Она хотела было спросить, а о чем же, черт бы ее побрал, та тогда говорит, но Мелани уже резво ускакала навстречу закадычной приятельнице. И Элис фыркнула, когда увидела, во что та сегодня оделась. Платье? Серьезно? Что вообще происходит? Ветер принес задорные смешки подружек, а Эл ничего не оставалось, кроме как в одиночестве направиться в сторону небольшой лекционной аудитории. Та, хвала небесам, располагалась на первом этаже. Элис уселась за рабочий стол, прикрыла саднившие от бессонной ночи глаза и, не выдержав, все-таки уронила голову на скрещенные болезненно тонкие руки.

Иногда она жалела, что не могла так же беззаботно и весело относиться к жизни, как это делали большинство однокурсников. Дурное здоровье и мерзкий характер держали всех сверстников на достаточном расстоянии. Мисс Чейн не любила пустых разговоров, глупых сплетен и чьей-то тупости, так что круг друзей сам собой ограничился Джошуа, Генриеттой (в ее присутствии только Генри!) и… Да. Пожалуй, туда входил профессор Хиггинс. За проведенные в его лаборатории годы их отношения уже давно перешли в разряд своеобразной дружбы. Насколько, конечно, это вообще было возможно при разнице в положении. А как-то раз они вчетвером даже сходили на концерт, где дружно перепили дешевого пива.

Элис мысленно улыбнулась воспоминанию и вдруг поняла, что вокруг стало подозрительно тихо. В предчувствии опасности все рецепторы в больном теле тут же активизировались и уловили незнакомый аромат, что острыми, кисло-сладкими нотами немедленно впился в мозг. Осторожно подняв голову, Эл с неудовольствием нащупала на щеке след от карандаша, на котором, оказывается, лежала, и открыла глаза.

Итак, перед ней находились темно-синие мужские брюки. Элис моргнула в попытке прогнать наваждение, но иллюзия никуда не исчезла. Штаны остались на месте. Все такие же синие, с ровными швами и сатиновым отблеском. Нет, разумеется, ноги там тоже были. Длинные, почти бесконечно тянущиеся конечности, которые никак не заканчивались, пока Эл поднимала голову все выше и выше. Первое, что отметил ее сонный разум, – идеально выглаженные стрелки. Она даже успела удивиться, не по заказу ли их делали. После чего взгляд скользнул вверх, на секунду остановился на застегнутом одной пуговицей пиджаке в тон, завязанном хитроумным узлом галстуке и… Элис почувствовала, как кровь отлила от лица, а сердце бешено застучало. Нет. Это просто не могло быть правдой! Это же какой-то кошмар! Что он здесь, мать его, делает?

Эл сглотнула и неверяще уставилась на будто принадлежавшее идеальному голливудскому злодею узкое лицо. Она мгновенно выловила некрасивые мимические морщинки, затем ее взгляд скользнул по высокому лбу, чтобы тут же упасть в оттененные резкостью скул провалы щек, зацепился за щетину, споткнулся о складки вокруг всегда напряженного рта и… И тут Элис остановил взгляд, от которого картинка разом смазалась. Боже! Наверное, никогда в жизни она не видела настолько ужасающих глаз. Светлая, точно прозрачного стекла, выцветшая радужка сливалась бы с белками, не будь ограничена темным контуром. Омертвелые, но не пустые. Профессор пялился ими не мигая, чем повергал в пугающую, на грани восхищения дрожь.

Вчера, конечно, было не до внешности странного гостя, да и разглядеть что-то в полумраке клуба или же ночи оказалось почти невозможно. Но и тогда, и сейчас из этого человека била не просто харизма, а яростная эманация личности. Взрывная, упорная, как набравший скорость грузовой лайнер. Ни одного шанса увернуться или сбежать. Элис раскатало по взлетно-посадочной полосе аудитории, начисто выбив любые мысли из заходившегося истерическим криком разума. И все, что она могла – поверхностно дышать, стараясь успокоить колотившееся сердце. О боже! В голове носились шальные мысли, что этому зверю не место в солнечном августе. Что он должен был остаться там, на полутемной парковке последних летних ночей среди неровного света фонаря и сладкого запаха женских духов. Там, где они бы больше никогда не встретились.

Она не знала, сколько прошло времени, когда до замутненного сознания дошло, что это реальность, а не сон. Мозг разом включил оставшиеся органы чувств, резко наполнив уши гомоном однокурсников, кончики пальцев – ощущением нагретого пластика, а нос – новой порцией аромата.

– Рад, что вы соизволили проснуться, мисс…

Обманчивая вкрадчивость знакомого голоса заставила вздрогнуть, пока сверху вниз на Элис смотрел тот самый знакомый по клубу мудак. И, господи помилуй, сейчас он был еще более невероятен, чем в полутемном зале «Вальхаллы». А потому то, что Эл все же удалось придушенно пискнуть, можно было смело назвать чудом.

– Чейн. Элис Чейн.

Послышались смешки, но один легкий поворот головы, не отрывая взгляда от сжавшейся за столом фигурки, и в аудитории стало тихо.

– Очень приятно, мисс Чейн, – медленно протянул профессор. И от звука его голоса Элис содрогнулась чуть ли не физически, пока стекло глаз все снимало и снимало с нее слой за слоем. Одежда, кожа, мясо. О, а вот и скелет.

Итак, все плохо. Очень плохо. У Элис даже закралось подозрение, что вопрос об имени был пустой формальностью. Мудак, похоже, прекрасно знал, как ее зовут, где она живет и какого сегодня цвета на ней белье. А еще он продолжал что-то говорить.

– Довожу до вашего сведения, что не потерплю подобного поведения в будущем. Вы пришли сюда заниматься, и если у вас какие-то проблемы с расписанием, обратитесь к куратору.

– Никаких проблем, сэр, – пробормотала она, все еще пытаясь осознать происходящее. Вселенная, за что? – Прошу меня простить. Такое больше не повторится.

Шея уже ныла от того, как долго пришлось просидеть с задранной вверх головой. Сколько в нем, черт побери, роста? Шесть футов? Семь?!

– Будем надеяться, – кивнул он и уже знакомым жестом вздернул голову, чтобы откинуть со лба светлые волосы.

Элис была готова поручиться головой, что напыщенный говнюк сделал это нарочно! А потом он неожиданно улыбнулся той самой страшной улыбкой. В наполненной солнечными лучами аудитории та выглядела еще более неестественно и жутко, чем показалась в клубе. Губы широко растянулись, обнажив ровный ряд белых зубов, но глаза остались равнодушны и безучастны, словно приклеенные. Или же нарисованные?

– И если в будущем вам вдруг кто-то предложит помощь, для вашего же блага настоятельно не советую отказываться. Курс достаточно сложен, и кто знает, как далеко можно зайти в попытках его изучения.

Сказанная фальшиво обходительным тоном фраза отдавала такой двусмысленностью, что Элис задохнулась от возмущения. И плевать, что на ее лбу словно горела неоном фраза: «Вот ублюдок! Я это тебе припомню». Разумеется, она понимала: благоразумнее и безопаснее промолчать. Покаянно потупить взор и согласиться. Но инстинкт самосохранения умер еще год назад, в тот момент, когда Элис согласилась на проект NASA. Да и не привыкла она сносить оскорбления, завуалированные пошлыми намеками и лживой заботой, а потому спокойно и четко повторила произнесенные этой ночью слова.

– Спасибо большое за заботу, профессор, однако я как-нибудь справлюсь сама. С провожатыми нам не всегда по пути. – Голос звучал твердо, и Эл открыто встретила жуткий взгляд, ни одним мускулом не показав, как на самом деле ей страшно.

Бесцветные глаза чуть прищурились, но… и только. Не удостоив мисс Чейн ответным кивком, профессор наконец-то прошел вглубь лектория, бросил сумку с ноутбуком на стол и небрежно присел на его край, вытянув вперед длинные ноги. В аудитории будто потянуло холодом, пока взгляд преподавателя скользил по притихшим студентам. Элис незаметно перевела дыхание и удивилась, не увидев облачко пара, что покрыло бы все поверхности изморозью. Казалось, воздух вокруг заледенел, и в нем сквозил острый запах металла. Эл вдруг с какой-то усталой улыбкой подумала, что этот год будет длиться целую вечность.

– Итак, думаю, все вы догадались прочитать на факультетском сайте, что меня зовут Джеральд Риверс. Потому давайте сэкономим время на взаимном знакомстве. Как зовут вас, мне неинтересно, – тем временем начал профессор, небрежно одернув видневшийся край манжеты.

И Элис закатила глаза, когда разглядела блеснувшую запонку. О, да ради бога! Она собиралась уже невоспитанно фыркнуть, но тут взгляд остановился на руках, в которых преподаватель машинально крутил взявшийся непонятно откуда маркер, и ехидство сдулось. Эл ошарашенно моргнула. Ух ты… Черт! Она подобного и не видела никогда, потому что даже с такого немаленького расстояния пальцы профессора Риверса казались неестественно длинными. На них отчетливо выделялись суставы, будто это не руки, а… Ветви? Щупальца? Хотя нет. Две плети с завязанными в узлы хвостами – один удар, и тело в кровь. Почти уродство. Захотелось брезгливо поморщиться от этого зрелища. Но… Все дело было в том самом «почти». Оно не давало скривиться и почти завораживало, отчего Элис никак не могла перестать пялиться на однообразные и плавные движения, даже не пытаясь слушать речь преподавателя. А тот продолжал что-то вещать.

– Не удивлюсь, если многие из вас даже выучили наизусть Гугл и Википедию, готовясь к новому для вас предмету. Похвально, но бесполезно. Все, что вы могли найти в свободном доступе, было либо написано мной, либо отредактировано, а облегчать жизнь своим студентам я не намерен. Моя задача состоит в том, чтобы не только привить вам в этом семестре знания о создании искусственного интеллекта и нейронных сетей, но также приучить вас к чистоте и культуре программирования.

Элис удивленно моргнула, все же уловив окончание фразы. Он это всерьез? Большинство ее однокурсников научились писать код чуть ли не раньше, чем говорить. Так не поздновато ли профессор решил повоспитывать их? Тем временем Риверс продолжал, и Элис невольно заслушалась размеренным звучанием его голоса. При этом она старалась не обращать внимания на навязчивый аромат, что все еще ее преследовал, хотя источник давно находился в другом конце аудитории. Он дурманил и без того не очень-то соображающие мозги, иначе как еще она могла объяснить, что ей это нравилось?

– Я видел работы каждого из вас, и, поверьте, в большинстве это посредственное дерьмо. – По рядам прошел возмущенный шепоток, и Риверс невольно повысил голос. – Но у вас все еще есть шанс стать чем-то большим, чем ежегодно выходящая из этих стен унылая серость.

Вообще-то на это можно было всерьез обидеться. Элис даже подумала, не оскорбиться ли ей, но не успела решить, так как профессор продолжил:

– Не принимайте близко к сердцу. – Он примирительно поднял руки. – Но если вы действительно хотите принести пользу миру, реализовать все свои честолюбивые мечты и планы, то должны каждый раз переступать через свое «не могу».

Элис задохнулась от гнева. Эй! Да вся учеба здесь – сплошное насилие над собой! Или этот урод ожидает, что они бросятся к его ногам с просьбами обучить их? Кто он такой? Второй Иисус, что ли? Эл оглянулась в поисках поддержки, но, кажется, ее негодование никто больше не разделил. Парни гордо подняли головы, показывая, что уж они-то точно не унылая серость, а Мелани с подругами откровенно пялились на профессора, пропустив все его речи мимо ушей. И глядя на них, Элис подумала, что еще пара минут – и у девчонок изо рта начнет капать слюна. Она едва слышно хмыкнула. Действительно, грешно не трахнуть таких, когда они сами идут тебе в руки.

– Прежде чем мы углубимся в описание человеческого мозга с математической точки зрения и определимся с парадигмой программирования, я хотел бы обсудить с вами само понятие интеллекта. Что это? – Риверс помолчал пару секунд, но ему никто не ответил. Впрочем, это совершенно его не смутило, потому что, скрестив руки на груди, он спокойно продолжил: – Джон Маккарти в свое время говаривал, что искусственный интеллект – это попытка использования компьютеров для понимания человеческого разума. Но возможно ли воссоздать его полностью? Описать кодом наш мозг?

В аудитории снова воцарилась тишина, пока студенты обдумывали ответ. Ну а Элис несмело подняла руку.

– Мисс Чейн, – профессор сделал приглашающий жест, давая ей слово. В его прищуренном взгляде мелькнуло что-то, отдаленно напоминающее удовольствие.

– Мне кажется, ответ однозначный – нет. Мы даже не можем дать точное определение самому понятию «интеллект», которое включает в себя не только психологические аспекты, но и физические. Наше понимание его слишком размыто и субъективно. Что уж говорить о…

– Вот сейчас часть биологов на вас обиделась, мисс Чейн. Они довольно четко объяснили связь академического интеллекта и скорости метаболизма глюкозы, – перебил Риверс, весело разглядывая предательское подобие румянца у Элис на щеках. Но она лишь упрямо закусила губу и глянула на него исподлобья.

– Я так не думаю, сэр. Они изучают одну область, психологи – другую. Я лишь пытаюсь сказать, что мы даже не можем понять процессы мышления…

– И снова биологи негодуют. Энцефалография известна аж с середины девятнадцатого века. Мне кажется, вы намеренно принижаете их достижения. Право слово, на их месте я бы обиделся на вас.

Да что такое! Он даст ей сегодня договорить или так и будет перебивать? Элис почувствовала раздражение, и слова слетели с языка прежде, чем мозг успел их перехватить.

– Биологи, может, и обижаются, сэр, – медленно произнесла она, посмотрев прямо в наглые глаза ублюдка, – но только если цель их существования – выискивание возможностей потешить свое самолюбие. И тогда грош им цена как ученым, коли они размениваются на такие мелочи.

Намек относительно его поведения в клубе однозначно достиг цели. Джеральд Риверс нахмурился, отчего между бровей залегли две морщинки, и вкрадчиво ответил:

– Действительно, но куда хуже однобокость и ограниченность мышления.

Ого, а они все же перешли на личности. Но чем-чем, а рамками свой разум Элис никогда не ограничивала. Пустые обвинения, профессор!

– Разве? – невоспитанно фыркнула она. – По мне, так развязность разума столь же фатальна, как и его косность.

– Да вы научная ханжа, мисс Чейн!

Браво. Ей определенно удалось задеть эго профессора, только вот Эл так и не поняла, чем именно. Словами? Намеками? Или тем, что выразила недовольство его поведением? Порно в прямом эфире Пентагона? Пусть делает что хочет. Это же его жизнь, и Элис абсолютно наплевать, на что он ее тратит. А потому она грубовато отрезала:

– Ничуть. Но научные проститутки не вызывают во мне уважения.

Она чувствовала, как каждый в аудитории силился понять, что за чертовщина сейчас происходит. Каким таким странным образом беседа об интеллекте так быстро и стремительно свалилась в выяснение загадочных отношений. Забывая моргать, студенты переводили ошалелый взгляд с профессора на свою слишком бойкую сокурсницу. Тем временем Риверс задумчиво на нее смотрел, перекатывая в пальцах несчастный маркер, и от его внимательного и тяжелого взгляда Элис стало не по себе. Господи! Как же пугали эти глаза! Они не просто изучали, а делали лоботомию, доставали мозг и теперь с интересом профессионального коллекционера любовно перебирали извилины. И поняв это, Эл зачерпнула из почти истощившихся резервов последнюю смелость и так же твердо продолжила:

– Продавать свои мозги можно по-разному. А можно вообще не торговать ими, тратить на пустое и ненужное, упуская шанс изменить что-нибудь к лучшему. Все зависит от степени развитости личности, статуса человека, его сознательности. Так что интеллект – это совокупность не только биолого-химических элементов, но и социально-психологических. И потому повторить это в машинном коде кажется мне невозможным.

Профессор замер, видимо, обдумывая услышанное, а потом резко тряхнул головой и неожиданно широко улыбнулся, отчего Элис дернулась. Ужас! К этому оскалу будет невозможно привыкнуть.

– А вы, оказывается, еще и честолюбивая идеалистка, мисс Чейн.

– Я не… – Но ее уже не слушали.

Профессор развернулся к аудитории и о чем-то весело заговорил, потом принялся объяснять, попросив записать под диктовку. А Элис все сидела, уткнувшись в конспект, и пыталась понять, что, черт возьми, натворила. Зачем повелась на словесные эскапады и намеки, когда у самой, на минуточку, тряслись руки? Дерьмо, ведь давала же себе обещание никогда больше не говорить с ним. Но как это возможно, если он профессор? Святой господь, а в следующем семестре их ждет практикум! Она этого не переживет, без сомнения. Либо задохнется от запаха, либо психанет и даст ублюдку в нос. И все же… Элис хотела бы его презирать, как еще несколькими часами ранее, но уже не могла. Их странный, двусмысленный диалог впервые заставил почувствовать себя необычно: будто кто-то разом смахнул вековую пыль и открыл настежь окна. С ней давно не случалось ничего подобного. Да что уж врать, такого не случалось никогда. Элис подняла голову, бросила быстрый взгляд в сторону Риверса и немедленно уткнулась обратно в конспект. Отстой.

Следующие полтора часа прошли в обнимку с собственной совестью и нараставшим чувством восторга, пока Эл слушала лекцию человека, которого еще ночью готова была оскорблять до стертого в кровь языка, хотя не имела на это четких причин. Ох, верить дядюшке казалось так правильно и легко. Но сейчас с каждым словом, каждым новым изощренным вопросом к своей аудитории Джеральд Риверс вдребезги разбивал так легко и быстро сложившееся о нем мнение. Он был хорош во всем: в манере говорить, двигаться, да и просто выглядеть! А какие блестящие идеи, какое невозможно тонкое понимание неоднозначности своего предмета, какой нетривиальный способ мышления! В стенах одного из известнейших университетов Элис часто встречала талантливых преподавателей. Однако профессор Риверс задрал планку одаренности вверх сразу на десять пунктов, уложившись за рекордно короткое время. И к концу занятия совершенно незаметно у Эл получилось набросать образ гораздо более интересный, чем просвечивавший через сырые контуры портрет редкостного говнюка. Открытие стало неожиданным, но оттого удивительно завораживающим. Профессор оказался невероятно умен и, что греха таить, дьявольски коварен. На ум пришли слова Джошуа о талантах Джеральда Риверса. Во всех смыслах. И если слухи правдивы, то, боже помоги, их курс ждет очень насыщенный год, полный невероятного двусмысленного кошмара от человека с мозгами робота.