Глава 13

«Трудно поверить, я и сама не поверила бы, если бы прочитала где-нибудь о том, что видела, но Филипп Благополучный, беспринципный и безжалостный Архитектор Пандемониума устроил настоящий праздник для ребят из Детского дома № 15. Я не знаю, что связывает его с этим учреждением, не знаю причин, но факт остается фактом (хотя мне и самой непросто его принять) – радость в глазах ребят самая настоящая. Если верно, что дети чувствуют плохих людей, то, возможно, я поспешила с выводами насчет генерального директора «Мульцибер» и им движет не только алчность и жажда власти, добрым делам в его сердце тоже есть место. С этого дня я постараюсь не только вытаскивать на свет темные дела, но и проливать свет на добрые».

Вита перечитала получившуюся статью, шестую за последний месяц, посвященную Благополучному в рамках их неблагополучного соглашения. Серия начиналась с фирмы, занимавшейся организацией похорон для неимущих. Вечерние фото, сделанные на кладбище, получились такими, как надо. Простые, но добротные памятники и ограды навевали печаль и напоминали о бренности бытия. Серые сумерки, окутавшие могилы, добавляли нотку жути. Текст Вита постаралась сделать без лишнего пафоса, подав все как внезапное открытие, мол, есть и у Харона намек на сердце. Подписчики приняли статью сдержанно, но обошлось без срача на несколько тысяч постов. И на том спасибо.

Несколько статей были посвящены благотворительным фондам и социальным стройкам «Мульцибер» (Вита думала, что это одна из схем по отмыванию денег). Приходилось лить розовую воду и надеяться, что подписчиков от нее не стошнит. Надежды оказались напрасными.

Месяц назад соцсети утонули в постах о том, как Благополучный купил квартиру для ветерана, которого обманули черные риелторы. На фотографиях, сделанных пиарщиками, сгорбленный старичок с грудью, увешанной орденами, пожимал руку Филиппу в деловом костюме от «Бриони». Старик плакал, а Филипп сочувственно положил руку ему на плечо. Вита обсосала и этот набивший оскомину сюжет.

Дочитав заключение, Вита пожалела, что рядом нет тазика – от отвращения к себе хотелось блевать. Столько сиропа и патоки она не разливала ни в одном тексте. От розовых соплей можно было поскользнуться и увязнуть в болоте из откровенной лжи и недомолвок. Только часть про детдомовцев получилась искренней, как и фотографии детей. Выбрать подходящие оказалось сложнее, чем она думала.

Около двух часов Вита рассматривала фотографии. От одной, где Филипп нес на плечах щербатого мальчишку с перепачканной шоколадом мордочкой, Вита не могла оторваться несколько минут. Она увеличила изображение. Камера поймала совершенно другого человека. Не мог этот мужчина с теплыми лучиками морщинок в уголках глаз от озорной улыбки, быть тем бандитом, что вторгся в ее жизнь и заставил спать с ним.

Разве могли эти губы приказывать или унижать?

В него было так легко влюбиться, доверить жизнь и ответить «Да» на самый важный для девушки вопрос. И от этого противоречия в сердце Виты вместе с горечью и страхом росла невыразимая печаль. Он мог растопить лед, сковавший ее душу. Но был ночным кошмаром. Монстром из сказки про аленький цветочек. Однако в чудовище его превратила не злая колдунья. И расколдовать его никому не удастся, потому что нельзя снять заклятие, которого нет.

За окном царила глубокая ночь. Вита закончила редактировать и вычитывать текст, убрав излишнюю сопливость и канцелярщину. Часы в углу монитора показывали половину третьего утра, когда Вита скинула готовую статью девушке из маркетингового отдела «Мульцибера», поставив Филиппа в копию.

Вита публиковала статьи, после того как ножницы цензора вырезали все, что могло повредить имиджу компании. Иногда возвращалось настоящее решето, в другой раз – простыня с одами Благополучному. Вита не знала, что хуже. Реакция подписчиков на решето была сдержанная, а вот за одами следовали отписки с характерными комментариями. В самых мягких ее называли «проституткой» и «продажной шкурой», в самом жестком предположили, что язык у нее коричневый, так глубоко она им залезла в зад Благополучного. Почти угадали, ошиблись только в том, что язык у нее белый от его спермы. И возразить нечего, она и впрямь стала проституткой.

Вита потянулась, распрямляя закаменевшие мышцы. В доме царила тишина. Девушка вздрогнула от неожиданности, когда покой вдруг разорвал телефонный звонок. Филипп.

Наверняка увидел сообщение, притворяться спящей бесполезно. Вита провела по экрану, принимая вызов.

– Когда ты поливала меня грязью, твои статьи были лучше, – не поздоровавшись, сказал Филипп.

– Их я писала от души. – Вита прикусила язык, снова дерзость, будто мало она расплачивается за прошлую.

– Вдохновения нет? – спросил Филипп.

Вроде без злобы, Вита с облегчением вздохнула. Рано.

– Я могу приехать и помочь с этим. Может, твоя муза расправит крылья, стоит ей вкусить даров Эроса?

– Я уже почти в объятиях Морфея. К тому же разве у Харона не другое предназначение?

Ну зачем она опять дразнит его? Вита прикусила губу, стараясь сдержать истерический смешок, настолько нелепой казалась ей ситуация.

– Мне бы не хотелось переправлять твою душу на скорбные поля Элизиума, я еще не натешился с твоей плотью.

Показалось или в голосе не было угрозы, скорее, вызов? Вита, немного помедлила, стараясь понять – стоит ли его принимать или лучше отступить?

– Три часа не лучшее время для утех, это время темных дел. – Вита включилась в игру. – Говорят, что тешить плоть лучше по утрам.

– Самые интересные дела творятся под покровом тьмы. Ночь молода и пьянит неизвестностью. Я тебе это еще покажу, моя Дафна.

– Уже нет, Дафна сумела сохранить целомудрие. – Игра закончилась, не начавшись, сердце снова наполнила печаль, Вита хотела закончить разговор. Филипп не мальчишка-подросток, с которым она могла болтать, прячась от родителей на холодной кухне, пока все спят.

Он преступник, а она его жертва.

Она не должна об этом забывать.

– Ценой жизни, – напомнил Филипп. – Ты оказалась мудрее.

– Скорее, трусливей. – Вита подошла к окну.

Филипп лгал. Ночь – злобная завистливая старуха, искусно прячущая под черными покровами седые патлы и дряблую кожу.

– Трусиха не бросила бы мне вызов, но жизнь всегда уступает смерти, помнишь?

Вита не знала, что ответить, несколько секунд она просто молчала, слушая его дыхание.

– Ты все еще там? – не выдержал молчания Филипп.

– Да, – тихо ответила Вита, закрыла глаза, представив фотографию Филиппа и мальчика. – Но ты неправ. Из смерти рождается жизнь.

Яркой вспышкой, заставившей лоно болезненно и сладостно сжаться, пришло воспоминание о ночи на кладбище и предчувствии расцвета, в котором трепетала природа.

– Ночь. Блогер засыпает. Просыпается философ, – усмехнулся Филипп. – Ты полна сюрпризов, Виталина.

– Зато мафия никогда не спит, – ответила Вита.

– Если мафия уснет, то может уже не проснуться. – Филипп стал серьезным. – Пожалуй, Морфей и правда пришел к тебе в гости, отдыхай, утром пришлю свои мысли по поводу статьи, кое-что нужно поправить. – Вита уже подумала, что Филипп отключился, когда он добавил: – Пусть тебе сегодня приснится что-нибудь хорошее.

Экран погас.

Вита легла в кровать, холодную и пустую. Впервые в жизни она так остро ощутила свое одиночество, что готова была позвонить Филиппу и попросить приехать. Между ног было горячо и скользко. Ее тело тоже расцветало этой жестокой весной и требовало ласки. Даже общество врага казалось лучше, чем серый холод в темный предрассветный час. Еще не понимая, что делает, Вита снова взяла айфон, который дал ей Филипп, где единственным номером был его, и нажала на «Вызов». Филипп ответил мгновенно, будто ждал ее звонка.

– Я… – Вита запнулась, не зная, что сказать. – Я…

Она зарабатывала на жизнь словами, но внезапно не смогла подобрать ни одного.

– Спи, – ответил Филипп спустя вечность.

Но сон не шел. Вита беспокойно ворочалась в коконе простыней, пытаясь разобраться в своих чувствах. Отделить страх от зарождавшейся теплой искорки. Вита боялась признаться самой себе, что начинала испытывать к Филиппу не только отвращение, но и симпатию. Для этого чувства даже есть название – стокгольмский синдром, когда заложник влюбляется в похитителя.