событиях, происходивших в истории государства в те же календарные дни, но в прошедшие годы. Положив книгу на журнальный столик и присев в кресло, он открыл декабрь 1836 года. В связи с тем, что его текущая работа была связана со съёмками фильма о последних днях жизни Пушкина, Гребнев невольно многое делал под влиянием событий двухсотлетней давности, относившихся к поэту.