2. Башня правосудия

Отец Арно де Санси, настоятель доминиканского монастыря в Каркассоне, изучал тонкие строгие черты лица стоявшего перед ним человека.

– Так сколько вам лет? – приподняв одну бровь, спросил он на чистом языке ок.

– Тридцать восемь, – Эймерик растянул в улыбке сжатые губы. – Я родился в 1320 году.

– Всего тридцать восемь! – нахмурился отец де Санси. – А вы уже стали Великим инквизитором Арагона! Я полагал, что, согласно требованиям Климента V, эту должность не может занимать человек моложе сорока лет.

Эймерик слегка развел руками.

Стоявший в нескольких шагах сеньор де Берхавель посчитал своим долгом вмешаться.

– Отец Эймерик был назначен одним из последних указов папы Климента V. И арагонцы признали дальновидность его выбора.

– Сеньор нотариус, это мне известно. – Отец де Санси перевел взгляд на поблескивающие воды реки Од, которая лезвием разрезала долину с уже пожухшей растительностью и устремлялась к подножию крепости. – Я читал сопроводительное письмо аббата де Гримоара. Но вы должны понять мое, стариковское, удивление.

– Ну, не такой уж вы старик, – мясистое лицо сеньора де Берхавеля расплылось в улыбке. – Но если вам все же нужен тот, на кого можно опереться, лучше отца Николаса Эймерика не найти.

Разговор происходил на насыпном валу Каркассонской крепости, у входа в крытую галерею. Отсюда было рукой подать до круглой Башни правосудия, которую занимала канцелярия Инквизиции. Только что пробил Девятый час; послеобеденную духоту едва облегчал легкий ветерок.

– Простите, отец приор, – начал раздражаться Эймерик, – но я хотел бы узнать, зачем меня вызвали. В столовой говорить об этом вы не захотели.

– Вы очень проницательны, хотя и молоды, – вздохнул старик, а его голубые глаза, окруженные сеточкой морщин, лукаво блеснули. – Однако действительно пора поговорить о серьезных вещах. Сеньор нотариус, вы к нам присоединитесь?

– Прошу прощения, святой отец, но я должен присутствовать на допросе. – Де Берхавель слегка наклонил голову на толстой шее.

– Тогда увидимся позже в Башне правосудия.

Старик быстро зашагал по крытой галерее, Эймерик последовал за ним. Через бойницы в толстой каменной стене, тянувшейся по правую руку, можно было разглядеть высоченные постройки, проходы и укрепления в самом центре крепости. В воздухе чувствовался резкий запах серы.

– Сейчас мы войдем в помещение, где очень многолюдно, – предупредил отец де Санси, остановившись в конце галереи. – Но смею вас заверить, его постоянно окуривают.

– Зачем вы это говорите? – насторожился Эймерик. – Здесь по-прежнему бывают случаи Черной смерти?

– К сожалению, да. Хотя и довольно редко, – с этими словами отец де Санси открыл дверь.

От дыма факелов, тошнотворной вони и какофонии голосов Эймерик почувствовал удушье. Круглый зал с очень высоким потолком занимал целый этаж Башни правосудия. В помещении стоял полумрак – его освещала лишь пара маленьких окон в глубоких нишах за каменными скамьями. На них ожидали своей очереди люди разных сословий – крестьяне в грубых холщовых туниках, торговцы в вышитых тюрбанах; мелкие адвокатишки в черном платье держали на коленях свитки.

А в центре зала, где за заваленными бумагами столами сидели деловитые молодые доминиканцы, было настоящее столпотворение. Десятки мужчин и женщин хотели узнать, зачем их вызвали, спросить о задержанных или немедленно поговорить с инквизитором. Обычно в ответ они слышали лишь сказанные с раздражением общие фразы. Когда толпа напирала слишком сильно, в дело вмешивалась пара стражников, награждая ударами стоявших в первых рядах.

Поначалу появление приора и Эймерика осталось незамеченным; потом один доминиканец, увидев их, вскочил на ноги, а его примеру последовали остальные.

– Чем мы можем служить вам, отец де Санси? – юноша старался перекричать гомон толпы. Все сразу затихли. Некоторые крестьяне опустились на колени; у кого была шляпа, тот почтительно ее снял. Во многих глазах промелькнул страх.

– Продолжайте работу, – улыбнулся приор. – Мы с нашим знаменитым гостем идем в мой кабинет.

Толпа расступилась, освобождая проход в дальний конец зала, где в нише большого неиспользуемого камина скрывалась маленькая дверца. При входе Эймерику пришлось нагнуться. За его спиной кто-то услужливо закрыл дверь.

Несколько секунд они шли в темноте, потом свернули в маленькое помещение, куда свет падал сверху.

– Вот мое пристанище, – с улыбкой произнес отец де Санси. – Не очень удобное, зато вдалеке от любопытных ушей.

Комната полукруглой формы была довольно узкой, но с очень высоким потолком. По краям двух бойниц в середине стены когда-то молотком выбили кирпичи, сделав настоящие окна, которые пропускали достаточно света, чтобы разглядеть заваленный бумагами стол, несколько стульев и сумки с книгами и документами, висевшие на стенах.

Сев за стол, приор указал Эймерику на скамью. Потом наклонился вперед и неожиданно серьезно начал:

– Аббат де Гримоар очень хорошо отзывался о вас. Но мне этого недостаточно. Вы храбрый человек? И насколько храбрый?

– О храбрости человека судят по его поступкам, – ответил Эймерик, нахмурившись, но не выказывая удивления. – До сегодняшнего дня храбрости мне хватало.

– Хороший ответ, – заметил старик. Его лицо немного смячилось. – Может, вы действительно тот, кто нам нужен. Но я должен предупредить, что для нашего поручения – если вы согласитесь его выполнить – понадобится много мужества.

– Я вас слушаю, – Эймерик был краток.

Пару минут собеседники изучали друг друга взглядами. В маленьких глазах старика инквизитор увидел хитрость, мудрость и проницательность. Значит, придется взвешивать каждое слово и не показывать свои чувства. Ну что ж, ему не привыкать.

– Вы слышали о Кастре? – спросил приор.

– Да. В этом городе останавливаются паломники по дороге в Сан-Джакомо-ди-Компостелла. Но я никогда там не был.

– Как раз туда вы и поедете. Если уж из Арагона вызвали инквизитора вашего ранга, можете догадаться, насколько серьезно дело.

– Ересь? – Эймерик выгнул бровь.

– В том числе. Уцелевших катаров не так много, как раньше, но они продолжают делать свое дело. Кастр, как и весь Лангедок, никак не может забыть о своей давней независимости и не испытывает желания подчиняться французскому королю. Это благодатная почва для ереси. Сколько бы катаров мы ни сжигали, тут же появляются новые.

– Возможно, вы сжигаете недостаточно много, – ледяным тоном сказал Эймерик.

– Знаю, что вас считают неумолимым, – губы приора тронула улыбка, – но уверяю, мы тоже не сидим без дела. Нет, проблема не в обычной ереси.

– А в чем же?

– Похоже, в Кастре появился новый культ, основанный на осквернении крови. Нечто колдовское, дьявольское, невообразимое. Его приверженцев называют масками, но это общее слово, которое в тех краях используют, говоря обо всем, что пугает. И до сих пор мы ни одного из них не поймали.

По телу Эймерика пробежала дрожь, будто в этом влажном помещении со спертым воздухом ему вдруг стало холодно.

– Осквернение крови? Вы имеете в виду священную кровь?

– Нет. Я мало что могу вам рассказать – мы почти ничего не знаем. По всей видимости, они разносят болезнь, которая заражает кровь и быстро приводит к смерти. Нечто вроде чумы – местные называют ее «Красной смертью».

– Колдовство, – пожал плечами Эймерик. – Простите, отец Арно, неужели в Каркассоне, Тулузе или Авиньоне не нашлось инквизитора, способного расследовать это дело? Зачем вы вызвали меня из Арагона?

– Ваше недоумение вполне понятно, – на тонких губах старика снова появилась улыбка. – Вас вызвали по двум причинам. Во-первых, вы не француз и не окситанец, поэтому будете судить непредвзято.

– Мне кажется, это недостаточное основание, – холодно возразил Эймерик. – Даже в этой крепости найдутся священники из разных городов.

– Действительно: инквизитор, которого я послал в Кастр до вас, отец Хасинто Корона, – из Вильядолида. Но есть и вторая причина. По словам аббата де Гримоара, вы обладаете немалым политическим талантом. Это правда?

– Не знаю. Только мне непонятно, как это может быть связано с сектой кровожадных еретиков.

– Вы когда-нибудь слышали о Симоне де Монфоре? – снова нахмурился отец де Санси.

– Если не ошибаюсь, он победил альбигойцев в прошлом веке?

– Именно. Возможно, вам известно, что после крестового похода Симон де Монфор оставил управлять Кастром своего брата Ги, которого позже сменил его сын Филипп. Потомок Филиппа, Отон де Монфор, до сих пор правит городом. Его владения включают также Безье и собственно Каркассон.

– Ну и что? – не стал скрывать раздражение Эймерик. Его выводила из себя манера старика вести разговор – испытывать подробностями терпение собеседника, заставляя гадать, когда же приор, наконец, доберется до сути.

– Наверняка вы знаете, – продолжал тот как ни в чем не бывало, – что другая ветвь рода Монфор управляет Бретанью.

Инквизитор кивнул.

– Что ж, – заканчивать отец де Санси, видимо, не собирался, – в 1341 году, в один из самых щекотливых моментов войны, которую Франция уже пятьдесят лет ведет против Англии, Жан де Монфор, сводный брат герцога Бретани, вступил в союз с Эдуардом III. После смерти Жана его жена, а теперь и сын продолжают пользоваться поддержкой Плантагенетов. На самом деле, можно сказать, что сын Монфора управляет французскими землями по доверенности, тем более что он – граф Ричмонда, а Эдуард для него своего рода опекун. – Немного помолчав, приор спросил прямо: – Что вы думаете о продолжающейся войне?

– То же, что и Церковь, – ответил Эймерик с легкой улыбкой.

– Восхищаюсь вашей осторожностью, – кивнул старик, пристально глядя на инквизитора, – но со мной вы можете говорить без утайки. В чем, на ваш взгляд, заключается интерес Церкви в данной войне?

Несколько мгновений Эймерик колебался, гадая, насколько откровенным стоит быть.

– Официальная позиция Авиньона – нейтралитет, – наконец решился он. – Оба короля – католики. Однако Эдуард Английский, воспользовавшись своим выгодным положением, присвоил себе право самому назначать высшее духовенство. Объективный интерес папства заключается в победе французов, хотя после разгрома при Пуатье и пленения короля Иоанна II это кажется маловероятным.

– Именно так. Церковь заинтересована в победе Франции, – во взгляде приора теперь читалось откровенное самодовольство. – В конечном счете Бретань может сыграть ключевую стратегическую роль, так как это своего рода естественный мост в Англию. Вряд ли Жан де Монфор отречется от Эдуарда III, особенно теперь, когда французская армия истекает кровью, а Францией управляет дофин.

– Здесь-то нам и понадобится Монфор из Кастра, – улыбнулся Эймерик.

– Вы приятно удивляете меня, отец Николас, – в голосе старика послышалось уважение, которого раньше не было. – У Отона де Монфора достаточно титулов, чтобы претендовать на герцогство Бретани; в прошлом он уже пытался им стать, правда, недостаточно настойчиво. Я думаю, следует подпитывать желание Монфора снова заявить свои притязания. Это может нам пригодиться. Если англичане потеряют Бретань, им тяжело придется во Франции.

– Но есть еще Карл де Блуа, который тоже боролся за бретонское наследство. Два года назад он вернулся из английского плена и твердо намерен получить власть над родной землей.

– Вижу, вы хорошо осведомлены. Правда, Карл де Блуа – аскет, чуть ли не святой. А святые в Бретани нам не нужны. Тогда как Монфор из Кастра – свой человек до мозга костей. Конечно, это не значит, что мы забудем про Блуа. Всегда лучше иметь в рукаве запасную карту.

Эймерику начал нравиться этот остроглазый старик – похоже, его логика была столь же гибкой, как у него самого.

– В целом все понятно. Но прошу объяснить, какое это имеет отношение к кровавой секте, о которой шла речь.

– О, самое прямое, – невозмутимо сказал приор. – Отона де Монфора и его приближенных подозревают в связях с сектой. Точнее в том, что они сами – маски, которых люди так боятся.

– Это возможно? – одна бровь Эймерика поползла вверх.

– Не думаю. Но – да или нет – по сути не столь важно, как то, что их таковыми считают. При следующем появлении масок мы опасаемся восстания. Как вы понимаете, оно сильно расстроит наши планы.

– Какой смысл поднимать восстание в Кастре? Рядом и Авиньон, и Каркассон… Недовольных легко усмирить.

– Так было еще несколько лет назад, – вздохнул старик. – Однако теперь на южные деревни часто нападают банды бывших наемников из армий Эдуарда и Иоанна. Среди них восставшие легко найдут себе союзников, пусть и не самых приятных. К тому же наместник Кастра, Гийом д’Арманьяк, вынашивает тайные планы захватить власть в свои руки. Воспользовавшись ситуацией, он может занять место Монфора – а Гийом далеко не такой преданный нам человек. Тогда мы потеряем не только Бретань, но и фактический контроль над землями.

Несколько секунд Эймерик молчал, разглядывая сумки с книгами и документами.

– В общем, – наконец резюмировал он, – моя задача не в том, чтобы уничтожить осквернителей крови. Главное – развеять подозрения, нависшие над Монфором.

– Мы надеемся, – отец де Санси чинно сложил руки, – что эти две задачи не противоречат друг другу. В противном случае нам останется только полагаться на вашу мудрость.

– Надеюсь, что не разочарую вас. – Эймерик поднялся.

– Когда вы намерены отправиться в путь? – Приор тоже встал.

– В ближайшее время, если вам больше нечего мне сказать.

– Вы не хотели бы взглянуть на маску?

– Вы же говорили, что не поймали ни одного. – Эймерик остановился в дверях.

– Есть один подозреваемый. Просто мы не знаем, считать его палачом или жертвой.

– Как это?

– Следуйте за мной, и вы все увидите сами.

Старик быстро засеменил к маленькой двери. Эймерик поспешил за ним. Они снова прошли через набитый просителями зал, где воцарилась хрупкая тишина. Но вместо того чтобы свернуть в крытую галерею, приор направился к одному из стражников позади сидящих за столом доминиканцев и прошептал «люк», не обращая внимания на толпу.

Огромный рыжеволосый парень, видимо, фламандец, молча кивнув, проводил Эймерика и отца де Санси к нише, занавешенной потертой тканью. Отодвинул ее, пропустил монахов внутрь, а сам остался снаружи.

Они оказались в маленьком закутке, где вместо пола зияла большая яма. Из нее торчали концы лестницы.

– Придется спуститься, – сказал приор. – Другого входа нет.

Старик поднял рясу, согнулся и полез вниз. После некоторого замешательства Эймерик последовал за ним.

Лестница уходила в глубину всего на несколько ступеней, но сюда уже не долетал шум из зала. Комнатушка внизу, без окон и бойниц, оказалась лишь немного больше верхней. От дыма закрепленных на стенах факелов слезились глаза. К столбу, поддерживающему свод, был прикован мальчик. Он сидел на земле, в собственных экскрементах, лишь кое-где виднелись пучки соломы да стояла щербатая миска – по всей видимости, инквизиция уготовила ему суровое обращение.