– Но как же так, Геннадий Петрович? Ведь дети… Как без дня рождения… – раздосадовано говорила Нина Ивановна, понимая, что решить эту проблему так сразу будет сложно.

– Позволить себе отмечать дни рождения у нас могут только единицы, кому родственники высылают какие-нибудь деньги. А вы сами понимаете… – Постников не стал договаривать, а как бы прервал сам себя и продолжил. – Вот, кстати, Ксюша Пикалева не в вашей группе?

– В моей.

– Вот ее день рождения вы сможете отмечать всегда и очень даже неплохо.

– Это почему?

– Да потому что, Нина Ивановна, потому что… Вот у вас зарплата сто рублей? А ей отец из тюрьмы на день рождения присылает каждый раз рублей по пятьдесят. Это вы сами представляете, для маленького ребенка – огромные деньги! Вы только на два рубля большой торт купите, а на остальное – и печенья, и конфеты, и чай на всех ребят, – сказал Постников, правда, не особо радостным тоном.

– Это же замечательно! Только вот остальные… – начала Нина Ивановна, но, заметив задумчивый вид Постникова, спросила:

– Как же так получилось? Отец – в тюрьме, и такие деньги…

– Откуда деньги там, я не знаю. Но знаю почему. Этот мужчина поссорился как-то раз со своей женой. Начался скандал, драка. Ну, а потом… Резанул ей ножом по горлу. Мать, истекая кровью, бросилась к колыбели, закрывая дочку, чтоб он ее не тронул, наверное, чтоб не забрал. Мужчина испугался, убежал… Потом его нашли, посадили на пятнадцать лет. А жену его нашли мертвую, дочка рядом кричала в колыбели… Полной кровищи… Жуть…

Нина Ивановна громко сглотнула, в голове возник образ ее воспитанницы, глаза увлажнились. Постников продолжил:

– Вот теперь отец присылает ей деньги, чтобы отмечался у дочки день рождения.

– Извините…

И Нина Ивановна, больше ничего не сказав, вышла за дверь.

Теперь маленькая девочка Ксюша каждый год в свой день рождения сидела во главе стола в нарядном платье, с огромными розовыми бантами, веселая и довольная. В окружении ребят, каждый из которых в глубине души считал это своими именинами.

О настоящей цене этого «праздника» не знал никто.

***

Вернувшись немного обратно, надо сказать, что харизматичную и артистичную Нину Ивановну, бойким голосом объявляющую подъем, построение, постоянно пересчитывающую ребят, запомнили все в первый же день. А вот молодая и неопытная воспитательница, как ни старалась, за день не успела запомнить и половины из толпы одинаково одетых ребят.

Она не запомнила бы их и за неделю, а может, и за месяц, если бы каждый из первоклашек не попытался назвать ее мамой. Нина Ивановна при этом с непривычки смущалась, объясняла, что так называть нельзя, что она, к сожалению, не их мама. А услышав правду, ребенок, как правило, тут же начинал расспрашивать, где же его настоящая мама и кто его папа, да откуда его привезли. И самое главное, когда же за ним приедут.

Тридцать восемь человечков, которым предстоял тернистый путь в будущее, для начала желали узнать о своем прошлом.

Нина Ивановна решила им в этом помочь.

Первое, что приходило на ум, – обратиться к директору. Воспитательница в одну из первых же рабочих смен отправилась к нему. Дверь в кабинет была открыта, Постников сидел за своим огромным столом и читал толстую книгу.

– Геннадий Петрович, здравствуйте!

– Ой! – вздрогнул от неожиданности директор и, оторвавшись от чтения, поднял на нее глаза. – Здравствуйте, Нина Ивановна. Что-то случилось?

– Нет, я к вам по делу. Мне бы личные дела на моих детей, посмотреть хочу, – бойко и решительно заявила девушка.

– Хорошо, только вам зачем?

– Да хотелось бы знать, с кем работаю, у кого какая история. Да и дети интересуются, в конце концов, то и дело спрашивают, откуда они, кто мама, кто папа. А я и сама не знаю, что говорить.

– Ну, это дело хорошее. Только вы с этим поосторожнее, сами понимаете, наверное. Для маленьких не стоит в особые подробности вдаваться.

– Да-да, конечно, – согласилась Нина Ивановна, пока директор открывал один из шкафчиков.

– Т-а-а-к-с… Вот! Вот здесь ваша группа сложена. Возьмите сразу всё, прямо сейчас перетаскайте к себе, чтоб меня не тревожить каждый раз, – сказал он, указывая на несколько стеллажей, уставленных серыми папками-скоросшивателями с надписью «Дело №…».

Недолго думая, Нина Ивановна стопками, одну за другой, быстро перенесла все папки на свой учительский стол, который стоял за небольшим шкафчиком, перед входом в детскую палату мальчиков.

Теперь перед воспитательницей расположились несколько стопок с пыльными папками, забытыми всеми сразу же после первого заполнения. Правда, в некоторых «делах» пару-тройку раз в год совершались записи о посещении ребенка родственниками. Но о большинстве из этих папок должны были вспомнить только лет через десять, перед самым выпуском ребят.

Сидеть и разбирать личные дела, пока маленькие хозяева этих дел останутся без присмотра, было бы довольно безответственной идеей. Поэтому Нина Ивановна, закончив смену и передав «эстафету» своей напарнице, такой же молодой воспитательнице Татьяне Павловне, сама не ушла, как полагалось бы, домой.

Открывая папку за папкой, Нина Ивановна все больше и больше удивлялась. У многих ребят были родители, некоторые совсем рядом, в соседнем городе. Почти у всех были какие-то родственники. Будучи еще совсем наивной девушкой, она совсем не ожидала такое узнать. «Так в чем же дело? Почему они тогда все здесь? Почему родственники не навещают?» – думала она.

– О! Это я! – радостно крикнул за ее спиной маленький Егорка.

Нина Ивановна вздрогнула и отвлеклась от своих размышлений. В ее руках была открыта папка с делом Егорки, озорного, постоянно взъерошенного мальчишки. В папке была его фотография, краткие сведения о дате и месте рождения и в графе о родственниках числился дедушка. Далее – адрес.

– Егорка! – крикнула, подбегая, напарница Нина Ивановны. – А я тебя везде ищу! Какой ты шустрый.

– Я тут, Татьяна Павловна! Просто нам Нина Ивановна всем пообещала рассказать, откуда мы и кто к нам скоро приедет!

– Ах, вон чего! – воскликнула Татьяна Павловна и обратилась к Нине Ивановне. – А я думаю, чего ты домой не уходишь!

И быстро глянув в папку, продолжила:

– Так, и что у нас тут? У Егорки дедушка есть!

– Ну, да… Странно. Есть, – наконец-то проговорила Нина Ивановна.

– Так, ему надо написать! Может, он и не знает, что у него внук здесь!

Егорка тут же запрыгал от радости, вырвался от держащей его за руку воспитательницы и побежал в соседнюю палату с криками:

– А я здесь на зиму не останусь! Меня дедушка скоро заберет!

Две молодые воспитательницы переглянулись и решили действовать. По очереди оставаясь после своих смен, они несколько дней подряд всем родителям и родственникам, где есть хоть какие-то адреса, стали писать письма.

В письмах они всем искренне и добродушно рассказывали, какие замечательные растут у них детки.

Первое ответное письмо не заставило себя долго ждать. Оно было как раз от дедушки Егорки. Нина Ивановна радостно раскрыла конверт и быстро, сначала не вслух, прочитала:

«Здравствуйте, уважаемая Морозова Нина Ивановна!

Без лишних вступлений хочу вам сразу же кое-что пояснить. У меня есть две дочери. Одна из них – нормальная, вторая – совсем непутевая, как я с этим ни боролся. Вот эта непутевая дочь уже одного внука мне подарила. Сам я инвалид второй группы, но, тем не менее, воспитываю этого одного внука.

Сколько у нее еще детей? Может, с десяток по всей стране! Она ведь где только не мотается. Знать я этого больше не хочу. Не пишите мне и не расстраивайте меня, пожалуйста. Потому что взять еще кого-то у меня сил нет.

Надеюсь, вы меня поймете».

Прочитав, она быстро сложила листок и вложила обратно в конверт. Прочесть его Егорке она никак не могла. А он стоял рядом и ждал.

– Ну, что там? Что дедушка пишет? Скоро приедет? А то я устал ждать!

Нина Ивановна еще пару минут молчала, собираясь с мыслями, а потом с трудом ответила:

– Егорка, к сожалению, это не твой дедушка. Мы ошиблись.

Следующие ответы стали приходить один за другим в течение месяца. Некоторые письма были из администраций городов, где сообщалось, что кто-то из родителей в тюрьме, кто-то умер, кто-то лишен родительских прав. На многие письма приходили ответы от чужих людей, проживающих поблизости. Разные люди из разных городов писали много общего и похожего: родители ведут аморальный образ жизни, пьют, гуляют, им не до детей.

Но в ответ на одно из писем все-таки явился как-то раз и сам адресат. Молодая, красивая и ухоженная женщина, резко распахнув двери, буквально ворвалась в интернат. По всей видимости, была она очень-очень зла.

Сразу же на вахте, как только дверь с шумом за ней захлопнулась, она начала кричать, ругаться и требовать директора. Скандалила до тех пор, пока не прибежал Постников, на которого без всяких вступлений и объяснений полилось:

– Да как вы посмели? Да кто вам это позволил? Вы вообще в своем уме?

– Вы успокойтесь, пожалуйста. Скажите, в чем дело-то? – спокойно потребовал директор.

– А то вы не знаете в чем дело? А я вам скажу! – женщина выхватила из сумки конверт и начала им трясти. – Вот! Ваше письмо! Отсюда пришло! Зачем это нужно было делать? Вы не имели права этого делать! Я написала «отказную» от ребенка! А теперь ваше письмо мне всю жизнь сломало!

О сломанной жизни этой женщины удалось разузнать чуть позже из различных обрывков личного дела ее ребенка, из ее гневных выкриков, а затем и из более спокойной беседы в кабинете Постникова.

Оказалось, что письмо Нины Ивановны пришло на адрес старой квартиры, где женщина когда-то проживала будучи студенткой. Почтальона встретила бабушка, живущая по соседству, она и сообщила, что девушка эта давно уже там не живет, но с радостью согласилась отнести письмо на ее новый адрес.

Девушка эта, к тому времени ставшая представительной женщиной, проживала в элитном районе, в богатом доме. Было у нее двое прекрасных детишек и состоятельный муж, к которому это письмо и попало в первую очередь.

Из письма мужчина узнал, что у его дорогой и любимой жены было сомнительное студенческое прошлое, от которого остался ребенок в детском доме, и ребенка этого она ни разу не навещала. Да и вообще никогда мужу о нем ничего не рассказывала.

После разбирательств в кабинете директора, многочисленных извинений с его стороны за своих молодых и неопытных воспитательниц женщина, высказав все, что хотела, вышла в коридор, понурая и более-менее успокоившаяся.

Нина Ивановна, все это время поджидавшая ее там, сразу же подошла и искренне извинилась. Женщина, не обращая на нее внимания, молча шла к выходу из интерната.

– Послушайте, – еще раз обратилась к ней воспитательница после некоторой паузы. – Раз уж вы здесь… Ехали к нам так долго… Ладно, я все понимаю. Ну, не хотите вы его знать и забирать. Но посмотреть-то на него хотя бы разве не хотите? Мальчишка ведь прелесть!

– Да что вы вообще такое говорите!? – возмутилась женщина, ускорив шаг.

– Ну, ведь необязательно даже знакомиться, говорить о чем-то. Давайте вы будете стоять в коридоре, я ему ничего не скажу, что вы мама, просто мимо проведу, а вы посмотрите?

Не сбавляя хода, женщина посмотрела на Нину Ивановну испепеляющим взглядом и со всей злостью, какую только могла вложить в голос, сказала, как отрезала:

– Нет! – и вышла, снова громко хлопнув парадной дверью детского дома.

Ей теперь предстояло налаживать свою сломанную жизнь.

К концу рабочего дня Постников вызвал Нину Ивановну к себе в кабинет.

– Слушайте… Что я хочу вам сказать, – начал он суховатым тоном. – Я вам, когда личные дела отдавал, и подумать не мог, что вы до такого дойдете! Это ж уму непостижимо! Вот вы скажите. Что? Может, война какая-то была? Или какая-то катастрофа? Вы чего кинулись искать их родню-то? Вы поймите наконец: их оставили! Либо в роддоме, в лучшем случае, либо еще где-то. Либо их изъяли из неблагополучных семей, где невозможно жить. Значит, они не нужны там! Вы чего же пишите-то? Кому надо, они приедут. И приезжают. Кому надо, ищут. И находят.

– Я всё поняла, Геннадий Петрович, – ответила Нина Ивановна. – Больше такого не повторится.

Такого больше и не повторилось. Все тридцать восемь писем были написаны и отправлены. Многие из них так и остались без ответа.