– Седых Иван Васильевич, капитан «Арханельска», – представился, шедший за Ротозеевым седоватый мужчина низкого роста, которому на вид было около пятидесяти лет.

– Жаров Игорь, – представился, вышедший после капитана, брюнет с тонкими чертами лица.

– Гвоздев Лев, – представился последний член экипажа «Архангельска», русый, высокий, широкоплечий детина с немного взъерошеннями волосами.

Иваницкий и Платонов пожали руку каждому из них.

– Господа, если я не ошибся, вы, не военные? – спросил Платонов.

– Нет. Мы из спасательной службы, – ответил Седых.

– Кого же, вы, собрались спасать? – спросил Иваницкий.

– Наших соотечественников волею роковых обстоятельств, оказавшихся на планете Зима, – снова ответил Седых.

– Они же все мерзавцы и отпетые негодяи, – сказал Платонов.

– О, а, вы, оказывается, многое не знаете. Придётся вам кое-что рассказать. Правда, хотелось бы сделать это в более располагающей к беседе обстановке, – сказал Седых.

– Мы все можем расположиться в большой комнате отдыха, которая находится как раз в этом корпусе, – предложил Иваницкий.

– Отдых нам не помешает. А для того, чтобы он получился более полноценным, предлагаю отметить нашу встречу пивом или винцом. Вы, не против? – предложил Седых.

– Вот это по-нашему, вот это я понимаю. Узнаю соотечественников, – сказал Платонов.

– Значит за. На чём же остановимся: на пиве или вине?

– Да можно на том и другом, – сказал Платонов.

– Добро. Лев и Никита, сбегайте за бочонками пива и вина, – распорядился Седых.

Вскоре все собрались в комнате отдыха. На одной из стен комнаты висела большого размера голограмма, стилизованная под окно, выходящее в цветущий весенний сад с фонтанами и аллеями. Эта комната была устроена таким образом, что у того, кто в ней находился, создавалось впечатление, что он находится не в космосе, а на Земле. Все кроме Иваницкого расселись по стульям и креслам с бокалами пива в руках. Иваницкий стоял около бильярдного стола, скрестив руки на груди, и курил сигару, которой его угостил Седых. На бильярдном столе стоял его бокал с пивом. Седых рассказывал об эксперименте, проводившимся некогда нашими учёными на планете Зима:

– Такого рода эксперименты первыми начали проводить американцы и израильтяне, китайцы подобного рода опытами не интересовались. Наши кажется, спёрли идею у американцев. Этот эксперимент получил название «Подопытные кролики». На пустую, пригодную к жизни планету высадили партию уголовников, мужчин и женщин, мерзавцев самого разного масштаба: от мелких воришек и мошенников до насильников и убийц. Через полгода на Зиму завезли новую партию горемык. Это были алкоголики и наркоманы. Все они были добровольцами. Учёные заключили с ними контракты, по которым они, прожив на Зиме два года, должны были получить каждый по двенадцать миллионов мегарублей. В каком обществе им придётся прожить два года, в контракте не указывалось, и никто их об этом не предупреждал. Это было жестоко, но в то время с антиобщественными элементами особо не церемонились. Ещё через полгода пришла очередь третьей партии, партии тунеядцев и паразитов. Где и как собирали этих бедолаг можно только догадываться. Каждый из них по контракту заключённому с учёными должен был получить после двух лет жизни на Зиме двадцать миллионов мегарублей. Разумеется, как и в случае с пьяницами и наркоманами их никто не предупреждал, кто будет их соседями. Четвёртая партия была особенной. Это были люди положительные и смелые. Они знали, на что шли. По контракту каждый из них должен был заработать по тридцать миллионов мегарублей после одного года жизни на Зиме. Их доставили на Зиму спустя полгода после поселения третьей партии. Но прошло семь месяцев и российское мегагосударство потряс тяжёлый кризис. Наши космические корабли потянулись к Земле, главным образом из дальних уголков галактики. Россия могла держать лишь ограниченное количество космических кораблей в близких к Земле созвездиях. Ученым, находившимся на «Радуге» пришлось покинуть станцию, а до тех, кто остался на Зиме, уже никому не было дела. Но теперь, когда наше государство начало понемногу расправлять плечи, власти вспомнили о созвездии Песочных часов и эксперименте на Зиме. Об эксперименте помогли вспомнить родственники, находящихся на Зиме переселенцев, в первую очередь из четвёртой партии. Их то нам и поручено эвакуировать, а остальные пока вынуждены остаться на Зиме. По их судьбе решение пока не принято.

– В чём же был смысл этого эксперимента? – спросил Платонов.

– Проверка уровня адаптации в экстремальной ситуации разных социальных групп и наблюдение за их взаимоотношениями, – ответил Седых.

– В старые времена опыты проводили на животных, а не на людях, – заметил Платонов.

– Разве? Что мы знаем о прошлом? Мне кажется – это глубокое заблуждение: думать, что времена сильно меняются. Конечно, какие-то перемены происходят. Суровые периоды сменяются спокойными, а потом опять приходят суровые. История движется по замкнутому кругу, – вступил в разговор Жаров.

– По-твоему человечество никогда не придёт к всеобщей гармонии? – спросил его Гвоздев.

– Никогда, – ответил Жаров. – Дело в том, дружище, что понятие всеобщая гармония абсурдно само по себе, потому что у всех народов русских, евреев, немцев, китайцев, папуасов и остальных существуют собственные представления о гармонии, о добре и зле. И, к сожалению, эти представления слишком индивидуальны, слишком отличаются друг от друга.

– Ницшеанец, – сказал Ротозеев.

– Когда я слушаю подобные разговоры, мне начинает казаться всё бессмысленным: жизнь, мир, человек, – сказал Никаноров.

– Ты близок к истине, брат, но не совсем. В жизни всё же есть смысл – это выживание. Как это не звучит низко, но это суровая правда. Всю свою жизнь человек только тем и занимается, что выживает, – сказал Жаров.

– Эх, жаль, что не бывает правды весёлой или светлой, только суровая, – попытался съиронизировать Никаноров.

– Вот такой у нас коллектив – философ на философе и философом погоняет. А, вы, господа, находясь здесь столько времени, наверняка уже успели осмыслить всё, что только можно, и теперь знаете, ответы на самые сложные загадки бытия, – обратился к Иваницкому и Платонову Седых.

– Должен огорчить вас: подобными вещами мы не увлекались. Мы военные – народ простой. Верность долгу и чёткое выполнение инструкций – вот наша нехитрая философия, – сказал Иваницкий.

– А, что? Мне такая философия по душе, – сказал Жаров.

– Господа, мне сейчас в голову пришла забавная мысль. Я подумал о том, как следует называть жителей Зимы и первое, что пришло в голову – это зимляне. Звучит также как и земляне, только пишется немного иначе. Неправда ли забавно? – сказал Никаноров.

– В Зиме в отличие от Земли нет буквы л, – заметил Гвоздев.

– Тогда предложи свой вариант, – сказал Никаноров.

– Ну, допустим зимцы, зимники, зимичи, наконец.

– Зимичи еще, куда не шло, но всё равно не то. А как интересно этот вопрос решили на «Радуге»? – поинтересовался Никаноров.

– Никак. Мы их, кажется, называли переселенцами. Мы вообще о них очень редко разговаривали, – признался Иваницкий.

– Господа, раскажите-ка лучше о России, что происходит сейчас в нашем отечестве? – попросил Платонов.

– Охотно, о России охотно расскажу, – сказал Седых. – Должен вам доложить, что за последние четыре года ситуация постепенно меняется в лучшую сторону. Не так быстро как многим хотелось бы, но всё же улучшение происходит – это приятная реальность. С врагами государства сейчас не церемонятся: кого-то посадили в тюрьму, кого-то ищут. Самые сметливые мерзавцы скрываются за пределами нашего мегагосударства. Не в первый раз обломались доброхоты, ожидавшие гибели нашего отечества. И никогда не дождутся этого. Помните, что писал о нашей дорогой отчизне незабвенный Коленька Некрасов: «Ещё страдать ты будешь долго, но не погибнешь никогда».

– А, что нового произошло за последние годы во внешней политике? – спросил Иваницкий.

– Изменений мало, разве что японцы с австралийцами несколько активизировались и начали потихоньку осваивать космос, – сказал Седых.

– Как же, вы, тут жили совершенно, не зная, что происходит в галактике? – спросил Гвоздев. – На вашей же станции есть средства связи.

– Связь у нас осталась только с военным штабом, а остальные каналы связи вышли из строя пять лет назад, – ответил Платонов.

– А вы, ребята – молодцы. Столько лет продержаться почти в полной изоляции от цивилизации – это настоящий героизм, – сказал Ротозеев.

– Кто-то должен выполнять тяжёлые задачи, – сказал Иваницкий.

– Кстати о задачах, капитан. Для выполнения нашей задачи нам понадобится ваш челнок. На Зиме нет космодрома, и наш корабль не сможет там осуществить посадку, – перешёл к делу Седых.

– Нет проблем. А сколько человек вам нужно эвакуировать? – спросил Иваницкий.

– Сто одиннадцать, – ответил Седых.

– Но в челнок помещается только шестьдесят, – сказал Иваницкий.

– Возможно, придётся летать два раза.

– Когда собираетесь лететь?

– Ну, десять часов на отдых и сон, пять часов на сборы и вперёд.

Отдохнув, поспав, собрав всё необходимое, команда «Архангельска» собралась у челнока, по форме напоминавший сильно приплюснутый самолёт тёмно-серого цвета. Только теперь они были в форме не лимонного цвета, а переоделись в рабочую облегающую форму серого цвета. Все кроме Седых забрались в челнок. Седых стоял у лестницы, ведущей в кабину челнока, и разговаривал с Иваницким и Платоновым:

– Сколько времени придётся потратить на поиски неизвестно, может быть неделю, а может месяц.

– Будем поддерживать связь друг с другом, – сказал Иваницкий. На челноке была рация для связи со станцией, которая находилась в исправном состоянии.

– Удачи вам. Поскорее возвращайтесь, – сказал Платонов.

Попрощавшись с Седых, Иваницкий и Платонов вышли из отсека и закрыли за собой двери. Рядом с дверьми в стене было окно, выходившее в отсек, где стоял челнок. Под окном находился пульт управления отсеком. Иваницкий подошёл к пульту, нажал на нужную кнопку, и перед челноком открылись створки больших ворот. Зашумели двигатели, и челнок плавно вышел в открытый космос.