…Я сам спускаюсь в этот ад,
Где нет ни славы, ни наград,
Где труд, как кара за грехи,
Мной совершенные когда-то,
А неудачи, как расплата,
За все грядущие стихи…
Блоха пожаловалась Льву:
– Ты знаешь, Лев, как худо я живу!
– А чем, скажи мне, жизнь твоя плоха?
Ведь ты ж… блоха…
Так ей ответил Лев.
И Блошенька, на лапочки присев,
Поглубже хоботок припрятав свой,
Поведала ему:
– И-и, милый мой!
Согласна, что блоха, и в этом спору нет.
Но я мала! Мне страшен белый свет.
Порою неуютен мой ночлег.
Такие холода! А если – снег?..
А что я ем!
Кругом одна трава…
И, помолчав, добавила слова:
– К тому же я вдова…
И сердце сжалилось у Льва.
Он постоял, подумал в тишине
И тихо ей сказал:
– Ступай ко мне…
И вот в загривке Льва, там, где густы меха,
Устроилась на жительство Блоха.
Случилось это в полночь, а к утру
Она была сыта, как на пиру.
Порозовела!
А бедняга Лев,
От наглости блошиной озверев,
Метался по оврагам и кустам,
Она ж его кусала тут и там.
Она была бедна. Она была вдова.
Она спокойно кровь пила из Льва…
Коль встретите блоху,
Коль очень торопливы
И склонны вы к поспешному добру,
То в полночь ей подставьте свой загривок
И всё узнаете к утру.
Возьму такси: «Шофер, вези…»
«Куда?»
«Гони куда попало…»
Любовь была и вот пропала,
С орбиты съехала, с оси.
Включи железного коня.
Педаль используя как шпору,
Мигни ответно светофору
И в дальний лес умчи меня.
Там ели стройны и легки,
Там шебаршат лесные сказки,
Там куст прибрежный без опаски
Глядится в зеркало реки…
Гони такси, шофер, гони…
Не спрашивай о том, что было,
Какая разметала сила
Наполненные счастьем дни…
Берега высокие качают тишину,
Я ее потрогаю, а потом сомну.
Жахну из двустволки
В небо,
В никуда!
Спросят люди: – Волки?
Я отвечу:
– Да!
Вышли, мол, холеные, выли в небеса,
Щуря раскаленные желтые глаза…
И хозяйка Клава в страхе от зверей
К ночи волкодава привяжет у дверей:
– Пусть стережет и не спит до утра…
Плечи у Клавы белей серебра!
Принимаю жизнь как есть.
Берег. Лес. Поля. Лощины.
Снега хруст, шуршанье шины,
Сквер, скамейка, совесть, честь…
Утро. Город. Люди… люди…
Льстят, обманывают, любят,
Ненавидят, предают…
Дом. Окно. Чужой уют.
Там кипят такие страсти!
Там собака дикой масти…
И средь этой суеты,
Знаю, где-то ходишь ты.
На лице твоем досада,
На душе твоей беда.
Но ведь это тоже надо!
Не всегда, но иногда.
Чтобы встреча,
Чтоб разлука,
Чтоб сказать себе – держись!..
А иначе что за штука
Эта жизнь.
Я сам
И пассажир,
И машинист,
Сам для себя даю гудки и свист…
«Женитьба Дон Жуана», В. Федоров
Я мучился загадкою одной,
Я был в тоске и Муза надо мной
Напрасно колдовала очень рьяно,
Я глух был и красавица моя,
Щадя меня, в испанские края
Свалила и приперла Дан Жуана.
На мой вопрос: «Зачем?..»
Она в ответ
Сказала, что у Бога мертвых нет.
«При чем тут Бог, и есть ли в мире Бог?»
А Муза – мне: «Ну, как ты, Вася, мог
Спросить такое и в твои ли годы
Подобные вопросы задавать?
Бог – это ты! Да, ты!
Ни дать, ни взять
С твоим могучим даром от природы!..
Не спорь со мной, бери скорей скелет
И наряжай в одежды наших лет».
О, Муза своенравная моя!
Что с бабою могу поделать я?
Беру перо и скоро подопечный,
От праха отряхнув скелетик свой,
Легко качнул плешивой головой,
Обрел шмотье и облик человечий.
Прикрыв рукой зияющий оскал,
Он хмыкнул и по строчкам зашагал.
Но прежде, чем войти в поэму, он
Довесок отсекает, то есть, «дон»,
Как будто при обряде обрезанья.
Мне завидно, и собственную плоть
Я зажимаю с трепетом в щепоть
(Простите мне нескромное признанье)
Хочу обрезать тоже, но поверьте,
При чувстве плоти нож страшнее смерти!
Теперь Жуан, забудем слово «дон»,
По замыслу быть должен оженен.
Вопрос – на ком?..
Не подойдет ли Ада?
Но, кабальеро, пробуй сам на вкус,
Сам окунай в вино роскошный ус!..
И кабальеро говорит: «Не надо…»
«Что ж нужно?»
«Что?.. Красавица нужна,
Такая как Наташа Кузьмина!»
«Не понял. Что? Наташа?..
Ах, Наташа…»
Перо, Жуан, мое, Наташа – ваша.
Спеши на свадьбу, услаждай свой взор…
И при моей фантазии богатой
Жуан, увы, становится рогатым,
Как некогда угрюмый командор.
И жалко мне беднягу… Между прочим,
Читатель, помни – я Жуану отчим.
………………………………………..
А далее блистательный повеса
(От обрезанья легче став по весу)
Попал в тайгу на раскорчевку леса.
Мольер и Байрон,
Даже Пушкин ас,
Пусть кабальеро видели живого,
И то б не догадались до такого.
А я вот догадался. Я горазд!
Хоть эту роль и всей поэмы тон
Спокойно б вынес мой сосед Антон.
А вскорости – о, странные дела! —
Распутная бабенка умерла.
Жуан один, Жуан уже вне темы,
И я средь архаической пыли,
Ничуть не отрываясь от земли,
Как загнанный бреду к концу поэмы.
Нет ни велосипеда, ни коня
И Муза убежала от меня.
………………………………..
«Большой урок, не подчиняясь срокам,
Для всех времен становится уроком…»
Своей поэмы замыкая круг,
Я приоткрою тайное желанье —
(О, собственного пупа созерцанье!) —
Когда бы мне сказал однажды друг:
«Прочти «Зачем жениться Дон Жуану»…»
Глядишь и я с Мольером рядом стану!
Галине Б-ной
Как часто ты снишься красивой и юной,
И наша тропинка пряма как шоссе,
И пахнет ольхой соловьиной и лунной,
И падают звезды и гибнут в росе.
Огромная жизнь. Расстоянья и годы.
Умолкли твои и мои соловьи.
В какой стороне, и какою погодой
Укутаны милые плечи твои.
Мы все забываем, мы всё забываем…
Но эта ольха на обрыве крутом!
О, как мы жестоки в шестнадцать бываем,
И как мы жалеем об этом потом.
Я знаю: напрасно тревожить былое.
Я знаю: напрасно болеть о былом
И мне не обрызгать водою живою
То звездное небо над нашим селом.
Ушло оно, сгинуло, не повторится.
Но память упрямо уводит туда,
Где ты молчаливо подраненной птицей
Ушла от меня сквозь туман и года…
Слова о любви… Это, в общем, не ново.
Я знаю, что твой не отыщется след.
Откликнись хоть строчкой, единственным словом,
Я даже молчанье приму как ответ.
Но снись, как и прежде, – в ночах над рекою.
Чтоб ветер хлебами шуршал в полосе,
А ты – чтобы в ситце, чтоб пахло ольхою,
Чтоб падали звезды и гасли в росе.
Я еще таким веселым не был!
Добрая прекрасная страна!
Надо мною голубое небо,
А под небом юная весна!
Петухи! Застолье, да и только!
Воробьи!
Сплошная кутерьма!
И, поверь, не хочется нисколько
Вспоминать, как мучилась зима.
Выйду в поле к радости готовый,
Верен жизни, только ей одной!
На четыре кованный подковы,
Аргамак замрет передо мной!
Я проверю – ладна ли подпруга,
Брошу в стремя легкою ногой,
И качнется весело округа,
И пригнутся вербы над рекой!
Развернется даль как на ладони,
Залитая солнцем и весной…
За спиною никакой погони,
Никакой преграды предо мной!
Подгнивший дом. Порушенный забор.
Сад одичал, зарос тугой травою.
Петух с роскошной рыжей головою —
Единственный на весь огромный двор.
Есть и такое, видно, на земле.
О русский вид, убогий и печальный.
На три окна один кусочек ставни
На ржавой покосившейся петле.
Случайный гость,
Вхожу я за порог:
Под темными седыми образами
Сидит старушка с тусклыми глазами,
Повязана платком. На узелок.
«Мир дому этому…» – Я замер и стою.
В ответ ни звука. Может, неживая?
Но, тело легкое от лавки отнимая,
Она проходит в сторону мою.
«Ты мне кричи… Не слышу я… ни-ни…»
И я кричу, что сбился, мол, с дороги,
Брожу два дня, вконец измучил ноги…
«Ага, ага… Ложись-ка, отдохни.
Я тут одна… Забыл, наверно, Бог…»
«Спасибо вам…»
А утром, на рассвете,
Когда я спал, как спят на зорях дети,
Она топила печь, пекла пирог.
…Я уходил по тропке на село.
Роса дрожала и блестела густо,
И было у меня на сердце грустно,
И было на душе моей светло.
Ах, жизнь моя, роскошная до боли,
Свистящая как ветер на юру!
Опять лежит дорога в чистом поле
И глухари токуют на бору.
Отгоревала ночь и откатилась.
Сегодня мне спокойно и светло.
Нет, сердце, нет, ты не напрасно билось,
Ты не напрасно в путь меня звало.
Я счастлив тем, что я дышу, и вижу.
Мой легкий шаг упруг и невесом…
Как плачет чибис над осокой рыжей!
Как бор звенит на сотни голосов!
Вот сквозь деревья первый луч рассвета
Упал к дорожным сизым лопухам.
Когда не я, то кто бы видел это,
Когда не я, кто б это услыхал?
Кому бы чибис плакался всё утро,
Кому б играли свадьбы глухари?..
Живу в пути и это очень мудро:
Шагать и видеть, знать и говорить.
Я видел мальчишкой,
Я помню упрямо,
Как помнят далекого детства мечту,
Как добрая наша усталая мама
Молилась и клала поклоны Христу.
Как я, затихая, смотрел затаенно,
И чудилось мне, что за черным окном
Какие-то люди проносят иконы
И ангелы бьются беззвучным крылом.
А мама молилась, шептала губами,
И я засыпал на кроватке своей…
Я в бога не верю, но только с годами
Всё больше завидую маме моей.
Жизнь летит по спирали вдаль.
Есть забота, а есть печаль.
Есть обида, а есть беда…
Жил Иуда, и жив всегда.
Серебро ли, бумажный рубль,
Но предатель готов на дубль!
Совершит и уйдет в расход,
Возродится и вновь придет.
Поцелует и осквернит.
Поцелуем и знаменит.
О собственной задумаюсь судьбе.
Снега бусят под окнами и ветер
Всю ночь, как шалый, бродит по планете
И ухает простужено в трубе.
Луна в окне как льдина на плаву,
Дрова трещат, тепло в моей квартире.
Кто скажет мне – зачем я в этом мире
Однажды появился и живу.
Зачем я веселюсь, зачем грущу,
Зачем люблю весну и зрелый колос,
Зачем я свой придумываю космос,
Зачем слова особые ищу?
Всё в мире просто – небо и вода,
Всё в мире просто – женщины и дети…
Ну, что с того, что кто-то есть на свете,
В чьем сердце поселилася беда.
Зачем я вспоминаю те края,
Где жаворонки, степи оглашая,
Пропели мне о том, что жизнь большая,
Зачем меня тревожит боль чужая
И не дает покоя боль своя?
Зачем живу как будто бы бегу
Средь сутолоки праздников и буден?..
Ищу ответ.
Ответа мне не будет,
А сам себе ответить не смогу.
О проекте
О подписке