Глаза мои хотели удивленно и вопросительно подняться, но я успел поймать их уже на лету и посадил обратно на аэродром стола.
Это большой сборник произведений автора, причем довольно разных.. И обозначен этот сборник как четвертая часть цикла "За доброй надеждой". Однако в данном случае роман-странствие, превращается скорее в роман-размышления. Но по порядку:
Начало конца комедии - веселенькая зарисовка о пребывании автора "в писательском Доме творчества в обществе двух собак и одного литературоведа". Легко, иронично, интересно.. Вот если бы весь сборник был такой..
Путевые портреты с морским пейзажем.
Автор на пароходе стажируется - дублер капитана. Капитан заодно его старый друг.. И вот этот капитан завел на судне роман с вульгарной уборщицей… Как факт, что на корабле бывает всякое, понять можно. Не могу понять почему автор уделил этому очень много текста и времени.. Я вполне разделяю его неприятие ужимок этой уборщицы, но это все мало занимает меня, как читателя.
Впрочем, в этой повести, есть и более интересные зарисовки..
Я брился возле умывальника, и вдруг в иллюминатор влетел скворец и безо всяких оглядываний и разведок плюхнулся в раковину и стал плескаться под струйкой пресной воды — умываться, с полнейшей бесцеремонностью оттеснив обалдевшего и обмеревшего хозяина каюты. Я захлопнул иллюминатор, вытер мыло с физиономии и уставился на скворца. Тот вволю поплескался, перелетел на стол и уставился на меня. — Тебя как звать? — спросил я. — Са-ша! — сказал скворец.
Петр Иванович Ниточкин к вопросу о квазидураках
Обычно, рассказы и байки Ниточкина вызывают бурный смех во время чтения.. Но в этот раз, мне было не смешно. Немного улыбнуло происшествие в Америке на автомобильной свалке, когда Елпидифор забрался на свалку, и слезть не мог, да и вся автомобильная громада собиралась рухнуть..
Последний раз в Антверпене
Прекрасный рассказ, классический Конецкий. Автор - капитан судна "Обнинск", пытается пришвартоваться в Антверпене, а швартовщиков нет. Попытка попросить помощи у недалеко стоящего "Чернигорода" оборачивается отказом.. Боцман и старпом прыгнули на кран рискуя жизнями..
Как-то этих моих голубчиков столичный корреспондент пытал о причине их огромной любви к морской профессии. Старпом сказал: «У меня кожа слабая, а в море комаров нет!» Другой: «Когда плаваешь на пароходе, так на работу не надо в трамвае ездить!»
Конечно, я понимаю, что боцманы, старпомы и капитаны могут быть собирательными образами, но все реалистично.
У Адама и Пэн в Нью-Йорке
В порту Нью-Йорка автора рассказа встречают на машине его американские друзья. Адам вполне владеет русским языком. Небольшая зарисовка про поездку по Нью-Йорку, и покупку шубки из дерибаса в лавочке в Бруклине. Что это за дерибас такой? На мои поиски этого слова выдаются только фамилии.
Вот на этом рассказе все хорошее в этом сборнике заканчивается.
На около научной параболе.
Автор едет в Новосибирск, в академгородок с лекцией. И эта долгая и утомительная для меня поездка (вторая половина книги) сопровождается трагедией дилетансткого интереса ко всему сущему. Автор, очень интересуется различными аспектами науки - физики, биологии, происхождением человека и вселенной, спорами с окружающими - сначала такими же дилетантами, потом - в академгородке с учеными.. Правда, во время лекции Конецкий получил в свой адрес от одного молодого человека. И учитывая эту вторую половину книги, отчасти справедливо, хотя и жестко:
Он сказал, что я последние десять лет деградирую, что в моих последних книгах полно вульгарного материализма и ворованных из газет информаций, цена которым нуль, что я перестал волновать. А когда Гоголь, помянутый мною здесь всуе, почувствовал, что перестал волновать, то есть кончился как писатель, то он погиб сразу и как человек.
Молодой оратор бил в яблочко, в десятку, в эпицентр, в солнечное сплетение. Ради такого я сюда и прилетел. Правда, я жаждал сочувствия и совета, а не четких формулировок своих провалов.
Надо ли говорить, что весь этот ворох псевдо-научных разглагольствований, которым пичкает автор читателя, для меня оказался не интересным.. В таких случаях я предпочитаю читать популярную литературу известных научных деятелей, Хокинга, к примеру. Или исследовать, к примеру, что такое эмоции, и как отрицательные эмоции влияют на организм, и подводить под это капиталистический образ жизни, это простите меня, ни в какие ворота не лезет:
Это все попытки замещения отрицательных эмоций, беспрерывно генерируемых безобразной западной жизнью.
Ну вот, мы добрались и до драматургии:
Я ненавижу драматургию. Мне всегда кажется, что нет ничего более далекого от истинной жизни, нежели самая хорошая пьеса. Она всегда построена.
Немая сцена, как говорится. Ну хорошо, а разве сценарий Полосатого Рейса написанный уважаемым автором не драматургия? И какое нам дело, что в фильме никакой истинной жизни нет.
А чем заканчивается данный сборник, по вашему?
А он заканчивается ничем иным, как пьесой!!!.
Некоторым образом драма. (Пьеса для чтения)
Пьеса не произвела на меня никакого впечатления, хотя как раз она изображает истинную жизнь, вернее, как ее видит Виктор Викторович в драматургии.
По моему, совершенно напрасно, хороший писатель склонялся к не своей литературе. Черт с ними - советизмами, это приметы времени.. Но ведь было хорошо, живо, интересно.
Года к суровой прозе клонят. Пора расставаться с путевой. Ей слишком недостает суровости. В нее уходишь, чтобы не остаться лицом к лицу с трудным Величием Мира, которое, вообще-то, воплощено в любом человеке окрест тебя, но никогда — в тебе.
Длинный получился отзыв, так ведь и сборник не маленький, к тому же писатель прекрасный.. Ну почти…