Глава 2.

Август 1942 год. Путь на Запад. Станции и полустанки.

В вагоне теплушки, как и в лагере, спецконтингент распределился на две стороны. С одной расположились уголовники, с другой разместились политические. Уголовников меньше, а значит более просторно размещаются. Политическим тесновато. Но разве такой факт волнует уголовников? Мы с Антоном пока занимаем баррикады уголовного мира. Но думаю со временем всё перемешается. Война она такая, всех причешет под одну гребёнку. Ловкач занял место у противоположной стены от откатных дверей вагона, на втором ярусе, как раз окно под боком, имеется возможность дышать свежим воздухом. Как не крути на дворе лето, а погода стоит вполне тёплая. Когда уже тронулись в путь, было не ясно, чем и когда нас будут кормить, да и куда везут, нам тоже не удосужились сообщить. Вагоны закрыли снаружи, так что сбежать не получится. Если только решётку на окне пилить, подозреваю, что такое занятие нудное и трудновыполнимое. Кроме печки и нар в вагоне есть бак с водой и два ведра, куда видимо придётся справлять свои надобности. Антон тут же принялся зазывать народ на игру в карты. К тому же мы попали в вагоне с теми людьми, что Антону ещё не проигрывали, вот он и торопиться освободить азартных представителей преступного мира от отягчающих их карманы и сидоры вещей. Я же, посчитав, что выспаться впрок совсем не будет лишним, сделал из сидора подушку, положив его под голову и отдался в нежные руки Морфея¹.

– Жерех, просыпайся, – толкал меня в плечо Ловкач.

– Не Жерех, а Роман. Привыкай, Антон, штрафбат не исправительный лагерь, думаю там не станут приветствовать именование бойцов кличками. Теперь поясни, что случилось? – спросил я, широко зевая.

– Остановка, есть возможность оправиться, пошли, – Антон спрыгнул с нар и направился к выходу.

Откатная дверь «теплушки» была открыта, а вагон уже пуст. После сна мне действительно хотелось в туалет, потому я задерживаться не стал, рванул в след за Антоном. Конвой организовал выход будущих штрафников во время остановки поезда. Стояли на каком-то переезде. Бывшие уголовники оправлялись, отходя от поезда не дальше тридцати шагов. Стесняться здесь не принято. Если стеснительный, то терпи. Конвою вообще наплевать на это дело. Я не стал тянуть и удовлетворил все желания моего организма. Пошли с Антоном обратно.

– Где мы сейчас? – спросил я приятеля.

– Говорят, что недавно Ирбит проехали. Жрать хочется, чую пузо скоро к позвоночнику прирастёт, – поморщился Антон.

Запасы мы с Антоном подъели, осталось немного сухарей. Я предложил приятелю, но он отмахнулся, сказав, что грызть сухари мы всегда успеем.

– Я тут «комиссаров» послушал, говорят, что на станции Егоршино жрачку дадут, может какой баландой² покормят, недолго осталось, – сообщил Антон.

Я осмотрелся вокруг, конвой создал периметр, так что про побег не стоит думать. Да я и не собирался, но Чирок и Пятак рано или поздно начнут задавать вопросы. Мы загрузились в вагоны, а примерно через полчаса поезд тронулся. Наши вагоны прицеплены к какому-то товарному поезду.

В Егоршино нас действительно покормили. Подъехал грузовик с баками прямо к вагону, дверь вагона открывали, с кузова солдатик из баков накладывал каши и разливал чай. У нас имелись котелки и кружки, так что получили перловки, кусок хлеба и в кружку плеснули жиденького чая. У кого кружек не было, те брали кашу на двоих в один котелок, а в другой наливали пародию на чай. В Егоршино стояли недолго, следующей остановкой был Свердловск. По пути я постепенно знакомился с народом. Заметил, что в нашем вагоне уголовники не ссорятся с политическими. Хотя за длительное время пути успел наслушаться о кровавых войнах между политическими и уголовниками. Не знаю, может заслуга начальника лагеря, что особых разборок в Ивкино не было. Да и понимали люди, что вскорости им предстоит «вариться в одном котле», а может и прикрывать спины друг другу. В нашем вагоне определился лидер среди политических, Дмитрий Олегович Кротов, тюремная кличка «Крот». С ним я разговорился, когда сидели возле печи, на щепках кипятили чай. Осуждён он за какую-то аварию на заводе, мужик тёртый, воевал в Гражданскую войну, потом работал в руководстве на заводе в Ленинграде. О своём обвинении говорить отказался.

– Не хочу об этом говорить, анонимка была, просто на меня вину свалили, вот и получил срок. Статья не контрреволюционная, потому заявление на фронт приняли, а так бы мне сидеть ещё пятёрочку, – пояснил Кротов мне, когда я его спросил о сроке и приговоре.

– Как считаешь, куда нас везут? – решил я поинтересоваться у него.

– В Свердловске формируют воинский эшелон, скорей всего к нему нас прицепят. А на какой фронт поедем, то лишь начальству известно. В Свердловске поточнее узнаем, есть у меня возможность, – ответил Кротов.

Я удивлялся откуда они собирают информацию, но спрашивать пока не стал. Хотя Кротов мужик взрослый, сорок лет и выглядит вполне серьёзным, воевать намерен по-настоящему. Хотя Гражданская война точно отличается от той, на которую нас везут. Но не унывает Дмитрий Кротов, полон оптимизма, надо взять его на заметку. До Свердловска добрались достаточно быстро. Наши вагоны отцепили в Свердловск-пассажирский, здесь формировались составы. Но простояли мы недолго, от силы несколько часов. И вот нас присоединили к воинскому эшелону. Кроме наших двух вагонов были ещё три вагона с урками из других лагерей, но пообщаться с ними не получалось. Из вагонов теперь даже на оправку естественных надобностей не отпускали, гадили в вёдра, а потом, вёдра выносились под приглядом конвойных. Здесь Кротов узнал, что нас повезут через Уфу на Куйбышев. В моём времени Куйбышев будет иметь название Самара. Далее мы двинулись к фронту в составе воинского эшелона.

Август 1942 год. Куйбышев. Распределение по воинским частям.

Воинский эшелон шёл, что называется «по зелёной», никаких тебе задержек. Ещё в Свердловске получили сухой паёк, хлеб и тушёнку, чай и даже сахар, что сидельцев крайне удивило. В Уфе сухой паёк пополнили. Поезд практически не останавливался на мелких и средних станциях, разве что для того, чтобы пополнить паровоз водой и заправиться углём. В общем везли нас быстро. Прибыли в Куйбышев, эшелон встал на путях, где формировались железнодорожные составы. Не успели мы понять, сколько придётся здесь загорать, как дверь вагона отъехала в сторону. В тридцати метрах от эшелона стояли пять грузовых машин. А перед вагоном с десяток конвойных, из командиров старший лейтенант и какой-то незнакомый капитан.

– Мне человек пятьдесят у тебя забрать надо, сколько здесь в вагоне? – спросил капитан НКВД у старлея.

– Сорок, можем из следующего добавить, – ответил старший лейтенант НКВД, сверяясь с какими-то документами.

– Хорошо. Давай заберу ещё два десятка, ты всё равно их здесь передавать будешь, – предложил капитан старлею.

– Ну уж нет, бери ещё десяток из следующего вагона. У тебя по документам пятьдесят человек, больше не дам, – упёрся старлей.

– Тогда давай политических. С урками постоянная проблема, всё в сторону побега на волю посматривают, как бы не пришлось пострелять часть уголовников по дороге, – поморщился капитан, отхватить больше народу не получилось.

Мы выгрузились из вагона, я подумал, что Чирок и Пятак могут отпраздновать разлуку со мной, так как они ехали в другом вагоне, а сейчас оттуда заберут только политических. Но я ошибся. Какой чёрт наворожил бандитам Пепла, но они выпрыгнули в составе десятка, мне даже сплюнуть захотелось. Итак, нас пять десятков куда-то забирали. Погрузили в четыре грузовика, в пятом были загружены какие-то ящики. Охраны всего отделения, но мне показалось, что капитан ничуть не волнуется по этому поводу. Конвой вооружён автоматами ППШ³, плюс две собаки с проводниками. Я устройство такого автомата знал, хотя правильно он называется пистолет-пулемёт. Скорострельность у него приличная до тысячи патронов в минуту, от такого бегать не захочешь. С нашей стороны были вопросы капитану на предмет точки нашей доставки, но он презрительно нас смерил взглядом, не удостоив ответом.

– Так, урки, хочу предупредить, что разговоры отставить. За попытку побега смерть, мои бойцы стреляют хорошо, а я не собираюсь с вами реверансы приседать, – только и сказал капитан, прыгнул в головную машину, и мы поехали.

Двигались часов пять примерно. Недалеко от городка Пугачёв имелся то ли фильтрационный лагерь, то ли ещё какой, здесь мы остановились. Но поселили нас не в казарме, а натурально в каком-то амбаре, что-то вроде сарая. Видимо для удобства охраны. Но то, что здесь были военные сомнений, не вызывало. Возможно, формирования воинских подразделений для отправки на фронт.

На следующий день ворота сарая открыли, мы смогли посетить деревянные «скворечники», которые играли роль туалетов, умылись из бочки с водой, рядом с сараем. А потом пришли солдаты из тыловой службы, в термосах они принесли кашу и чай, хлеб в корзинах. На с покормили. Каша хоть и пустая, но зашла на «ура». А после обеда началось ознакомление с оружием. Знакомили с устройством трёхлинейки⁴, автоматом ППШ, гранатами и прочими приблудами, которые могут быть использованы для уничтожения врага в этом времени. Я в своей жизни сталкивался с винтовкой Мосина и с ППШ, знал устройство, даже стрелять доводилось. Антону, с его уникальной памятью, достаточно было пару раз посмотреть на разборку и сборку винтовки и автомата.

– Антоха, надо нам с тобой братьям по оружию помочь разобраться с винтовками и автоматами, у тебя уже получается обращаться с оружием, – заметил я Антону.

– С чего бы ради? Я им что, нянька что ли? – удивился мой приятель.

– Пойми, дружище, от того, как они будут обращаться с оружием у нас, имеется интерес, может кто-то из бывших сидельцев тебе спину прикроет в бою, подумай над этим, – ответил я.

В этот же вечер ко мне подошли Чирок и Пятак, присели рядом.

– Жерех, ты чего-то темнишь. Насколько мы видим сбежать не получится, а ты вроде и не собираешься, – тихо произнёс Пятак.

– Парни, я уже говорил, но ещё раз повторю. Я никому и ничего не обещал, в том числе Пеплу. Он по своей инициативе вас отправил. Я лично воевать собираюсь. После первого же ранения с меня снимут срок, как искупившего кровью, закон есть такой. Вы можете сами планировать побег или пойти таким же путём, что и я. Словите пулю, потом в госпиталь, а из госпиталя вам сбежать не составит труда, – постарался я донести до урок свою мысль.

– А если убьют во время боя, что тогда? – спросил Чирок.

– А если убьют во время побега? Не думали об этом? – ответил вопросом на вопрос я.

Уголовники задумались, спрашивать больше ничего не стали, отошли в другой угол сарая. На знакомство с оружием потратили три дня, в том числе на сборку-разборку. А на третий день даже вывели на специально оборудованное стрельбище, где мы выпустили по три патрона. Нет, пока нам в руки винтовки не давали. Строем прибежали на стрельбище, благо от лагеря всего два километра. На огневом рубеже лежат «мосинки», возле каждой стоит солдат, контролируют, чтобы зэка чего-нибудь неположенного не исполнили. На огневой рубеж подходят по пять человек, дают три патрона, зарядил, отстрелялся, свалил. Я в своём будущем многое слышал о штрафбатах, реальность оказалось другой, нежели то, что знал ранее. К войне хоть минимально, но готовили. А раз знакомят с оружием, значит не придётся бежать в бой с голыми руками. Некоторые деятели писали, что штрафники шли в бой с палками и лопатами. Я не особо верил в такую чушь, да и здесь подобного не наблюдал. На четвёртый день тот же капитан, что привёз нас сюда, объявил нам, что следуем мы в качестве пополнения к Сталинграду, в 1-й отдельный штрафной батальон. Так как батальон сформирован не полностью, вот и собирают отовсюду будущих бойцов штрафбата. Ну вот и определились. Придётся мне повоевать на защите легендарного Сталинграда. Судьбу своего двоюродного деда я похоже направил по другому пути. Я решился задать вопрос капитану.

– Гражданин капитан государственной безопасности, разрешите обратиться? – выкрикнул я прямо из строя, пока нас не распустили.

Казалось, что капитан даже удивился форме моего вопроса.

– Обращайся, – коротко бросил капитан.

– Есть возможность написать письмо родным? – задал я нужный мне вопрос.

Капитан госбезопасности подошёл ко мне ближе и вперился в меня своим взглядом. А взгляд у него жёсткий, прямо до косточек пробирает, капитан даже голову чуток наклонил вбок. Сканирует он меня что ли? Я стою, вытянувшись «по струнке», смотрю чуть выше его бровей. Как говорил император Пётр Первый, «подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». В общем всё по классике.

– Как фамилия, боец? – резко спросил капитан, продолжая «сверлить» меня взглядом.

– Осужденный Волжин, гражданин капитан, – бодро ответил я.

– Дрищенко, напомни мне фамилию того, кто выбил три десятки на стрельбах, – крикнул капитан кому-то из своих подчинённых.

Подбежал сержант госбезопасности, достал какие-то записи на листе бумаги, возможно, результаты стрельб.

– Волжин и есть, товарищ капитан, – сообщил сержант Дрищенко.

Капитан ухмыльнулся, зачем-то смерил взглядом моего приятеля Антона, который стоял рядом со мной.

– Дрищенко, скажи местному писарю, пусть принесёт бумагу и карандаши. Полчаса на всё про всё, подъедут машины, сразу отправляешь этих урок на станцию. Я выеду сейчас, подготовлю вагоны, – приказал капитан, резко развернулся и пошёл к зданиям, что находились на территории.