Давиду надо отдать должное; он был очень деликатен в своих ухаживаниях. Помню, как он оставил меня на пару недель для того, чтобы я хорошо подумала и отпустила прошлое. Так я и сделала, а потом сама приехала к нему в офис с вином, в одном осеннем тренче и жутко сексуальном французском кружевном белье. Он позволяет мне реализовывать все фантазии, хотя иногда они и сводят его с ума, даже заставляют робеть или краснеть.

Толчком, скорее всего, послужили его отношения с Матвеем; он прекрасно выполняет роль отца, он и является его отцом по документам, да и в жизни.

– Ты меня убиваешь, – шепчет он.

Его ловкие руки быстро избавили меня от юбки, он подхватил меня под попу и понёс в свою огромную спальню с круглой белой кроватью. По пути я стащила с себя блузку и лифчик.

Аккуратно уложил меня в кровать и начал покрывать всё моё тело поцелуями; его щетина щекочет мои бедра. Без стеснения стащил с меня трусики, засунув их в задний карман джинс – один из его фетишей.

– Давид, – протянула в мольбе, когда его язык прошёлся по клитору. Руки сами хватаются за его голову, подтягивая ближе; мне это нужно, разрядка, я хочу взорваться, пока его язык терзает меня, его руки сжимают мои ягодицы. – Ещё, ещё, ещё! – приказываю.

– Да, моя ненасытная демоница, – его смех отдается вибрациями в моей пылающей сердцевине.

К языку подключились толстые пальцы, проникая внутрь, ища ту самую точку. Пара нажатий, всасывающих звуков, хлюпаней, чмоков – и я разлетаюсь, опрокидывая на лицо подушку, крича в неё, выгибаюсь; слышу его смех, чувствую горячую головку члена.

– Нет, нет, нет, – бессвязно ощупываю его рельефное тело, пытаясь оттолкнуть.

– Да, да, да, – слишком коварно.

Дразнит, вводит головку и исчезает; для набухшей киски, испытавшей оргазм, это уже слишком.

– Пожалуйста, – хныкаю, хватаюсь за его руки, не открываю глаза, забываю о стыде и обо всём.

– Даааааааааа, – медленно входит в меня до упора.

Его член толстый и чуть загнут вверх; с каждым новым движением он задевает ту самую точку, и его обладатель прекрасно понимает, как разрушительно это действует на меня. Наклоняется ко мне, подхватывает под попу, помогает себе, направляя меня на член.

– Да, да, да, – киваю, смотря в черные глаза, на губы бантиком, кусаю их от переизбытка эмоций и чувств.

– Ахахахах, – хрипло смеётся, нежно захватив губы в поцелуе. Такт поцелуя никак не сравнить с нарастающими поступательными движениями его бедер.

– Ещё, ещё, – молю прямо в губы, цепляясь пальцами за мощную спину.

– Да, даррр, Лана, да! Да! Да! – подводит нас к финалу, облизывая мои губы, щеки, шею, грудь.

Взрываюсь, теряюсь в ощущениях, подрагивая бедрами, ловя его последние толчки.

– Лана, ты горячая, – лег рядом, дыша в мою щеку.

– Ты тоже ничего, – язвлю; ему нравится такой подход.

– Ахахаха, – хрипит, водя указательным пальцем по моим губам. – Демоница.

С ним спокойно, плавно, размеренно, красиво, без грязи и пошлостей, без игрушек, ремней и грубости. Он не хватает меня за волосы и не ставит на колени. Давид нежно и ласково любит меня каждый раз. Меня это вполне устраивает, но я всё ещё иногда стесняюсь его, сама не понимаю, почему.

– Перейдём к сделке, – сцепил наши пальцы.

– Я выйду за тебя замуж, – это было сказать труднее всего, даже спустя четыре года.

– Но? – тяжело выдохнул он.

– Я хочу съездить в Грузию, слетать, не знаю на сколько: неделя, две, – зажмурила глаза, ожидая его реакции.

– Ого, ты уверена? Полететь с тобой? – спокоен, будто ожидал этой просьбы.

– Всё будет хорошо; я заселюсь в Батуми с Матвеем, а когда буду готова, съездю в ту квартиру и церковь, – выдаю на одном дыхании. Вот и всё, сказала: не больно, не страшно, чуть щемит в груди.

– Хорошо, я распоряжусь, чтобы тебе сняли дом; тебя там будет ждать машина. Когда планируешь вылететь? – спокоен. Эти парни слишком хорошо умеют играть в покер, чтобы можно было распознать по его лицу блеф.

– Ты так просто отпускаешь? – не верю, что нет никакого подвоха.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, и если это поможет тебе, да, лети. Его больше нет, никто не заберёт тебя у меня, – серьёзно говорит он, весомые аргументы.

– Спасибо, Давид, – целую его в твёрдую накаченную грудь, сажусь на колени напротив и рассматриваю величавого Ареса.

– Лан, ответь на один вопрос, только честно, – прищурился. Это не добрый знак.

– Честно, обещаю, – облизываюсь, в голове сейчас картинки его тела. Его рука коснулась моей спины, и это заставило меня вздрогнуть.

– Ты больше не пытаешься найти наёмника, чтобы прикончить Дато? – спросил он с мольбой в голосе.

Чёрт, я так не люблю эти напоминания.

– Нет, уже два года. Неужели тебе бы не сказали, милый? – раздражаюсь. Бесит меня своей постоянной слежкой. Откидываю простынь и встаю с кровати.

– Я больше не слежу за твоими действиями, – сообщил он, сидя, опираясь на подушки.

Удивил, конечно!

– Давно ли это? – не верю, но и не поверю никогда. Это он только с виду такой "белый и пушистый" переговорщик. У этого мужчины всё на десять шагов вперёд просчитано.

– С того момента, как принял решение быть с тобой, мы должны же доверять друг другу, – спокойно рассуждает он, смотрит на меня как довольный кот.

Ого, вот это рыцарство! Он поражает меня каждый день своими поступками нормального человека.

– Я же обещала, что больше не буду, это ничего и никого не вернёт. Мой муж мёртв, – осеклась. Чёрт! – Амиран мёртв. Нам надо жить дальше, отчёты по маме хорошие, мне незачем горевать, – закусила губу и отвернулась к панорамным окнам с блестящим видом на Милан, чтобы не расплакаться в очередной раз.

Тёплые руки коснулись моего живота, он окружил меня собой, своим теплом, заботой. – Эй, малыш, всё правда хорошо? Всё хорошо между нами? – тихо выдохнул он. Он называет меня так, когда серьёзно, когда встревожен, когда его необходимо успокоить.

– Да, я прилечу и окончательно перееду сюда с Матвеем, обещаю, – опираюсь на него, люблю гладить его по рукам с черным тату, на них практически не видно чистой кожи.

– Лан, давай сведём эти шрамы, – шепчет он, целуя меня в плечо.

– Да, я думала над этим, – отрезала я.

Мне кажется, что эти четыре шрама на спине – единственное, что связывает меня с прошлым, связывает со мной настоящей. Вру, это единственное, что связывает меня с Амираном.

– Ох, женщина, – прорычал он. – Я сделаю всё, чтобы ты задышала полной грудью, – говорит он уверенно. Не поспоришь, он и так делает очень много.

Повернулась к нему, всё ещё находясь в тёплых руках. – Ты знаешь, что для этого нужно сделать, любовь моя, – с опаской добавляю последние два слова.

Никто из нас никогда не говорил друг другу о любви, словно любовь – запретная тема в этом доме. Может, потому что мы оба сильно ранены и с любовью у нас не самые приятные ассоциации. Или потому что теперь мы оба её избегаем.

– Я не возьму его бизнес на себя, он только твой, – жёстко определил он, нападая на мои губы в жадном горячем поцелуе, щекоча своей бородой, от чего я залилась смехом и начала уворачиваться, подставляя свою шею.

– Давид!

– Ты сказала “любовь моя” – он резко остановился и посмотрел мне в глаза.

– Да, я это сказала, – шепчу, смотря ему в глаза. – Как тебе? – с опаской жду ответ, изучая его красивые карие глаза с крупинками зелени, словно ранний осенний лес.

– Давид, Лана! – из гостиной послышался голос Петрова.

– Что они тут делают? – удивилась я, потому что парни должны были ещё работать; только ведь вечереет.

– Они привезли пиццу и вино, малыш, – рассмеялся самодовольный мужчина, натягивая джинсы и серую футболку с открытыми рукавами. Жадно осматривает моё тело и мои жаждущие торчащие соски.

– Ты не перестаёшь меня радовать и удивлять, и спасибо за это, – целую его в губы и иду в просторную белую ванную, улыбаясь от смеха моих ребят в гостиной.

Плачу в очередной раз, стоя под душем, как оголённый нерв. А ведь вопрос решается просто: возьми да продай нахрен или найди управленца и не влазь. Вытаскивать мощную машину, которую оставил мне Тваури, больше нет сил, потому что в каждом решении этой фирмы он, его рука, его взгляды. Каждой бессонной ночью за отчётами и проверками я восхищалась умом этого мужчины, поглаживая кольцо на своей груди, которое храню в ящике стола под замком. Нужно просто набраться сил и смелости и продать всё, чтобы не возвращаться, но как? Ох, уж это чувство долга.

***

Такие вечера всегда меня отвлекают; здесь все мои беззаботные мальчишки, а скоро к ним присоединится Руслан, и я буду врать себе первое время, что всё как прежде, а потом смирюсь с потерей, угомоню своё ноющее сердце и приму человека, который меня во всех смыслах спас, даже от самой себя. Все они – мои спасители.

Вышла на кухню, но засмотрелась на ночное небо и прошла на террасу. Господи, как всё быстро изменилось.

– Когда улетаете? – спросил друг, прикуривая сигарету.

– На следующей неделе, как Русу передам часть обязанностей, – говорю прямо, даже нет смысла спрашивать, откуда он знает.

– Зачем? – его лицо исказилось от боли и грусти.

– Я хочу проститься, кажется, что так будет правильно, – тараторю. Моргаю настолько быстро, чтобы не дать слезам хлынуть с большой силой.

– Господи, Мир? – обнял меня он. – Ты не сорвёшься? Хочешь, я с тобой полечу?

– Нет, всё будет хорошо, не стоит. У тебя столько крупных проектов, а я достаточно взрослая девочка, – смеюсь, смотря, как Давид с улыбкой смотрит на нас.

– Как думаешь, он не ревнует? – прошептал Яр.

– Думаю, этот Арес настолько в себе уверен, что нет. И единственный его конкурент мёртв, – это жёстко, но это правда, которую Волк никогда не скрывал.

– Удачливее самого беса. А ты не думала, ну…

– Я проверяла, нет, он не причастен, – перебила я.

– Мама, мы правда будем тут жить? – в нас врезался Матвей.

– Да, как вернёмся из нашего путешествия, – потрепала его по волосам.

– Так, Петров, ты берёшь парня на съемки ню?

Друг отскочил от нас. – Всё, мне пора, оставляю вас тут.

Как же я люблю эту улыбку, ловлю каждый момент, смеясь.