Глава 3

Разумеется, в этот день зайти к профессору Хиггинсу так и не получилось. Стоило только Риверсу объявить об окончании лекции, Элис вылетела из аудитории, точно частица из жерла какого-нибудь ускорителя – стремительно и сметая все на своем пути. Она быстрым шагом пересекла коридор и направилась к заветным стеклянным дверям главного входа, торопясь как можно дальше убраться от этого человека. Честное слово, он немного пугал. Нет, не только странными глазами или страшными руками, скорее своей противоречивостью.

Так уж сложилось, что Элис любила определенность. Каждый день выстраивала четкие последовательности дел и дотошно старалась оптимизировать все, что только возможно. Алгоритмы помогали структурировать многомерную реальность бытия, делали проще и понятнее, пока ненужные фрустрации ловко оставались за ее пределами и не беспокоили больное сердце. Эл раскладывала на циклы и переменные всех: собак, людей, кукурузные хлопья в тарелке. Так было проще, понятнее. Но Джеральд Риверс с присущим ему нахальством как-то сразу не вписался ни в одно знакомое уравнение, что неимоверно взбесило. Все в нем, начиная с огромного роста и заканчивая термоядерным эго, выводило Эл из себя. Этот профессор раздражал лишь одним фактом существования, потому что был олицетворением чистых противоречий. Эти… костюмы, запахи, чертовы пальцы и несовершенное в своем совершенстве лицо никак не хотели стыковаться в голове с самой важной деталью. С тем, из-за чего прямо сейчас Элис нервно хваталась за ствол какого-то дерева и сквозь боль в груди пыталась отдышаться после долгого бега.

Мозги.

Эл едва слышно застонала и прислонилась влажным лбом к сухой коре. Черт побери! Какие же у Риверса были мозги! Каждая извилина – загляденье. Экспонат, достойный быть высеченным из мрамора, чтобы потом возглавить экспозицию в музее. Феноменально. И так бездарно растрачено. Едва слышно хохотнув от досады, умница Чейн оттолкнулась от дерева и с трудом выпрямилась. Признать, что жизненный код впервые натолкнулся на столь противоречивую переменную, не хотелось, но было необходимо. Все-таки ум в красивой обертке повесы звучал опасно… очень опасно!

Элис прижала к щекам ледяные руки и попыталась затормозить вихрь эмоций. На самом деле она искренне не понимала, почему профессор вдруг вспомнил про их мимолетное знакомство. Элис была уверена, что не ошиблась. Интонация, мимика, черт его дери, даже сама формулировка просто орала: он запомнил, узнал. Но что с того? Да, намеки казались смущающими, весьма неправильными и почти неприличными. Но, возможно, Эл следовало усмирить воображение, растормошенное вчера словами дядюшки Клауса. Ведь что, собственно, произошло? Мужчина предложил довезти девушку до дома в четыре часа утра. Благородный поступок! Профессор посоветовал не пренебрегать помощью. Дельное замечание, как ни крути! Все довольно очевидно, и в то же время Элис не покидали сомнения в двойном смысле каждой сказанной фразы. Их диалог явно шел между строк, нанизывая подтекст на намек. Но… зачем?

Она нахмурилась, однако додумать важную мысль не дала Мел. Они с подругами окружили Эл словно стая бешеных пчел и пустились назойливо гудеть в уши.

– Элли! Элли-трелли, – проникновенно начала Мелани и вновь взяла ее под руку. Что за страсть к прикосновениям и коверканью имен? – Как было хитро с твоей стороны умолчать, что ты знакома с профессором Риверсом.

– Что? – Эл пораженно уставилась на компанию, а сама с ужасом просчитывала варианты, откуда те могли вызнать о встрече в «Вальхалле».

Мел закатила глаза и собралась уже заговорить, но стоявшая рядом Кэтрин сдула с глаз рыжую челку и рассмеялась. А Эл не могла отвести от нее взгляд. Это что, подводка? Стрелки? Матерь божья, да что со всеми случилось?! Она знала их почти шесть лет, но еще никогда не видела настолько… настолько прихорошившимися.

– Вот только не вздумай отнекиваться! – Во вторую руку так же впились отполированные ноготки Кэт, и Элис почувствовала себя в ловушке.

– Я не понимаю, о чем вы… – Попытка спустить разговор на тормозах выглядела откровенно жалко.

Уж эта особа всегда выглядела отлично: идеально прямые пшеничные волосы вызывали желание к ним прикоснуться, а карие глаза в свое время не оставили равнодушными даже отчаянных гиков. К сожалению для самоуверенных ухажеров, с мозгами у Аннет тоже все было в порядке. Так что в особо одинокие и грустные минуты Элис втайне завидовала очаровательной и веселой однокурснице, потому что сама о таком внимании могла только мечтать. Вредный характер и весьма посредственная внешность делали свое дело. Тем временем Аннет встала перед жертвой и уперла руки в бока.

– Мы не тупые. Все стало ясно уже в первую минуту, как только Риверс не выгнал тебя из лектория. Где это видано! Молча стоял и умилялся, как ты пускаешь во сне слюни. Боже, да весь факультет в курсе, что такое пренебрежение дисциплиной профессор прощает только своим любимицам.

Аннет многозначительно подвигала идеальными бровками, выделив голосом последнее слово, и сомнений в пошленьком смысле попросту не осталось. Что?! Они же не могут всерьез думать… О черт! Элис открыла рот. Затем закрыла. И видимо, на ее лице появилось настолько характерное выражение шока, что это немного отрезвило компанию девиц.

– Смотрите, девчонки. – Мел удивленно всплеснула руками и наконец отпустила локоть жертвы. – Кажется, Эл и правда не понимает, о чем мы.

– Абсолютно, – сквозь зубы процедила та, чувствуя, как заливает щеки краска гнева. Получается, эти курицы действительно решили, что она – святые угодники! – спит или собирается спать с профессором? Да они охренели! Гнев накрыл волной, и Элис заговорила тихо и зло: – Но благодаря вашим ужимкам уже догадалась. И хочу сказать, что я здесь для того, чтобы учиться, а не трахаться с преподавателем ради хороших оценок, сданного зачета или сомнительного развлечения! Это Массачусетс! Или вы в своих затуманенных гормонами мозгах уже позабыли, где учитесь? Позади вас стоит толпа, которая спит и видит, чтобы занять на аудиторной скамье ваше тепленькое местечко. Хочется вылететь с записью в личном деле? Приводов в полиции мало? Ну так вперед! Раздвигайте шире ноги. Можете прямо здесь, все равно он сейчас выйдет, так хоть сможет по достоинству оценить ваши усилия при дневном свете.

Она обвела взглядом притихших от такого напора девушек и устало продолжила, желая раз и навсегда закрыть вопрос:

– Оставьте при себе свои домыслы. Я видела его вчера у дяди в клубе и понятия не имела, кто он такой. Профессор из вежливости – и только из вежливости! – предложил после смены довезти до дома. Я отказалась. Все! – Однако это было не все. Но Эл скорее язык бы себе откусила, чем поделилась произошедшим хоть с кем-нибудь. Вся ситуация казалась слишком смущающей, а после сегодняшней лекции – унизительной. Так что она просто наигранно вздохнула. – Спуститесь с небес на землю или прекращайте читать бульварные романчики. Каникулы закончились, пора прекращать реальные или воображаемые потрахушки. Вы ведете себя аморально.

– Да ты, оказывается, ханжа! – с веселым удивлением выдала Мелани, на которую, кажется, проникновенная речь совсем не подействовала. Элис захотелось удариться головой о дерево, рядом с которым она все еще стояла. Подозрения, что мозги Мел расположены где-то в вагине, укрепились.

– Я. Не. Ханжа. Просто держу свое либидо при себе, а не тычу им каждому встречному мужику в лицо!

Нет, они все-таки ее достали. Элис круто развернулась, резким рывком высвободила руку из цепких пальчиков Кэтрин и стремительно направилась прочь от этого враз поглупевшего сборища озабоченных девиц. Рядом с ними IQ всей улицы начинал стремительно падать.

Сзади раздался чей-то оклик, но Эл лишь отмахнулась. Она спешила убраться подальше от кампуса, боясь сорваться, если заговорит с кем-нибудь еще. К тому же усталость придавливала к земле и грозила вколотить по колено в асфальт, словно на плечи водрузили тектоническую плиту. Под правой лопаткой ожидаемо противно заныло, тут же вызвав ломоту где-то в грудине, и неприятная боль расползлась по уставшему телу. Элис осторожно вздохнула. Нет, Джо однозначно прав со своим докучливым бубнежом. Ей срочно надо взять себя в руки и наконец-то выспаться, иначе риск попасть в больницу с очередным кризом будет уже не гипотетическим. Последний курс и больное сердце – понятия совершенно несовместимые в суровых реалиях МТИ. Этот университет не зря прозвали раем для чокнутых гениев и адом для остальных. Но у Элис не будет второй попытки ни сдать экзамены, ни выжить. Придется как-то умудриться все совместить.

Эл торопливо шагала по Вассар-стрит, пока набирала сообщение для О’Нили с предупреждением не ждать ее сегодня у Хиггинса. И по-прежнему пялилась в телефон, когда завернула на Портленд-стрит, где обычно толклись таксисты. Остановилась Элис лишь на пешеходном переходе, который оказался занят группой странно одетых велосипедистов. Похоже, соседний Гарвард решил устроить парад. Опять. Но когда Эл уже вознамерилась перейти проезжую часть, перед ней неожиданно и резко, лишь чудом не задев, затормозил черный матовый автомобиль. С душераздирающим визгом шин он начертил на асфальте четыре черные полосы, прежде чем остановился. Элис испуганно отшатнулась. С губ сорвалось отнюдь не богоугодное выражение, и в это же мгновение разношерстная уличная толпа в едином порыве повернулась в сторону лихача…

С удивлением взглянув на идиота, что в такой час гонял по тихим улочкам Кембриджа, Элис почувствовала, как ее и без того несчастное сердце болезненно дернулось. Чертов мудак! Опять! За какие грехи этот день стал еще паршивее? Еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза, Эл уставилась на машину прямиком из самого ада. Оставалось только осенить себя крестным знамением и помолиться, дабы самовлюбленный говнюк не сморозил очередную двусмысленную гадость на всю Портленд-стрит. Это же ей потом вовек не отделаться от идиотских шуточек. Тем временем секунды капали одна за другой, а Элис стояла и пялилась на черного четырехколесного зверя, совершенно не представляя, что же теперь делать. Наконец стекло «Мерседеса» медленно опустилось, и взору предстал Джеральд Риверс с невероятно самодовольным выражением лица. Козел!

Злость, тлевшая после разговора с Мелани и остальными идиотками, вспыхнула новым пламенем. Элис сгорала в собственном гневе и стыде, потому что теперь свидетелями отвратительной сцены будет не только кучка студентов в закрытой аудитории, но и минимум сотня зевак! Надо же так сглупить! Только сейчас Эл поняла, что лучше всего было уйти. Следовало немедленно отвернуться и раствориться в разношерстной толпе. Однако время было упущено. Она стояла напротив уродской машины и смотрела в самые страшные в мире глаза. Дав себе мысленного пинка, Эл раздраженно уставилась под ноги.

– Вас подвезти, мисс Чейн? – Донесшийся голос электрическим ветром поднял на теле все до единого волоски.

Эл едва не зашипела. Гаденыш, без сомнений, прекрасно владел речевым аппаратом. Его идеально тактичные нотки предложения почувствовались даже в жалких четырех словах. И будь профессор еще чуть больше тщеславен, он непременно занес бы их в хрестоматию для обучения малолетних пикаперов. Впрочем, Элис не сомневалась, что ни один человек в мире не произведет такого эффекта всего лишь одной мелкой фразой. Увы, набор генов Джеральда Риверса был уникален и неповторим.

Обо всем этом наверняка догадывался и он сам, потому что, небрежным взглядом окинув притихшую улицу, вновь с пластиковой улыбкой уставился на мисс Чейн. И Эл показалось, что замерли даже вездесущие мухи. Все насторожились в предчувствии скорой развязки, возможно, кровавой, и раздражение чуть ли не потрескивало в воздухе. Однако прошла секунда, затем вторая, и Эл вдруг поняла, что ей просто необходимо быть выше этого. Она не даст ни одного шанса на устную провокацию. Даже если от того, как именно профессор выделил ее имя, захотелось дать ему в рожу или плюнуть на капот эпатажной тачки. Желательно серной кислотой. Но Эл лишь молча посмотрела в чудовищно бесцветные глаза, где провалами чернели расширившиеся зрачки, и все так же, не произнеся ни слова, медленно подняла правую руку с оттопыренным средним пальцем.

Пантомима была понята верно, потому что уже в следующую секунду космический ублюдок рассмеялся и вдавил педаль газа в пол. Бешеный носатый монстр взревел двигателем и сорвался с места, стремительно унося своего владельца в горячее марево августовского заката.

– Ненавижу… – процедила Элис, пока смотрела вслед быстро удаляющейся черной точке. – Как вселенная вообще умудрилась породить такое?

Толпа безмолвствовала.

* * *

На следующий день перед дневной лекцией по квантовой оптике Элис забежала в лабораторию профессора Хиггинса. Пора было обозначить фронт работ на год и определиться с докладом на спонсируемой самыми престижными работодателями Кремниевой долины грядущей конференции по биотехнологиям. Заявку туда они подали еще весной, и вот недавно пришел ответ – их статья принята.

Работать с Хиггинсом было легко и приятно. Рыжеволосый, костлявый профессор-душка с удовольствием общался со студентами и к своим сорока годам был все еще не женат, за что не уставал благодарить небеса, пока неделями пропадал на конференциях и симпозиумах. И хоть по меркам университета Хиггинс был достаточно молод, увидев его бледную, заросшую щетиной физиономию в первый раз, их курс дружно дал новому преподавателю все прожитые им годы, а потом накинул сверху еще десяток. И каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что разница между ними не так уж и велика! Впрочем, и та дюжина лет совсем скоро стерлась, оставив за собой только уважительное обращение «профессор». В общем, немыслимым научным ветром занесенный в Массачусетс профессор Хиггинс быстро стал объектом всеобщей студенческой любви не только за свое меткое чувство юмора, которое так ценили юные гики, но и за поразительное человеколюбие. Однако даже у него бывали неудачные дни, когда характер брал верх над строгой натурой. И тогда профессор превращался в порядочную язву, ненавидел чопорную Новую Англию, а от каждой его шуточки несло кладбищенским душком.

Элис считала его историю довольно забавной. Как потомственный военный инженер Хиггинс несколько лет отработал на британскую службу разведки, прежде чем однажды утром почувствовал ярый пацифизм. Ирландская кровь немедленно возжелала революционных перемен, и форменная стрижка сменилась на бесформенные светло-рыжие лохмы, а строгий и вынужденно скупой на слова офицер неожиданно обнаружил себя восхитительным лектором. Хиггинс был очень хорош. Он стремился передать знания с той же страстью, с какой в свое время жаждал воцарения мира. И Элис искренне считала, что таких преподавателей больше нет. Живая речь и фанатичная увлеченность предметом завораживали настолько, что спустя всего пару лекций к профессору выстроилась очередь из желающих писать под его началом выпускную работу. Но вечно занятый Хиггинс выбрал только двоих. И как же была удивлена Элис, когда из десятков не менее талантливых однокурсников он указал именно на нее. И на Джошуа. Но у этих двух мужчин была совершенно особенная атмосфера с запахом канифоли, припоя и горячего пластика. Фанатики текстолита, они точно втайне принесли клятву верности на справочнике номенклатуры резисторов.