– Говорят вам: не крутитесь! – всплеснула руками, хлопнув в недовольстве себя по бёдрам, Шанти. – Сейчас я сбегаю, принесу спирт и бинт, – фыркнула она, направившись к лестнице. – И клубки ниток с собой у меня. Зашить-заштопать одежду вам, если где щепками или оружием этого чудища прорвалась.

– Спирт? И… и мне тогда бутылёк! Даже два, раз такое дело! Бочку вина, бочонок пива… – загибал пальцы гном, заказывая себе выпивку.

– И печёной картошки! – зачем-то крикнула вслед Ассоль, а потом скривила губы, осознав нелепость всей ситуации.

– Устроили тут цирк с конями, – держа на руках седобородого почившего приятеля, прошагал к ним Бернхард, покачиваясь. – Как ты, зверинец?

– Вильгельм де ла Конте, – сверкнул тот недобрым взором не прикрытого ладонью правого глаза вверх на усача.

– Да ну брось, братец, я это в жизни не выговорю, – заявил тот. – А кошка права, не думал, что ты храбрец такой в драку лезть. Дух авантюризма, говоришь? Хе! Однако… – с кривоватой от усталости, но довольной ухмылкой, покачал он слегка головой.

По его виду было понятно, что благодарить рыжий усач толком не умеет. Он и мялся, и пытался держаться мужественно: мол, и без подмоги бы как-то, может, сам справился бы. И всё же во взгляде его явно читалась искренняя обеспокоенность состоянием анимага, как и признательность за его активное участие в драке. Он явно зауважал перевёртыша куда сильнее, чем оценил для себя того по первым впечатлениям в трактире у Ганса.

– Кошка? – донеслось снизу от возвращавшейся Шанти. – Ты кого это кошкой назвал, конопатый?! – фыркала она, взбираясь по лестнице.

– Услышала, чтоб её… Вот это слух… – процедил с досады Бернхард и понёс тело капитана в спальню, плечом толкнув дверь и уложив того на кровать.

– Дядю Освальда убили такие… – проговорил им Вильгельм, поморщившись от презрения к твари, с которой они все столкнулись. – Вдвоём пробрались в его поместье, словно тараканы. Один взял на себя стражу, другой лично за дядей явился. Так же, под ночь. В его спальню. Никто так и не понял, за что его зарезали. Он вроде никому дорогу не переходил, тёмных дел не вёл. Свои каменоломни имел, исправно платил каменщикам, сбывал потом всё добро то на стройки, то в мастерские камнетёсам и скульпторам. Может, цены стал завышать, захотел побольше нажиться? Вот ему и совсем перекрыли доход, и пустуют нынче каменоломни. Отец мой вести дело своего брата не стал, но всё никак их перепродать теперь не может, нет покупателей. Дядя Шердиан – у отца было двое братьев, так что есть у меня ещё один дядя – тоже каменоломнями не заинтересован. Он по другой совсем части и вечно в разъездах. Чародей, между прочим. Полгода назад дело было. Ну и убийц, естественно, не нашли тоже… И он мёртв? – полюбопытствовал аристократ, подняв голову, вытянув шею и взглянув внутрь комнаты вслед усачу.

– К прискорбию, да. Скончался капитан наш от переломов и ран. Не успели мы вовремя… – вздохнул, опустив голову, Берн. – Кажется, я эту тварь в лохмотьях видел на улицах среди нищих сегодня. Умело маскируется с накинутым капюшоном под оборванца. А на деле вон что…

– Чёртовы твари…. Прошу прощения за свой таскарский, – произнёс, жмурясь в гримасе, Вильгельм, которому Шанти принялась мазать три кровоточившие раны на лице.

– Говорят, глаза – это зеркало души. А эта бестия душу прямо глазами высасывала! Прямо лицом своим зеркальным! Видали? – воскликнул гном, округлив глаза от воспоминаний.

– Это маска… – пояснил ему грустный Бернхард, не поднимая взора.

– А я говорил, господа, быстрее в дорогу от таверны двигаться надо, а не лясы точить. Прошу прощения за свой таскарский, – поглядел анимаг в первую очередь на цыганку, словно при даме не желал себе позволять не только ругательства, но и даже какие-то просторечные и не свойственные манерам аристократа такие вот выражения.

– Щекой повернись, душечка… – закатила та свои кошачьи глаза, продолжая ватой в щиплющем растворе водить вдоль порезов на коже морщащегося и иногда подрагивавшего от резкой боли Вильгельма. – Плохой месяц. Луна близко к планете, да ещё в знаке Мантикоры. Одни неприятности всем сулит.

– Расскажу вот вам одну историю… – задрал палец кверху Аргон. – Я же скальд всё-таки… Ой… – чуть не споткнулся он о подсвечник. – Что за происки Локи! Где эта штука стояла? – поднял он предмет.

– Да там, возле книг снизу, – указал Берн, выглянув в коридор.

– Кто додумался свечи возле книг держать, они ж загореться могут… А тут па-па-па-па-па… – побелел гном, потом аж позеленел, выкатив глаза, раскрыв рот и выронив подсвечник из рук.

– Чего ты? – не поняла, приблизившись Ассоль, поглядев на гнома, а потом в направлении его взгляда. – А-а-а! Тут паук! – вскрикнула она тоже, прячась за низкорослика, а тот перебегал с места, прячась уже за неё: так и пятились, чередуясь, словно на каком-то забавном ярмарочном конкурсе.

– Чего развизжались?! – дунул на свои пышные усы Бернхард с недовольством, прошагав к ним. – Обычный домовый паучок, чего расшумелись? – согнал он прочь тёмно-серое членистоногое.

– Куда ты его! А-а-а-а! – заверещал Аргон, упираясь в Ассоль и топчась ей по ногам. – Он ползёт на меня!

– Так! Душечки! Прекратите паясничать, – подняла его Шанти, перенеся подальше. – Никогда ещё не видела, как гномы верещат в панике.

– Эй! Эй! Поставь меня на место! – дрыгался схваченный за бока цыганкой Аргон.

– Тут же паук где-то ползает! – обогнала их спешно ретирующаяся от книжного шкафа Ассоль.

– А-а-а! Тогда держи меня на весу, женщина! – царским тоном голосил гном.

– Ох и хитрюга! – фыркнула женщина-кошка.

– Я вот гнома на себе не повезу, если конём стать придётся, – приходя в себя, всё ещё не поднимался с места, упираясь в балюстраду заграждения спиной, Вильгельм, придерживая вату смазью и кривясь лицом от ран и побоев после сражения.

– Почему вы вообще его не прихлопнули?! – возмущённая девушка с волосами оттенка хвои развернулась к Бернхарду.

– Что он, нападал на тебя разве? Угрожал вам? – хмыкнул недовольно тот. – Что ж я, скотина какая бесчувственная? Злодей или живодёр? Просто так живое существо жизни лишать!

– Ползает прям как тот, с мечами, по стенам. Кто это был вообще? Многорукий… Жук-паук какой-то… – не могла перепуганная Ассоль всё ещё отдышаться и прийти в себя.

– О «Братстве безликих» слышала что-нибудь? – отвечая спокойным и сдержанным тоном, поглядел на неё Бернхард, но девушка нервно замотала головой. – Вот и я немного. Наёмники. Говорят, что они бессмертны. Не берёт их клинок, да и всё тут. Невозможно, мол, бой с ними выиграть. Мы же его как-то отвадили прочь. Не такой уж неуязвимый, видать? У этого семёрка в груди была вырезана, надо было прямо в щель прорези всадить меч, да поглубже, проверить, так ли уж правдивы слухи или преувеличивают… Тут уже или одно, или другое… – поглядел он на стену и достал одну из скрещенных сабель декора.

– Красть, между прочим, грешно! Вотан накажет! – заявил Аргон. – Правильно я говорю? – обернулся он на Шанти, а та насупилась своим кошачьим лицом.

– Это не воровство, гном! Я просто её позаимствую, чтобы отмстить за приятеля. А потом сюда же и верну. Мне-то сабля на кой сдалась? А в пути, как видишь, никуда без оружия, – кивнул Берн в сторону спальни, где лежал труп Ставрида.

– Ну, добро… – махнул бард. – Сыграть панихиду?

– Нет, похороны ему по-человечески уже наши устроят. Надо позвать сюда стражу, рассказать всё да полюбопытствовать, у кого зуб мог быть на нашего капитана, – проговорил Берн. – Эта тварь здесь явно не просто так, – поглядел он на анимага и следом на девушку. – Безликие – братство наёмников. Это те, кто посвятил свою жизнь убийствам. Наш Ставрид кому-то очень хорошо насолил… – зашагал мужчина в сторону лестницы.

– Тоже не люблю есть пересоленное, – заявил Аргон, ринувшись следом. – Соль хороша в меру! Иначе, как говорят гномы, белая смерть! – скорчил он рожицу и скрестил руки, сжатые в кулаки: мол, череп и кости.

– Мама так называла сахар, – припомнил по пути Бернхард. – Говорила, много сладкого есть вредно…

Ассоль же и Шанти помогали прихрамывающему анимагу, держащему компресс ваты, обёрнутой в марлю, возле лица, спуститься ко всем остальным. Невольно девушка с присущим себе эгоизмом подумала, как же теперь они будут ехать все вместе, ведь Вильгельм явно не в состоянии быть вьючным животным. И не важно, конём ли, верблюдом, маленьким осликом, да хоть медведем, тащащим чью-то поклажу. А её лошадь, привязанная близ веранды особняка, четверых, да ещё с припасами, точно не выдержит.

Берн будто бы прочитал её мысли, но на самом деле подумал о том же самом. Выйдя наружу, он сразу же жестом всех поманил за собой, огибая сад по узкой мощёной тропинке, минуя совсем уж миниатюрный пруд с лягушками и стрекозами, двигаясь в сторону деревянной постройки, оказавшейся частной конюшней.

– У Ставрида лошадь есть. Гейра. Гейронуль, если полностью. Ему уже ни к чему, а нас выручит, – заявил рыжий мужчина.

Аргон думал было что-то сказать, задрав палец, но его обхватила своими пальчиками Шанти и опустила руку гнома. Они переглянулись, но не проронили ни слова. Поглядели вперёд, как Берн отпирает заграждения стойла и показывает пробудившегося и немного напуганного скакуна белой масти.

– Выглядит потрёпанной и старой… – скривила губы Ассоль, глядя на животное. – Под стать хозяину… извините…

– Лучшая лошадь на западе Империи по версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего! – воскликнул Берн.

– Кого? – опустила одну бровь девушка.

– Да меня, меня, – ответил ей рыжий усач.

– Так вы тоже аристократ, – с нотками недоверия в голосе заметил Вильгельм.

– Кем только не был… – вздохнул Бернхард. – У меня богатое прошлое, – схватился он за ворот рубахи, сжав в пальцах цепочку нательного амулета, – но всё это уже не имеет значения. Идём, – потянул он лошадь за чёрную уздечку, выводя из конюшни.

Его, как друга хозяина, Гейра вполне знала и не боялась. Остальных пришлось с нею знакомить. Здесь, кроме сена, было подвешено ещё и корыто с мытой морковкой, располагавшееся так, чтобы лошадь сама не достала. Так что её покормили, погладили и начали нагружать вещами. Проблема с поездкой разрешилась удачно, анимагу теперь не нужно было перевоплощаться: он сам мог поехать верхом.

Когда к поместью созвали городскую стражу, сползлось со всех концов посреди ночи и немало зевак. Аргон, Шанти, Вильгельм и Ассоль ждали уже за городом, близ дороги. Со своими бывшими сослуживцами в доспехах общался уже исключительно сам Бернхард.

– Кто мог желать его смерти? – тихо интересовался он у знакомых офицеров.

– Из наших едва ли кто, – ответил мужчина средних лет с вытянутым лицом и тонкими чёрными усиками под выразительным и подобным парусу длинным носом.

– Из приезжих, думаете? – перевёл Берн свой взор на плечистого крепыша, что был вдвое моложе, с пучком жёсткой щетины на подбородке, но с гладко выбритым остальным широким лицом.

– Нет, капитан, конечно, прикрывал тут кучу грязных делишек, особенно у Петруса и его шайки. Продажу леса налево, капканы и вообще охоту в неположенное время, кулачные бои, петушиные бои, бой быков, что там ещё? Сам помнишь же. Но чтобы Петрус нанял безликого? Он про них и страшилок-то не слышал, небось. Они у нас, на западе, не промышляют, – пробасил рослый стражник. – Да и денег у него откуда? Он на свадьбу с Лайлочкой копит, насколько я знаю. С турниров подпольных своих всё туда и откладывал, было дело.

– Почтите уж Ставрида по-человечески тут без меня. Выпейте, помяните, заслуги былые вспомните. Хороший ж мужик был. Попробую выяснить, кто и за что его так. Тут уж либо одно, либо другое. Либо дорогу кому перешёл, либо просто преградой являлся в чьих-то коварных планах. Зацепки есть? Мысли какие-нибудь? – поглядывал на старших офицеров Бернхард.

– Он ведь у нас человек высокой морали! – напомнил черноусый. – Ты из-за чего сам уволился, помнишь? Ты любил в законе натяжки находить, чтобы всем «стало лучше», а он на такое глаза закрыть был не способен. Только и ругались вы с ним, пока по кружечке-другой не пропускали.

– И вы с нами, – усмехнулся Берн.

– И так, пока ты не ушёл, а он пост капитана не занял, как помнишь. Неподкупный, неподвластный на уговоры. «Неумолимый Ставрид», как Петрус его прозвал, – проговорил худощавый стражник.

– Было дело, – кивнул широкоплечий.

– Никакие поставки контрабанды не пропускал, даже из порта… – продолжил худощавый офицер.

– Может, с кем повздорил ещё? – переводил взгляд с одного на другого своего собеседника рыжий усач.

– Шахту не хотел закрывать, чтобы рабочие не сидели без оплаты, но это понятное дело, – махнул рукой мужчина с чёрными усиками. – Сам до лорда руководил восстановительными работами. А теперь запретили всем там появляться, пока не возведут новые опоры и не расчистят завалы. Опасно же туда нынче лезть. Все против закрытия шахты, но не поднимем же мы бунт и восстание, все смирились, и Ставрид смирился. Лорд восстановит, он в курсе, обещал прислать народ с опытом вскоре. Ждём-с.

– Стало быть, контрабанда… – вздохнул, призадумавшись и почесав висок, Берн.

– Возможно, возможно… Поставки запрещённого груза из Аргуса провезти пытались раз десять на моей памяти, – повторил его жест худощавый офицер, поводя пальцами меж длинных тёмных кудрей, словно от того лучше думалось. – Туда многие суда приходят, сбывают краденое или конфискат какой, устраивают чёрный рынок, а потом весь товар надо развозить по городкам типа нашего. Во все концы. Вот и сюда совались дюжину раз, да всё без толку. Не преувеличиваю. Орк или полуорк приходил, чёрт их разберёт…

– Ругаться грешно! Вотан… – задрал палец Берн, но тут же затряс головой. – А, тьфу ты! Уже мозгом поплыл, – сплюнул он через левое плечо. – В привычку стала входить эта дурь… Что там?

– Зелёный такой мордатый выродок в шляпе и с лентами-ножнами для метательных ножей предлагал денег немало, – рассказывал черноусый офицер. – Сперва капитану, потом втайне от него всем нам, старшим офицерам. Но мы ж не пойдём против слова Ставрида. Нормальное у нас тут жалование. Я треть впрок откладываю, этот, – толкнул он в плечо крепыша, – пару монет, транжира эдакий…

– Ты женат, брыть, а у меня конфетно-букетный период, свидания. Знаешь, сколько надо на это всё? – басил крепыш.

– На «всё»? На прогулки под звёздным небом, на поцелуи, на сеновал? Кругом столько бесплатных радостей, а ты ерундой занят! – отвернулся худощавый мужчина.

– Ага! Умный больно! Тебе там череп не жмёт? – приподнял тому шлем рослый офицер, как бы проверяя, пока приятель-сослуживец сопротивлялся, уворачивался и размахивал руками. – А она вот в Аргус хочет поехать, раков поесть там, омаров. Это ж на дорогу немного, а на жратву всякую – много! – заявил он.

– На «трапезу» надо при женщинах говорить, – повернул тот вновь голову, когда оба они успокоились. – И никаких «брытей». Брыть – это, знаешь, кто? Пленная баба орков из другого племени или вообще другой расы. Рабыня для утех, которую трахают до смерти.

– Во дают… – почесал щетинистый подбородок крепыш.

– Ладно… Что там ещё, Берн? – любопытствовал у очевидца черноусый стражник. – Безликий с четырьмя лапами, говоришь…

– Как паук по стенам ползал… Лютая тварь… Я вот саблю взял со стены у Ставрида, – показал тот.

– Да бери, нам-то что, – отвёл взор мужичок с тонкими усиками.

– Ага, а будут твои подопечные место преступления осматривать, заметят, что парная осталась, а одной нет. Припишут воровство, пойдут по ложному следу. Решат ещё, что вообще дело в сабле! Ты ж наших знаешь… В голове один ветер, – заявил Берн.

– В стражники умники не идут нынче, это да, – согласился худощавый офицер.

– Эй, а сам-то! – пробасил крепыш, хлопнув соратнику по шлему, напяливая тот ему на глаза. – А мы?! – округлил он свои и без того огромные жёлтые очи.

– Мы с тобой – исключение, – поправил тот, размахивая руками вслепую.

– То-то же… – гордо выпятил широкоплечий офицер грудь колесом.

– А что продать-то хотели контрабандисты? – поинтересовался Берн.

– Орк без товара являлся, – ответил офицер с чёрными усиками, поправляя шлем. – Нашей задачей было типа «не проверять телеги с тяжеловозами». Раз таких коней запрягают, значит, что-то увесистое притащить к нам планировали. Уж не пучки всякой травы явно везти собрались. Вот намедни был, дня три тому назад. Точно уехал, не думаю, что он лично причастен. Но если вдруг найдёшь…

– У нас западная сторона тут, может, из пустыни Нид чего эдакого… Самоцветы без сертификатов контроля, чтобы подорвать рынок бижутерии… Едва ли сомов из реки, хоть и не сезон. Но, может, и их. Рыбу разводить в другие регионы прямо перед нерестом, беременных самок там… – предположил широкоплечий мужчина.

– Лишь бы не рабов всяких, Берн, – строго взглянул на рыжего усача черноусый офицер, и во взгляде этом читалось переплетение надежды и эдакого поручения: мол, ты уж там разузнай.

Стражники-то оставались в городе, ринуться в Аргус сами не могли. По крайней мере, пока крепыш денег не скопит и в свой увольнительный не повезёт красотку, с которой встречается, туда на свидание. А вот Бернхард мог теперь сам вести дальше расследование, если удастся напасть на след.

Он оставил офицеров руководить остальными, что осматривали сад на наличие каких-нибудь следов и улик, сам дом, в том числе снаружи, тащили лестницу, чтобы осмотреть крышу. А сам, забрав из запасов Ставрида еды и разного пойла, двинулся к границам города. Туда, где ждали все остальные его новые знакомые.