Нукер зачем-то оглянулся по сторонам, и только увидев, что лишних ушей рядом нет, нехотя ответил:

– Лучше бы тебе с ними никогда не встречаться.

– Это, наверное, страшные разбойники? – поинтересовался он.

– Хуже, чем разбойники! – с негодованием произнес нукер. – Они – исчадия ада, хотят разрушить наш, установленный мудростью пророка Магомета и нашими предками образ жизни.

– А откуда взялись эти большевики?

– Из далекой страны России, где несколько лет назад они убили своего царя. Теперь эти безбожники грозят эмиру. Они хотят уничтожить всех мусульман, а их жен и дочерей забрать себе. Вот что творится последнее время в нашей благословенной Бухаре.

– В нашем кишлаке про них еще ничего не известно, – до глубины души пораженный услышанным, произнес Темир.

– И слава Аллаху! – радостно воскликнул нукер. – И в нашей благословенной долине еще есть места, где об этих безбожниках еще никто не слышал.

К кишлаку, расположенному в небольшой долине, подъехали только ранним утром следующего дня. По приказу Ислам-бека нукеры перекрыли дорогу, ведущую в селение и выходящую из нее. Только после этого он вместе с Султаном-бобо, бывшим его личным телохранителем, и Темиром подъехали к дому аксакала кишлака.

– Эй, старый осел, выходи! – крикнул бек. Дверь открылась, на пороге появился седобородый старик в сером теплом халате, с белой чалмой на голове.

– Кто там ругается непотребными словами? – возмущенно вскричал аксакал.

– Ты что, собака, своего хозяина не узнаешь? – грозно произнес Ислам-бек, замахнувшись на старика плеткой.

Аксакал, разглядев в утреннем тумане бека, рухнул на колени.

– Собирай народ. Эмир приказал мне собирать долги, которые вы не уплатили.

Пока собирались люди, Ислам-бек, расположившись в тени разлапистого карагача, пил чай, предложенный ему местным торговцем, который, подкладывая в блюдо, лежащее на расстеленной в тени кошме, орехи и сладости, что-то нашептывал амлякдару на ухо. Тот, медленно потягивая ароматную влагу, то и дело отмахивался от торговца, как от назойливой мухи.

Когда народ собрался, Ислам-бек громогласно объявил:

– По приказу эмира я, главный сборщик налогов и его верный слуга, объявляю: все жители кишлака Сары-агач обязаны уплатить налог за год вперед.

В толпе послышался все усиливающийся ропот.

– Если вы, жалкие рабы эмира, – продолжал он, – вновь воспротивитесь выполнению этой священной для каждого мусульманина обязанности, я повелением эмира бунтарей жестоко накажу, а кишлак сожгу.

Воцарилась звонкая тишина.

– Мы заплатим все сполна, – низко согнувшись в поясе, кинулся к собирателю налогов аксакал, чтобы поцеловать полу расшитого серебром халата. Но перед ним, словно неведомый дух, возник заподозривший в плохом старейшину Султан-бобо, в мгновение ока заслонивший собой бека.

Отшвырнув старика пинком, телохранитель, обернувшись к Ислам-беку, сконфуженно сказал:

– Мне показалось, что этот старик замышляет что-то нехорошее.

– Ты всегда начеку, мой верный Султан, – похвалил телохранителя бек, и, поощрительно похлопав его по плечу, сказал, обратив свой гневный взор на дехкан: – Я вижу, вы вовремя одумались. Ну, тогда – приступим. Веди меня, аксакал, в свои закрома! – приказал он и направился следом за стариком к пристройке, где он хранил зерно.

– Эта пшеница в количестве шестнадцати пудов принадлежит мне, аксакалу кишлака Сары-агач Салиму, рабу эмира и бека.

– По приказу эмира, во имя Аллаха и пророка его Мухаммеда здесь будет взыскан закят с эмирского раба Салима в размере четырех пудов.

Салим упал на колени и начал слезно умолять бека сократить размер налога.

– О, великий бек, – причитал он, – впереди зима, а у меня большое семейство. Сжалься надо мной, и Аллах возблагодарит тебя за это.

– Вот я сейчас тебя плеткой возблагодарю, – усмехнулся Ислам-бек и замахнулся на аксакала своей инкрустированной серебром камчой.

Кишлачный торговец тут же отвесил четыре пуда зерна и ссыпал его в мешки. Затем он вновь подошел к куче пшеницы и, приговаривая: «А это оплата за пользованием моими весами», сгреб в полу своего халата с полпуда зерна.

Потом из толпы вышел невзрачный человек в черном халате, с белоснежной чалмой на маленькой головке, и зайдя в пристройку, отсыпал с четверть пуда зерна в свой мешок.

– Что вы творите? – хотел наброситься на него Салим, но стоящий рядом с беком Султан-бобо резко оттолкнул его в сторону.

– Ах ты, сын ослицы, забыл, что имаму мечети положена десятая часть урожая?

Все шло по уже установившемуся веками обычаю.

Ванвой – местный лепешечник, вручив обескураженному аксакалу три лепешки, взял взамен тридцать фунтов пшеницы. Какая-то бойкая старуха поднесла ему расшитую цветными нитками тюбетейку и, получив разрешение, насыпала в свой мешок несколько фунтов зерна.

Оставшееся было поделено «по закону» на пять частей. Одну из них отсыпали для казны, а остальное, что составляло около шести пудов, отдали собственнику урожая.

– Благо, что ты вовремя одумался и не препятствовал исполнению древнего обычая, – благодушно сказал Ислам-бек, направляясь к соседнему дому, откуда уже заранее неслись крики и женский плач.

Не все дехкане так раболепно и безропотно отдавали потом и кровью выращенное зерно.

В одном из дворов, куда направлялся Ислам-бек, ему навстречу выскочил дехканин с кетменем в руках, угрожая применить это свое грозное оружие, если бек переступит порог его жилища. Темир, находившийся рядом, не раздумывая оттолкнул нападающего в сторону.

Раздался выстрел, и человек рухнул на землю, как сноп пшеницы.

– Теперь так будет с каждым, кто посмеет поднять руку на посланца эмира, – грозно произнес Ислам-бек и, приказав торговцу собрать налоги у остальных дехкан, направился к достархану, установленному расторопным торговцем под деревом.

Удобно устроившись на кошме и медленно попивая чай, Ислам-бек лениво следил оттуда за действиями своего добровольного помощника.

Темир, пораженный убийством дехканина, стоял за спиной бека и удрученно думал о свершившемся факте и своем месте в этом вольном или невольном преступлении.

«Все вышло у меня невольно. Ведь он же покушался на жизнь хозяина», – напряженно думал Темир, всячески пытаясь найти оправдание своим действиям, повлекшим за собой такие трагические последствия. Несмотря на то что в благодарность за проявленную находчивость бек соблаговолил похлопать его по плечу, а телохранитель, хладнокровно застреливший крестьянина, благожелательно на него посмотрел, парень чувствовал себя не в своей тарелке.

Крики, причитания и плач раздавались по всему кишлаку, когда закончился сбор налога. Отогнав стенающую толпу подальше от Ислам-бека, наслаждающегося пищей, торговец, по лисьи семеня ногами, приблизился к нему и, заискивающе заглядывая в глаза, масляным голосом объявил:

– Я исполнил ваше приказание, мой бек. Всего собрано пятьдесят пудов зерна.

«Это же почти двадцать мешков, – подумал Ислам-бек удовлетворенно. Но вскоре его чело омрачилось другой мыслью: – Теперь надо нанимать арбакешей, обеспечивать охрану». – Он поморщился, словно от зубной боли.

– Мой бек, – оторвал главного сборщика налогов от неприятных мыслей торгаш, – что вы будете делать с собранной пшеницей?

– Отправлю в житницу эмира, – ответил тот, подозрительно косясь на лисью мордочку торговца. – А тебе какое дело?

– Я бы мог освободить великого бека от этих забот, – льстиво промолвил он, хитро блеснув глазами.

– Каким образом?

– Я готов купить казенную пшеницу. Деньги, в отличие от кучи зерна, можно легко сложить в один небольшой хорунжин.

После недолгого торга, в результате которого торговец взял все зерно за полцены, Ислам-бек, недовольно ворча, уложил деньги в кожаный мешочек и, вскочив на ноги, скомандовал стоявшим в ожидании приказа нукерам:

– По коням! Мы выполнили задачу, поставленную эмиром, теперь нас ждут другие дела!

Темир, удивленно взглянув в сторону сложенных среди улицы мешков с зерном, которые по распоряжению кишлачного торговца дехкане куда-то понесли, спросил Султана-бобо:

– А хлеб мы без охраны оставим?

– Не твое дело, – резко оборвал Темира нукер. – Для тебя сейчас главное – не отставать от меня!

Хорошо накормленные и достаточно отдохнувшие кони с места понесли в галоп. Ислам-бек на своем вороном ахалтекинце снова был впереди, увлекая за собой остальных. После почти часовой скачки отряд остановился в широком ущелье, на берегу горной речки, несущей свои бурные воды в долину, в благословенный Кафирниган.

– Привал, – крикнул Ислам-бек, спешиваясь.

Расторопные нукеры сразу же раскинули на поляне кошму и ковер и, скинув с разгоряченных бегом коней всю поклажу и седла, начали вытряхивать из своих хорунжинов лепешки, куски вареного и вяленого мяса, глиняные кувшины с айраном и другую походную снедь.

Пока хозяин совершал омовение, Султан-бобо накрывал для него достархан отдельно ото всех, на ковре.

После того как Ислам-бек без особого аппетита перекусил, телохранитель собрал остатки хозяйского ужина и, возблагодарив Аллаха за все хорошее, принялся за еду.

Темир, привыкший к тому, что пастухи в горах всегда делились имеющейся у них пищей, ждал, что кто-то из нукеров пригласит к трапезе и его. Но каждый из них ел только то, что взял с собой в поход. Занятые этим благородным занятием, они не обращали на новичка никакого внимания.

– Эй, парень, – крикнул Султан-бобо, заканчивая свой ужин, – присаживайся рядом, ты честно заработал сегодня свой кусок хлеба. Мясо будет заработать труднее, – осклабился он, вставая и уступая место на кошме Темиру. После него на чистой тряпице остались лишь три лепешки, луковица да наполовину опустошенный кувшин с айраном. Но и этого довольно скудного ужина было достаточно, чтобы в молодом теле Темира вновь заструилась горячая кровь, призывая все его существо к новым, неведомым делам и приключениям.

Ждать пришлось недолго. Как только начало смеркаться, Ислам-бек скомандовал:

– По коням!

Вскоре отряд, предводительствуемый беком, поскакал вверх по ущелью. Через час вдали показался огонь большого костра. В полуверсте от него нукеры Ислам-бека спешились. Дождавшись, пока все соберутся вокруг, хозяин негромким голосом приказал:

– Три человека во главе с Султаном-бобо зайдете сверху и гоните табун на нас. Ты, – указал он на одного из нукеров, – будешь направлять табун справа, а ты, – обратился он к другому, – слева! Я с остальными займусь пастухами. Все понятно?

– Понятно, хозяин!

– Хоп, бек!

– Все ясно, уважаемый Ислам-бек, – перекрывая голоса нукеров, ответил Султан-бобо, – это нам не впервой. Но среди нас – новичок. Может быть, я возьму его с собой?

– Нет, – сказал, словно отрезал, бек. – Этот джигит показал всем вам, что он уже не новичок! Если бы не Темир, то твой запоздалый выстрел мне бы уже не помог, – сказал он и, глянув на застывшее лицо Темира, отечески похлопав его по плечу, добавил: – Темир, мальчик мой, с этого дня ты теперь всегда будешь рядом со мной.

– Как только будет потушен костер, Султан-бобо со своими людьми начинают гнать табун. Первая остановка в долине. Да благословит Аллах наше ночное дело! – подождав, пока совсем стемнеет, приказал Ислам-бек.

Дождавшись, пока всадники скроются в темноте и вдали смолкнет топот их коней, Ислам-бек скомандовал:

– За мной!

Нукеры, возглавляемые беком, то и дело сдерживая коней, стараясь не бряцать оружием, осторожно приближались к костру.

Внезапно залаяли собаки. Вслед за этим послышалось конское ржание и крики встревоженных пастухов. Не давая им опомниться, нукеры вихрем налетели на сидевших у костра людей и, выхватив сабли, плашмя начали их избивать. Послышались вопли. Неожиданно один из пастухов, выхватив спрятанное в куче бараньих шкур ружье, направил его на ночных разбойников. Но тут же кто-то из нукеров выстрелил в него, и единственный человек, осмелившийся поднять оружие против ночных разбойников, рухнул прямо в огонь. Несколько секунд его тело корчилось в пламени, но вскоре замерло навсегда. В воздухе запахло подгоревшим мясом.

– Тушите, скоты! – крикнул пастухам Ислам-бек, воротя лицо от запаха сгорающей в огне плоти убитого пастуха.

Утром, подсчитывая прибыль от угнанного у другого скотовладельца табуна, Султан-бобо удовлетворенно сказал Темиру:

– Вот теперь ты заработал не только на хлеб, но и на мясо.