Он не успел договорить, потому что тряска, длившаяся секунд десять-пятнадцать, закончилась так же внезапно, как и началась, и вновь стало тихо. Даже в соседних кабинетах на несколько мгновений замолчали студенты, видимо, с изумлением и ужасом переваривая произошедшее.
– Все живы? Пока оставайтесь на местах. – Энгель внимательно осмотрел учеников и направился к выходу. – Я покину вас всего на минуту и узнаю у ректора, что нам делать дальше.
Михей встрепенулся:
– Жека, можешь меня отпустить.
– А-а? Прости, – смутился Женя и резко оттолкнул от себя друга.
– Иноморфы разбушевались, что ли? – спросил Влад Иванов, потирая ушибленное колено. Он был одним из тех, кто сразу заполз под парту, когда начались подземные толчки.
– Влад, разве зачет по классификации иноморфов ты не сдал на «отлично»? – возмутилась Маша Золоторева. Она была старостой и строго следила за успеваемостью одногруппников, словно их успех в учебе был ее зоной ответственности. – Какой монстр мог вызвать подобное? Полчища цмоков?
Где-то вдалеке зазвучала сирена скорой помощи. Дима Чистяков, переступая разбитые цветочные горшки, подошел к окну.
– Все здания вроде целые, – сказал он и обернулся к одногруппникам. – Но если это не иноморфы, Маша, то что? С каких пор в Минске случаются землетрясения?
– С этих самых… Какого черта? Где же телефон? – дрожащим голосом произнесла Алина, нервно шарясь по карманам худи. – Мне нужно позвонить маме.
И все студенты группы М–12 разом вспомнили про своих близких.
Женя Бражник любил Минск всей своей семнадцатилетней душой. Обожал каждый дом и закоулок, наслаждался шумом длиннющего проспекта Независимости и теснотой станции метро «Площадь Ленина» в час пик. Дышал с городом в унисон и чувствовал его настроение. С легкостью прощал Минску затяжные осенние дожди и чавкающие тротуары в начале весны. Этот жужжащий улей был его домом, теплым, приветливым, иногда раздражающим, но близким и родным.
Женя смотрел на Минск любопытно-влюбленными глазами, и не было ни минутки, когда в глазах этих, влажных и темных, как спелые черешни, появлялись бы равнодушие или скука. Каждую деталь, каждый звук и каждый запах Женя впитывал и запоминал, поэтому иногда казалось, что жить в другом месте он не смог бы даже физически.
Иноморфы давно стали неотъемлемой частью городского пейзажа. Они ползали, летали, прятались в кустах и дремали на скамейках. На них не обращали внимания ровно до тех пор, пока они не выкидывали какой-нибудь фокус. Но в таких случаях из ОКДИ (Отдел контроля деятельности иноморфов) тут же являлись монстрологи в темно-зеленых комбинезонах и без труда решали возникшую проблему. А способов урегулирования этих проблем у ОКДИ было много: от самых простых, вроде запугивания, гипноза, лечебного тока, лекарств, до сложных – ловушек, обсидианового оружия и тюремных клеток с обсидиановым напылением, чтобы никакая тварь не выбралась наружу.
Женя не застал время, когда иноморфы поднимали восстания и отвоевывали территории. Наука скакнула вперед, и древними приемчиками, типа усыпляющего взгляда или очаровывающего голоса, против гранаты не попрешь. Однако ОКДИ, чтобы монстры особо не возмущались, позволял им некоторые вольности, например в виде парада в день летнего солнцестояния или собственного кафе. После занятий Женя часто гулял по Верхнему городу[6]. Вот и сегодня он брел по площади Свободы и наслаждался солнцем, которое милостиво выглядывало из-за свинцовых туч. Миновал белоснежную Ратушу и китайский ресторанчик «Янцзы». Вспомнил, что в этом ресторане праздновал начало учебного года с Михеем. Они ели карпа и суп с морепродуктами, а через минут пятнадцать Михея так раздуло от аллергии, что он стал похож на воздушный шарик.
Прохожие оборачивались Жене вслед. Выглядел он эффектно: черные джинсы и водолазка, ботинки на массивной подошве и кожаная куртка, которая распахивалась при каждом порыве ветра. Почти круглый год он носил шапку бини, не закрывающую уши. Стригся Женя очень коротко, а широкие брови и квадратный подбородок придавали ему строгий вид.
Возле скульптуры «Городские весы» уныло выл опивень, хвостатый и рогатый иноморф со свиным рылом и размером с крупную собаку. Горожане шарахались от него и обходили стороной. С давних пор опивень не пропускал ни одного застолья, склоняя людей к пьянству. Даже теперь многие алкоголики, объясняя причину своей зависимости, ссылались на этого иноморфа.
– Эй! Заткнись! – рявкнул Женя, остановившись в нескольких метрах от опивня. – Кое-что спросить надо.
Иноморф громко клацнул зубами и уставился на Женю мутными зеленоватыми глазами:
– Опять ты? Все рыскаешь и вынюхиваешь. Часто тут ошиваешься, блоха неугомонная!
– Не вынюхиваю, а собираю информацию! – вступил в перепалку Женя. – Что в твоей братии по поводу землетрясения говорят?
– А ты спроси у своей братии из Верхнего мира, жаба вислоухая! – Опивень кивнул на прохожих.
Женя оглянулся. Горожане неспешно прогуливались по площади или пересекали ее, торопясь по делам. Улица выглядела как обычно, точно и не было никакого землетрясения. Разве что в одном месте рухнула крыша летнего кафе да кадки с цветами послетали с балкона.
– Им откуда знать-то? А иноморфы обитают везде: под землей, на воде, в небе. Вы всегда в курсе всех событий. Может, это вы какое-нибудь дельце затеяли? Мне просто любопытно. В последнее время так ску-у-учно! – Женя потянулся и покрутил головой, разминая мышцы.
Опивень рыгнул, распространяя вокруг себя запашок перегара, и развалился на согретом солнцем асфальте. Ни дать ни взять бродячая собака с рогами и пятачком.
– Если и затеяли, то не твоего ума дело, щенок сопливый. У-у-у! Мне бы сейчас самогонки жахнуть, а не с тобой болтать, парень. Но от нее у меня развязывается язык. Не зря люди говорят, што цела любіць, тое душу губіць[7]. Вот что. Не думай, что мы, иноморфы, будем долго терпеть такое к нам отношение. ОКДИ совсем озверел. За каждым шагом следит. Но однажды терпение закончится и наша, как ты сказал, братия вернет былые величие и силу. Вы будете перед нами на коленях стоять и умолять о пощаде. А теперь убирайся из поля моего зрения, укроп завянувший!
– Спасибо за помощь, – язвительно буркнул Женя, свернул на улицу Кирилла и Мефодия, затем – на Зыбицкую и, немного поплутав по закоулкам, спустился в метро «Немига».
Женя открыл входную дверь своей квартиры и сразу же окунулся в безумное многоголосье. На кухне играла музыка, в гостиной ревел телевизор, а из планшета гнусаво верещал какой-то блогер.
– Как ты еще не оглох?! – Женя прямо в обуви влетел в гостиную и из розетки вытащил шнур от телевизора. Эрик, его брат-близнец, возмущенно замахал руками:
– Эй! Что ты наделал? Бабушка попросила посмотреть передачу и запомнить травы для хорошей работы поджелудочной железы. Девясил, корень лопуха, аралия… Блин, что-то еще! Жека, забыл!
Эрик, страдающий от детского церебрального паралича, выговаривал эти несколько предложений бесконечно долго. Язык у него заплетался, звуки выпадали из слов, и каждая мышца лица была вовлечена в этот сложный процесс. Наверняка братья выглядели бы как две капли воды, но болезнь наложила отпечаток на Эрика: тощий, с искривленным позвоночником и блуждающим взглядом.
– Пусть она сама смотрит свои стариковские передачи! Да выключи ты это видео. Башка болит! – Женя скинул куртку и ловко удержал Эрика, который, потянувшись за планшетом, едва не свалился с дивана. – Ну что? Чем занимался?
Эрик указал своими напряженными руками, похожими на ветви молодого дерева, на окно и засмеялся:
– Катался на роликах.
Женя вынул из коробки, которые были понатыканы по всему дому, салфетку, вытер струйку слюны на подбородке брата и, хитро подмигивая, спросил:
– А теперь чего валяешься на диване?
– Ногу подвернул.
И они громко заржали. Как это обычно бывало, Эрик смеялся и душой, и телом, дергал всеми конечностями и в итоге со стоном скатывался на пол. И в этот раз произошло то же самое. Женя лег рядом с братом на мягкий ковер и сказал:
– Блин, если мама увидит, что ты упал, а я тебя не поймал…
– …то ты отправишься в детдом, кхе-кхе. Как дела в колледже? Целовался сегодня с кем-нибудь?
– Вот тупица озабоченный!
– Мне семнадцать. – Эрик дернул руками и локтем ударил брата в нос. – Ой, прости. В последний раз я видел, как бабушка целовалась с дедушкой на юбилее. Поверь, это было ужасно. Теперь мне нужны новые образы.
Женя сменил тему разговора:
– По новостям что-нибудь говорили про землетрясение?
– Рухнул недострой и обвалился пешеходный мост. Но жертв нет. Что-то вроде… как они сказали… причина не природная, а вызванная человеческим фактором.
Женя покосился на брата:
– Просто признайся, что это ты грохнулся с дивана!
И они вновь захохотали до боли в животах.
– Ты сегодня рано вернулся домой, – заметил Эрик.
– Да из-за землетрясения этого! Убирали кабинет истории и тренировочный зал, поэтому нас отпустили с семинара по лесным иноморфам. Я немного прогулялся по площади Свободы, по Герцена. По большей части там все в порядке, – сказал Женя.
– Что тут происходит?! – войдя в гостиную и обнаружив сыновей, лежащих на полу, заверещала худая, с темными кругами под глазами женщина. Ее звали Ксения, и она даже дышать боялась рядом с Эриком, а уж всякие падения доводили ее чуть ли не до истерики. – Вот скажи, Женя, почему, когда тебя нет дома, твой брат не падает? Чудеса какие-то!
Они усадили Эрика на диван и обложили его со всех сторон подушками. Женя криво ухмыльнулся:
– Можно подумать, я намеренно его толкаю, чтобы сделать больно. Я понимаю его лучше, чем ты. Нянчишься с ним, как с младенцем.
– Это еще что за заявление? – возмутилась мама. – Сколько раз просила тебя не приносить домой плохое настроение.
– Как это работает? Как можно принести хоть какое-нибудь настроение? И оно у меня не плохое, а нормальное! – Женя почувствовал, как в комнате закаменел воздух. Он, готовый броситься в словесную драку, сцепился с мамой взглядами.
– Мам, все в порядке. Я сам упал, – залепетал Эрик, пытаясь придумать, как избежать очередного скандала. – Ой-ой! Что-то я в туалет захотел. Срочно!
Мама подхватила Эрика и помогла ему пересечь комнату. Тот с трудом переставлял ноги и качался, как лист на ветру. А Женя тем временем направился на кухню, в миллиардный раз спрашивая самого себя: «Почему я, а не он? Почему мне повезло родиться здоровым?»
О проекте
О подписке
Другие проекты