Глава 2

Филиппу начинала надоедать эта мелкая шлюха с пухлыми губками. Шило таких называл «рабочий ротик», растягивая гласные, отчего каждую букву словно обволакивали слюна и сперма. От воспоминания о бывшем главаре Антоновской ОПГ Филипп поморщился. Пожалуй, в этом настоящая причина того, что он сам решил разобраться с продажной шкурой, полгода маравшей его репутацию. Девчонка разбередила старые раны, плохо зажившие и не дававшие спать зимними морозными ночами. Может, сейчас секс и стал для женщин разменной монетой, но с его помощью все еще можно унизить сильнее всего, показать шлюхе ее место. Вита разрыдалась, но, стоило скрипнуть паркету под тяжестью приближающихся шагов, отчаянно закричала:

– Первый! – И сжалась сильнее в ожидании удара.

– Все вон, – тихо сказал Филипп, он с интересом рассматривал девушку, свернувшуюся у ног. Влажные волосы скрывали искаженное рыданиями лицо, наверняка ей было страшно. Он почти верил, что дурочка и впрямь действовала по собственной воле и не стояли за статейками конкуренты, мечтавшие отобрать у него с таким трудом построенный бизнес. Но это неважно. Филипп выставил ей счет и возьмет оплату.

Он дождался, когда подчиненные удалятся, а девушка перестанет рыдать:

– Если ты позволишь себе такой фокус со мной, как с Толиком, групповухой не отделаешься.

Вита услышала, как за хрупкой стеной из волос, упавших на лицо, щелкнула пряжка ремня. Она хотела выть, кричать, звать на помощь. Но вместо этого всхлипнула. Поднялась на колени, благодаря Бога за то, что слипшиеся пряди скрыли комнату. Она отчаянно старалась не подпускать воспоминания о ночи, которая лишила ее надежды на нормальную жизнь. Если она позволит демонам, скрывавшимся в темноте подсознания, выползти наружу, все повторится: кровь, ужас, боль, унижение. Сквозь когти страха, впившиеся в мысли, Вита видела, что главе «Мульцибера» от нее нужен вовсе не секс, а покорность. Ему доставляло удовольствие видеть, как пешка, посмевшая покуситься на спокойствие короля, раздавленная, валяется у ног.

Вытерев слезы дрожащими пальцами, все еще стоя на коленях, Вита развязала пояс. Одолеть узел получилось с третьей попытки. Ее всю трясло, но она скинула халат с плеч. Из-за завесы волос раздался удовлетворенный смешок. Вита инстинктивно прикрыла грудь скрещенными руками. Встала, склонив голову, забралась на кровать, легла на спину и согнула ноги, но силы на этом иссякли. Губы предательски задрожали в подступивших рыданиях. Колени она сжала крепче, а не раздвинула. Вита закрыла глаза и крепко зажмурилась, не сдерживая слез. Всю оставшуюся волю сосредоточив на том, чтобы не закричать.

От горькой иронии уголки губ грозили разойтись в безумной неуместной улыбке: она хотела секса – Вселенная ее услышала.

Кровать застонала под тяжестью второго тела. Вита почувствовала прикосновение к голени, почти ласковое.

– Убери руки, – приказал Филипп.

Что-то внутри сломалось, когда Вита подчинилась, отвела ладони от груди и вцепилась в простыни.

– Умница.

Вита зажмурилась крепче, когда почувствовала чужие ладони на коленях. Воля и гордость стирались в пыли, растворялись в океане унижения.

– Не ломайся. – Благополучный поглаживал ее колени, стараясь раскрыть, но Вита просто не могла себя заставить сделать это. Слишком живы были воспоминания о другой ночи, когда она такая же беспомощная билась в жестких руках, а ее сопротивление ломали вместе с жизнью.

– Вот так. – Вита не видела лица Благополучного, но в его голосе слышалась довольная улыбка.

Она медленно ослабила сопротивление, Филипп перехватил ее икры, одним рывком раздвинул ноги и подтянул ближе к себе. Вита почувствовала прикосновение к самому сокровенному месту. Семь лет назад она поклялась, что ни один мужчина не увидит ее нагой и не дотронется до нее, но теперь чувствовала чужие пальцы в своем сжавшемся от страха лоне. Силы воли едва хватало, чтобы не закричать.

– Ты узкая. – Голос Филиппа стал хриплым. – Люблю узких.

Вита услышала, как он сплюнул себе на ладонь, а потом почувствовала тяжесть его тела.

– Открой глаза.

Покидать построенный воображением домик не хотелось, но в нем рухнула еще одна стена. Преграда, возведенная между сознанием и окружающим миром. Вита подчинилась, лицо Филиппа находилось слишком близко. Она чувствовала запах рома и табака в его дыхании.

В серых глазах Харона не осталось льда, в них горело пламя.

– Люблю, когда женщина смотрит на меня, когда я в нее вхожу. – Лоно обожгло болью, такой сильной, что Вита вскрикнула. Но Филипп надавил сильнее, проникнув до самой матки.

Вита задохнулась от боли.

– Ты девственница. – Это был не вопрос, а утверждение, но открытие не заставило его отступить. Мальчишка, способный останавливаться, умер в ту ночь, когда родился Харон. Сострадание – чувство, которому нет места в сердце мужчины, построившего империю на крови.

Филипп усилил напор, резкими толчками вдалбливая ее тело в кровать. Вита застонала от боли, как она и думала, все фильмы и книги лгали. Возможно, мужчины и получали удовольствие от секса, но точно не женщины. О каком удовольствии речь, если твое нутро рвут на части?

Когда все было кончено, Филипп вытерся краем простыни, встал, неторопливо оделся. Вита свернулась калачиком под скомканным одеялом, слезы высохли, страх растворился в мягких волнах апатии.

– Завтра в семь жду тебя по этому адресу, нам надо о многом поговорить. – Филипп положил визитку на прикроватный столик рядом с ее телефоном. – Надень короткое сексуальное платье и никакого белья. Если не придешь, я очень расстроюсь, а тебе не захочется увидеть меня расстроенным. И надеюсь, не надо говорить, чтобы ты не обращалась в полицию. Это будет нашим маленьким секретом.

Он снова улыбнулся, но губы дрогнули, впервые за много лет сердце вдруг кольнуло забытое, чуждое чувство.

Жалость?

Филипп усмехнулся. Харон и жалость – вещи несовместимые. В любом случае девчонка ему еще нужна, у него на нее большие планы, и состраданию в них нет места.

Глава 3

Филипп вышел из спальни.

– Ну как, шеф, хороша телочка? Я бы с ней пососался. – Судя по голосу, мошонка Толика перестала болеть.

– Может, позже, когда надоест, – ответил Благополучный. – Уходим.

Паркет застонал под тяжелыми шагами, хлопнула входная дверь. Наверное, надо было встать и запереть, но Вита не могла заставить себя пошевелиться. Тем более замки не помешали Благополучному и его людям войти в квартиру. Дом оказался не крепостью, стоило волку дунуть, как кирпичи и дерево разлетелись на куски.

Лишь когда комнату наполнили серые предрассветные сумерки, Вита нашла в себе силы подняться с кровати. Подобрала с пола халат, накинула, вышла в коридор, полный враждебных теней. На бедрах трескалась засохшая кровь, между ног саднило. Она хотела принять душ, смыть кровь, пот и сперму, но вместо ванной побрела в кухню. На столе так и стояла кружка с остывшим чаем. Глаза и щеки снова обожгли слезы, чувствовала себя Вита как Розмари из старого фильма Полански. Этой ночью ею тоже владел дьявол.

Когда оцепенение спало, Вита заметалась по квартире. В голове билась одна мысль: «Бежать!»

Она беспорядочно закидывала вещи в чемодан, просматривала приложения в поисках билетов куда-нибудь подальше от столицы. Ближе к обеду медитировала над мобильником, раздумывая: позвонить Глебу и рассказать о том, что произошло, или нет. Благополучный не угрожал найти ее и убить, но этого и не требовалось. Ее воображение все сделало само, а фотографии и газетные вырезки на стене кабинета послужили красноречивым напоминанием о том, что, если она не явится на назначенную встречу, следующий роскошный торговый центр возведут на ее костях. И все это время она гнала прочь осознание того, что дала себя отыметь, как последняя шалава. Стоило вспомнить, как в тело проникал член Филиппа, как живот скручивало судорогой, а виски начинало ломить от боли.

На то, чтобы взять себя в руки, уходили бесконечно долгие минуты. Минуты складывались в часы, а Вита так и не решила, что делать. В какой-то момент, когда она то ли беспорядочно швыряла одежду в чемодан, то ли вынимала обратно, взгляд зацепился за простыни с кровавыми пятнами. Вита безвольно опустилась на край кровати, положила руки на живот, осознание того, что бежать некуда и не у кого просить помощи, накрыло ледяной волной. Страх вытеснил все эмоции, выстудив изнутри, паника сменилась спокойствием беспросветного отчаяния.

Когда до назначенного времени оставалось меньше трех часов, из которых час сожрала бы дорога, Вита начала собираться. Минут двадцать рассматривала кружевные трусики, она даже дома не ходила в неглиже, о том, чтобы выйти на улицу без белья, боялась и подумать. И вновь что-то сломалось в ней, когда, отложив трусики, Вита принялась натягивать чулки с широкими резинками. Затем выцепила из недр шкафа обтягивающее черное платье с пайетками. Его заставила купить Тоня года три назад, тогда подруга еще не оставила попыток привить Вите любовь к клубам и барам, чтобы найти парня если и не на долгую и счастливую жизнь, то на одну ночь.

Хорошо хоть стояла прохладная погода, и легкий плащ должен был скрыть от окружающих постыдный секрет. И все равно на улице и в транспорте Вита чувствовала себя голой. Ей казалось, ни для кого не тайна, что на ней нет трусиков. Прохладный воздух поглаживал кожу между ног, заставляя щеки покрываться румянцем.

Небо, перламутровое, как бабушкин сервиз, нависало над столицей. До Москвы-Сити Вита доехала на метро, с трудом выбралась из толпы туристов, снимавших на мобильные небоскребы, объятые солнечными лучами. Она чувствовала себя неуютно на этом островке, где недвижимость стоила сотни миллионов рублей, а из простых машин проезжали только такси.

Царство гиалуроновых губ, силиконовых грудей и костюмов от «Тома Форда» Вите, провинциальной серой мышке, казалось враждебным. Но сегодня дело было не только в атмосфере, окружавшей высотки. Дискомфорт вызывало и чувство собственной обнаженности. Ей казалось, что все встречные знают: у нее отобрали невинность вместе с гордостью, оставив стыд и слезы.

Мельком взглянув на экран мобильного, Вита стремительным шагом пошла к небоскребам, до назначенной встречи оставалось десять минут, а предстояло еще найти нужное здание. Окна сверкали в лучах вечернего солнца, по верхним этажам ползла реклама. Не придумав, как обойти «Афимолл», Вита пересекла торговый центр насквозь и попала ко входу в нужный небоскреб. Она спешила, сердце билось в груди, как у загнанного кролика, пальцы заледенели, как и ноги в легких не по сезону туфлях на высоких каблуках, таких же непривычных, как и платье.

В просторном холле, залитом золотистым светом, Вита растерялась. На визитке, которую ей оставил Филипп, значился адрес и название фирмы, никаких указаний, как миновать охрану рядом с турникетами, снабженными пропускными устройствами. Вита почти решилась подойти к посту, когда к ней приблизился вчерашний «интеллигент» из свиты Благополучного. Заныли ушибы, оставшиеся от удара о стену. Дыхание участилось, а беспокойство постепенно перерастало в страх. Вита замерла, не зная, как себя с ним вести, в конце концов, его босс трахал ее, пока подчиненные ждали в соседней комнате.

– Привет, – улыбнулся «интеллигент».

«Слава», – вспомнила Вита, но на приветствие не ответила.

– Ну, идем, Нэнси Дрю. – Слава сделал приглашающий жест и окинул Виту оценивающим взглядом, отчего на коже словно остались отпечатки сальной пятерни. Он наверняка знал, что на ней нет белья, слышал вчера приказ Благополучного. Вита задышала чаще, почувствовала, как щеки заливает румянец. Слава понял, что она угадала его мысли, и нахально усмехнулся, ощупал взглядом ее грудь без тисков бюстгальтера. На подламывающихся ногах Вита подошла к турникету, в горле стоял ком, она задержала дыхание, стараясь унять зародившуюся тошноту. От одной мысли о том, что мужчина рядом ее вожделеет, хотелось кричать от ужаса. Она боялась подумать, что скоро останется с ним наедине в тесной кабинке.

Миновав пост охраны, они подошли к лифтам. Слава рассматривал ее и продолжал улыбаться. Двери раскрылись бесшумно, выпустив клерков в деловых костюмах и до блеска начищенных оксфордах. Внутри Вита постаралась слиться с кабиной, но даже в сером плаще это получалось плохо. Двери бесшумно закрылись, оставив их наедине.

– Хорошо, что ты пришла, если бы сбежала, было бы хуже.

Не придумав, что ответить, Вита промолчала. Но Славе это болтать не мешало.

– Шеф не любит, когда ему перечат, веди себя как вчера. Раздвигай ноги, если он скажет, и все будет хорошо. – Слава ухмыльнулся. – Ну, или не раздвигай, и, возможно, мне с парнями тоже что-нибудь перепадет. – С этими словами он провел пальцем по прядке волос, выбившейся из ее прически.

Вита отшатнулась, отошла на пару шагов, но это не спасло от взгляда наглых голубых глаз. От быстрого подъема Виту замутило, уши заложило. От волнения она не заметила, на каком этаже открылись двери, ей хотелось быстрее покинуть кабину.

– Направо. – Слава вышел из лифта первым.

Вита оказалась в небольшом холле со стенами, отделанными темными зеркальными панелями. За черной стойкой со стилизованными готическими вензелями, сообщавшими посетителям, что они попали в офис ГК «Мульцибер», сидели две девушки, выглядевшие так, словно их лица подправили в фотошопе. Отличались друг от друга они цветом волос: одна брюнетка, вторая блондинка. На Виту они не взглянули. И Вита поспешила за Славой, удалявшимся по коридору, залитому приглушенным светом.

За закрытыми черными дверьми с номерами кабинетов кипела работа. Звонили телефоны, велись разговоры, раздавался выверенный деловой смех.

Коридор заканчивался просторной приемной. Посередине размещался дубовый массивный стол для референта и кожаные диваны для посетителей. Пахло кофе и коньяком. Все говорило о серьезных деньгах и статусе владельца компании.

Из приемной вели две двери: одна – в переговорную, отделенную от помещения стеклянной стеной, вторая – в кабинет Благополучного. Дверь отворилась, из кабинета выскользнула платиновая блондинка с идеальной внешностью фотомодели. Безупречный макияж, маникюр, изумрудное платье-футляр, обтягивающее точеную фигуру. Вита в плаще и платье из массмаркета почувствовала себя нищенкой, заглянувшей на королевский бал. Сумочка, казавшаяся безумно дорогой. Купленная за тридцать тысяч «Фурла» не выдерживала сравнения с «Гермесом», небрежно брошенным на тумбу позади стола. Вита всегда была далека от моды и не понимала Тониной погони за брендами, но сейчас ей стало неловко за собственный вид.

Слава перехватил дверь, прежде чем референт успела ему помешать, сладко улыбнулся девушке и жестом пригласил Виту войти в кабинет, напоминая сочащегося похотью дворецкого.

После полумрака, царившего в приемной, свет, лившийся из окон в кабинете, ослеплял. Вите понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли.

С двух сторон стены заменяли окна. Из них открывался потрясающий вид на столицу и реку.

Кабинет был минималистично обставлен в стиле хай-тек. На стенах, обитых черной кожей ската, висели две картины с абстракциями. На стеклянном столе царил идеальный порядок, несколько тонких папок, писчий набор, ноутбук и чашка кофе.

Филипп стоял у окна, разговаривая по мобильному. Стоило Вите войти, он коротко попрощался и оборвал связь.

– Ты пришла.

– А у меня был выбор? – Голос прозвучал безжизненно, словно и не ее собственный.

За спиной тихо закрылась дверь, Слава скрылся, доставив добычу в лапы тигра.

– Выбор есть всегда. Ты могла убежать, уехать. Сделать одну из глупостей, которые совершили бы сотни дур на твоем месте.

Вита пожала плечами: что сделано, то сделано. Она здесь.

– И что бы ты со мной сделал, если бы я сбежала? – Вита не видела смысла в уважительном вы, в конце концов, вчера Благополучный отнял у нее возможность быть собой и сломал защитный барьер, которым она отгораживалась от мира последние годы.

Усмешка, скользнувшая по тонким губам Филиппа, сказала больше, чем слова.

– Подойди.

Вита пересекла кабинет, положила сумочку на кресло для посетителей, стоявшее перед столом, и шагнула к Филиппу, но не слишком близко. Встала так, чтобы он не смог до нее дотронуться.