Надоели белые и красные.
Нужно что-то новое уже.
Но потуги наши все напрасные:
Ходим мы в идейном неглиже.
Повенчали ворона с жар-птицею,
Получив двуглавого орла,
Не понять, куда сейчас стремится он,
Или просто хлещет из горла.
Патриархи вместе с комиссарами
Опротивели изрядно нам,
Ходят нынче по Лубянке парами,
Будто мы их не послали на…
И зачем нам эти революции,
Если призраки приходят вновь,
И хотят Стамбул отнять у Турции
Или Крым, что, в общем, всё равно.
Расстреляли мы семейку царскую,
И прогнали мы большевиков,
Неужели Минина – Пожарского
Снова звать из глубины веков?
Неужели смута надвигается
И поляки двинули на Кремль?
Будто краснобашенные аисты
Не выходят из старинных дрем.
Нет в России ни Христа, ни Ленина,
Словно бы её оставил Бог,
И, гляди, родится поколение,
Где любой ущербен и убог.
Он и мать с отцом за двери выставит,
Друга и любимую продаст,
Представитель партии неистовой —
Либеральный русский педераст.
Я в ссылке. Я в камчатской ссылке.
Куда там Пушкину А. С.!
Как будто выстриг на затылке
Мне кто-то арестантский крест.
А может, даже похоронный —
С удобной полочкой для ног,
И я одной ногой на оной
И ровно так же одинок.
Киваю стриженым затылком —
Со всем согласен, всех простил,
Бывал порой чрезмерно пылким?
Да это, братцы, просто стиль!
Поэты все любвеобильны,
Но больше, правда, на словах,
А на делах не так мобильны,
Чтоб каждый носик целовать.
И целовать курносый носик,
И петь фальцетом чёрте что,
А жизнь порой задаст вопросик —
Как по коленке долотом!
Ответ ищите на Камчатке
Или в верховьях Колымы,
Не оставляя отпечатков
На покрывале вечной тьмы.
А можно также на Кавказе —
Хоть в Дагестане, хоть в Чечне,
Там орден в именном указе,
Наверно, выписали б мне!
А ежели не нужен орден
Посмертный, что само собой,
То просто разбиваешь морду,
Спеша вперегонки с судьбой.
Вперегонки или вдогонку,
А может, рельсов поперёк,
И вместо водки – самогонку,
Когда отыщешь пузырёк.
А ежели совсем непьющий
Или до женщин неохоч,
Иль нечто любящий их пуще,
Когда любить уже невмочь,
Тогда и едешь на Камчатку,
И на затылке – лысый крест,
И ничего в сухом остатке
На миллионы вёрст окрест.
Нас извлекут из под обломков
Камчатских битых кирпичей,
Под чей-то плач не очень громкий,
Как над могилою бичей.
И сложатся пятиэтажки,
Как будто домики из карт,
Сейсмолог если даст промашку,
Не будет сильно виноват.
Мы сами выбрали Камчатку,
Квартиру с видом на вулкан,
И, в общем, было всё в порядке,
Как у последних могикан.
Трясло и раньше, попривыкли,
Гордились даже, что трясёт,
И говорил «уж лучше вы к нам!»
Весь остальной честной народ.
Мы ждали, что наступит время,
Когда придёт и наш черёд,
Всю жизнь носили это бремя
И знали, что не пронесёт.
Сейсмоустойчивые души
В кусках армированных плит,
И над растерзанною сушей
Небесно-синий монолит.
А я не разговаривал – вернулся,
Хотя ни клялся и не обещал,
И ногу в щель не всовывал дверную
С повадкою заезжего хлыща.
Не распалял себя на этот подвиг,
А просто взял, да и свалился вниз,
Брал по одной, а покупаю по две,
Такой вот неожиданный сюрприз.
За это, знаю, ждёт меня расплата,
Когда подступит к горлу тошнота,
Но родина навряд ли виновата,
Хоть смерти попроси, хоть живота.
Дымят кругом красивые вулканы,
И лето разгоняет облака,
Меня не притащили на аркане,
Я сам пришёл сюда издалека.
Хожу и не особенно скучаю
По звёздам неуёмного Кремля,
Под крыльями больших камчатских чаек
Ничем не хуже русская земля.
А может быть, окажется и лучше,
Быть может где-то рядом пуп земли,
Есть на Земле такой кусочек суши
Куда прийти стремятся корабли.
Я не хочу в Москву, ну хоть убейте!
А надо бы хотеть на материк!
Вбивали постоянно мысли эти,
И оттого тут каждый к ним привык.
А я лечу обратно – всем навстречу
И как лосось ныряю в водопад,
Переползаю перекаты речки,
Не оглянувшись ни на миг назад.
Я возвращаюсь на Камчатку, братцы,
Не чувствуя при этом, что герой,
Я возвращаюсь, чтобы тут остаться,
Вот так мы возвращаемся порой!
Я местный, ну и что со мной поделать,
И генный путь мой предопределён,
Здесь даже снег не по-московски белый,
И падает не по-московски он.
Меня не упрекнут, что я «свалился»,
Ну, камчадал, и что с него возьмёшь!
Предвижу удивление на лицах:
Чего я ощетинился, как ёж?
Камчатка – это тоже камасутра,
И с вечера в том смысле, и с утра,
И здесь живя, я поступаю мудро,
Хотя бежать давно уже пора.
Но солнце я могу рукой погладить,
Оно встаёт здесь – верь или не верь,
Не обойти ни спереди, ни сзади,
И не войти как в запертую дверь.
Я запечатан солнцем, будто пломбой,
Кроваво-красным сгустком сургуча,
Сюда упал я водородной бомбой,
Пусть даже впопыхах и сгоряча.
И не упал скорее, а свалился,
И даже «с добрым утром!» не сказал,
Нырнул как в детстве головою с пирса,
Забыв закрыть от ужаса глаза.
Но ничего: Камчатка как Камчатка!
Чудес немного, разве только сны…
Я убегал от солнца без оглядки
И каждым утром возвращался с ним!
У вас черешня на подходе,
у нас – камчатская зима,
ты можешь жить в своём народе,
но только не сойди с ума.
У вас там Крым или Флорида,
у нас с утра – сопливый снег,
и жизнь, как будто бы коррида,
где ты и бык, и человек.
Давно тут люди попривыкли
к землетрясениям, снегам,
не Колыма, но лучше «вы к нам»,
к благословенным берегам.
Ругать Камчатку не пристало,
а больше принято хвалить,
но почему же так устало
гляжу я на её гранит?
И предки, что сюда сослали,
глядели так же на неё,
прошли через собачьи лаи,
с отливом синим вороньё.
Земля усталости российской
и человеческой вообще,
где все живые – в чёрном списке
и каждому предъявлен счёт.
Камчатка – скважина дверная
американского замка,
но ключ где – я о том не знаю,
и это тайна на века.
Он есть, волшебный этот ключик,
лежит в каком-то сундуке,
в каком – гадает весь Вилючинск
у капитанов по руке.
Не капитанов – командиров
больших подводных крейсеров,
извечных русских мойдодыров,
что ставят только на зеро.
Всегда гроза в начале мая приятнее, чем снегопад,
Есенину не надо рая, но он не видел этот ад!
Конечно же, не ад кромешный
– просветы в тучах всё же есть,
Но не испытываю нежность и созревает в сердце месть.
Я отомщу родному краю – уеду отдыхать на юг,
Где денег, правда, взять не знаю, что усложняет месть мою.
Но я уеду. Надоело. Ну сколько можно пурговать?
Хотя и не в погоде дело, о ней мы говорим сперва.
Ну, помечтали и – за дело: за мир, за труд и даже май,
Косноязычно, неумело, но только, знаешь, не замай!
Мы разгребаем снег лопатой и долбим лёд её штыком:
Ни перед кем не виноваты и не жалеем ни о ком.
Зима на сердце у России, ну не сказать, конечно, смерть —
И что вокруг заголосили, как будто не в своём уме?
Я сам почти мертвец со стажем, в который раз уже убьют?
Жива, мертва – по мне всё та же, и – дайте родину мою!
А что до юга – то простите, ну кто о юге не мечтал!
И наш духовный предводитель вознёсся с вечного креста.
И тут, глядишь, придёт мессия в просвете между облаков,
Ведь кто-то ворожит России на протяжении веков!
Если ты родился на Камчатке
и при этом сильно нагрешил,
то рискуешь жизненный остаток
в той же самой провести глуши.
Я про жизнь не знаю после смерти,
старость – это самое и есть,
попугай мне вытащил конвертик
на Камчатке до конца осесть.
На краю земли у края жизни!
Ну скажите – разве не мечта?
Умирать положено в отчизне,
даже если это неспроста.
Я хожу, как нищий оборванец,
улыбаюсь искривлённым ртом,
и какой-то ительменский танец
я готов изобразить притом.
Ах, Камчатка! Дьявольское место!
Щиплет веки сероводород,
здесь и люди из другого теста,
всё пропащий в основном народ.
И не нужно никакой Голгофы,
если есть Авачинский вулкан,
где-то там на свете петергофы,
здесь – до горизонта океан!
Грешники в тельняшках и бушлатах
день и ночь на леерах висят,
и не почтальоны виноваты,
если выбывает адресат.
Здесь железной не было дороги,
если честно, и обычной нет,
а посёлки – бывшие остроги,
как в забытой Богом стороне.
Я пляшу свой ительменский танец
у земного диска на краю,
солнце тянет свой протуберанец,
как змею в адамовом раю.
Будто бы объелся мухоморов —
это вам не плохо закусил!
Как певец, который пел о море
и внезапно выбился из сил.
Я простой камчатский бич и грешник,
места нет для нового клейма,
Все мои попытки безуспешны,
лишь бы только не сойти с ума.
А сойду – тут рай для сумасшедших,
тут один сплошной немой восторг,
губернатор как безумный фельдшер
указует дальше на восток.
Я пишу про Камчатку плохие стихи почему-то,
А быть может от долгой зимы я смертельно устал.
И не радует даже апрельское светлое утро,
И сосульки, которые светятся будто хрусталь.
Мне опять не хватает проклятой московской толкучки,
И прогорклого воздуха древней столицы моей,
Волочусь за Москвой, как кобель за весеннею сучкой,
И готов как собака в глаза я заглядывать ей.
Не сказать, что не знал, что такое со мною случится,
Только всё же надеялся – может быть и пронесёт!
Так мечтают о севере все перелётные птицы,
И не думают что предстоит им обратный полёт.
Но пора собираться, дорога пусть даже на запад,
Но зато вместе с солнцем – оно не остынет в пути!
И покажется мне будто я оборвался с этапа,
Хоть с подобных этапов навряд ли возможно сойти.
Пусть прощаться с Камчаткой, я знаю, мне будет тревожно,
А вернуться сюда – это будет проблемой уже,
Будто душу свою достаю из проверенных ножен,
И душе как клинку предстоит засверкать в неглиже.
Ну а кто заточил нас на эти шальные полёты?
Ладно только бы я – человечество мечется всё!
Ожидаешь ответ: почему ты, зачем ты и кто ты,
Отчего же тебя неожиданный ветер несёт?
Ну а что же Камчатка? Тебя ей, наверное, жалко —
Ведь она провожала немало таких навсегда!
Каждый был здесь как будто
никем не оплаченный сталкер,
Что мечтает вернуться когда-нибудь снова сюда.
О проекте
О подписке