– Спасибо, – буркнул хорошист Стёпа, почти бегом ушел за спины детей и стал сразу разворачивать коробку. Ему никто не мешал и не подсматривал – все дети смотрели на следующего счастливчика, вызванного к ёлке. Саша стояла с краю, ей вдруг подумалось, что она в платье ёлочки она лучше всех будет смотреться у живой ёлки. И еще она хотела попросить разрешения рассказать новогодний стишок собственного сочинения:

Я бабулю так люблю,

Не шалю и не грублю,

И учусь серьёзно,

И у дедушки Мороза

И у Снегурочки

Попросить бабулечке

Крепкого здоровья,

И не хмурить брови!

Ведь она была не просто Александра, а Александра Сергеевна. «Почти Пушкин» – шутил отец. Саша хотела этим стихом порадовать и поблагодарить бабушку за такое платье – самое лучшее на празднике. И бабушка у неё – самая лучшая. И папа – самый лучший. И мама, которую она видела только на фотографиях. Но осталась только бабушка, и стишок был для неё. Саша выписала строчки на листочек из тетрадки и время от времени подглядывала, чтобы не сбиться, когда её вызовут. Но вот уже осталось две девочки и один мальчишка – Макар, двоечник, а её всё не вызывали. Наконец, выкликнули двоечника – как и полагается по заслугам – последним.

– А теперь, дети, давайте позовем Снегурочку – пробасил Дед Мороз и все дети стали кричать за ним по слогам: Снегурочка! Снегурочка! На третий раз дверь распахнулась и в залу вплыла не очень молодая, но очень разрумяненная Снегурочка с огромными приклеенными ресницами. Взяв детей за руки, освобожденные от сданных родителям подарков, Снегурочка завела хоровод вокруг ёлки.

Саша стояла в стороне, как окаменевшая. Она не понимала, почему её не позвали, почему не похвалили платье, почему не дали сказать и не дали подарка. Она не плакала, только часточасто моргала и смотрела на хоровод счастливых детей, которым не было до нее никакого дела. Саша даже не заметила, что её бабушка разговаривает у учительского стола с географичкой и Дедом Морозом, показывая то на неё, то на ёлку.

– Чего вы хотите? – раздраженно говорила Зинаида Эдмундовна. – Все родители сдали по пятьсот рублей, кроме вас.

– Так откуда ж мне знать, Господи? – всплеснула руками Сашина бабушка. – Никто не говорил, никто не упреждал. И деткам не говорили, а то Сашенька бы обязательно мне передала.

– Конечно не говорили. Ведь это сюрприз для детей, как мы можем им про их же подарки говорить? Да еще суммы озвучивать? Не соображаете?

– Милочка! Ну как же! А Сашенька? Вот, возьмите, сколько у меня есть, но давайте подарок подарим, ей же обида на всю жизнь! У неё отец погиб на Украине, как же можно! – бабушка стала рыться в сумке и достала старомодный кошелек с металлической застежкой. – Вот, двести… триста…

– Не надо, уберите, – брезгливо поморщилась Зинаида Эдмундовна. – Нужно было в школьный чат заходить, там всё было указано, а сейчас поздно уже. И Украина тут ни при чём.

– Куда заходить?

Зинаида Эдмундовна потеряла интерес к разговору и отошла от стола.

– Послушайте, может у вас остался хоть какойто подарок? – бабушка умоляюще посмотрела на Деда Мороза. Тот развел руками и вывернул мешок – там ничего не было.

– Уважаемая, я и рад бы, но нам дают ровно столько, сколько нужно выдать. А с другой школы ничего не осталось, – развел руками Дед Мороз. – Но погодите.

Он подошел к классному руководителю и чтото стал шептать на ухо, приподняв ватную бороду. Зинаида Эдмундовна сначала отмахивалась, но потом, видно, уступила, вернулась к столу и достала шоколадку «Алёнка».

Когда хоровод остановился, географичка подошла к ёлке, хлопнула в ладоши и крикнула:

– А Дед Мороз у нас забыл про одну девочку. А ну, Александра, подойди сюда, ко мне.

– А она детдомовская, – крикнул ктото из мальчиков. – Вот и забыли.

Саша посмотрела на класс, выискивая того, кто это крикнул, но не сдвинулась с места.

Пауза затягивалась. Зинаида Эдмундовна, уже без улыбки, подошла к Саше и протянула ей шоколадку.

– На, бери свой подарок!

Саша отвернулась и пошла к выходу. Звезда на её колпаке плыла ровно, гордо и высоко. За внучкой торопилась бабушка с её пальтишком и уже не праздничной шапкой. Когда за ними закрылась дверь, Снегурочка снова взяла детей за руки и повела хоровод под «Каравай, каравай, кого хочешь выбирай», но уже в обратную сторону.

3

Михаил потянулся к маленькому барчику, сделанному им собственноручно в углублении обычного шифоньера, и достал початую бутылку недорогого коньяка. За эти дни он надедморозил себе на больную печень и пить бы не следовало, но завтрашний день обещал остаться незанятым и можно было выспаться и восстановиться. Да и кто на Руси бросает пить на полбутылке?

Зато на закуску осталась целая плитка шоколада «Алёнка». Михаил зашуршал фольгой и вдруг представил себе давешнюю девчушку с серебристой звездой на смешном колпаке. Это её шоколад достался Михаилу, та злобная училка, видимо, отдала ему «Алёнку» нарочно, чтобы в жадности не упрекнули. Жадность – не жадность, а чуткости там ни на грош… Михаил покачал головой и поднес рюмку к губам, с которых полдня нужны было отплевывать вату с дедморозовской бороды. Но не выпил… В голове завертелось чтото неуютное:

«Какая гордая девчонка, гляди, побрезговала шоколадомто. А он вот не побрезговал. Да, чёрт возьми, какое ему дело – это же не его дочка, не его училка, и школа не его. Своей дочурке он подарил такой подарок, что прям счастье… а эта – чужая, на всех чужих детей не настрадаешься. Не его и всё. Но городто его. И тот парень, который, как он слышал, погиб на спецоперации, тоже отсюда. Наверное, по частичной мобилизации взяли. Он сам по возрасту и по званию подпадал во второй разряд, но до него пока не дошло. А вот мужику этому не свезло… да… а может, вообще доброволец. И я сейчас буду есть шоколад его дочери? Жаль, не спросил её именифамилии в придачу с отчеством. А что бы ты сделал? Сбегал в магазин за отдельным подарком? Так всем не наносишься, а задним числом уже както не то…»

Вдруг Михаил понял, что нужно делать, поставил рюмку на стол и взял вместо неё телефон

– Сёма, ты? Ты же еще работаешь в этой конторе… организации… ну, как её… да, фонде… да, который посылки шлет на фронт… ну да… нет, я теплое в прошлый раз отдал, сам мёрзну… другое дело, слушай, может, поможешь одной девчонке? Там исправить надо…

Убедившись, что на том конце его поняли правильно и записали адрес школы, Михаил обменял телефон на рюмку в обратном порядке и спокойно выпил досуха, не закусывая.

Волонтёр Сёма не обманул. Связи их фонда «Посылки фронту» были налажены на всех уровнях. Недели через две об этой истории уже знали на передке под Бахмутом, где воевал и погиб Сашин отец.

– Ты помнишь Серёгу – позывной Сталкер? – спросил своего бойца комроты.

Боец, пропитывавший в банке с растительным маслом бинт для самодельной свечи, откликнулся не сразу.

– Помню, как не помнить. Я его доку сдавал с рук на руки, когда «птичника» на позицию сопровождали. Тудато нормально, а обратно – накрыло из РПГ.

– Да… – ротный выпустил сизое кольцо в закоптелый потолок, – не довезли Сталкера. Помню, он еще приговаривал – «вперёд, вперёд, а не наоборот…» – чтото такое.

– Вот он вперёд за птичником и полез… за «двухсотым» уже… я говорил ему, дождемся темноты, потом вытащим. Не, полез. А наоборот как раз лучше вышло бы.

Ротный помолчал, накуриваясь всласть.

– Тут такое дело… дочку его обидели. В школе. Волонтеры донесли.

Боец зажег свечу, и прикурил от неё же.

– В смысле?

– Да в прямом. Обнесли на Новый год подарком. А детям знаешь – это обида на всю жизнь.

– Кто ж спорит. И что теперь? Скоро весной запахнет.

Ротный сделал еще затяжку и притушил окурок о ладонь.

– Олег, у тебя же отпуск не за горами?

Олег, не отрывая взгляда от жёлтого свечного огонька, пожал плечами.

– Отпуск скоро, да я на побывку к своей дочке поеду. И пацану своему. На Алтай. А Сталкер с Урала был, если не ошибаюсь.

– Не ошибаешься. Из Челябинской области.

Пару бойцов из освещенного теперь угла блиндажа подошли к столу.

– Мне Сталкер раз жизнь спас – я за ним под обстрелом в нужный окопчик нырнул. А в тот, где мы полминуты назад сидели – стодвадцатка прямиком прилетела.

– Я тоже в том окопчике с жизнью прощался. Сталкер выручил, да ты сам же знаешь, Сыч!

Олег, которого назвали Сычом, закурил по новой.

– Да я так… к слову. Заеду. А что сделать нужно?

– Я бы директора школы расстрелял! – полушутя отозвался ктото из дальнего тёмного угла.

Личный состав дружно рассмеялся. Олег завершил шутку второй половиной:

– На побывку оружие с собой не полагается. Если только из говномета.

– Ладно. Оставим этих педа… гогов жить пока, – милостиво разрешил ротный.

– Давайте, пацаны, сбросимся на такой подарок… на такой, чтобы все в классе от зависти задохнулись, – раздался тот же голос, который предложил расстрелять директора школы.

– Тогда уж и послание ей нужно записать, – предложил Олег, – дружно, вместе. Что отец, мол, герой и всё такое.

– Верно! – одобрил ротный. – Чтобы не посмели больше обижать дочь героя. Но не завидовали, а гордились.

4

Оказывается, в природе встречаются и хорошие понедельники. Саша узнала об этом, когда в конце урока географии открылась дверь и в класс вошло четверо серьезных мужчин. Один – самый коренастый – в камуфляже, с ровным рядом медалей на груди. Второго, в обычной толстовке, с сумкой через плечо, она не знала, третий, в строгом костюме, был, кажется, из какогото начальства, толкал речи на школьных торжественных мероприятиях. Четвертым был директор школы, он следовал последним, пропуская остальных вперед. Зинаида Эдмундовна свела узкие брови и поджала такие же узкие губы в презрительнострогую гримасу, и уже открыла рот для возмущения, но увидев расшаркивающееся начальство, оставила строгость только в глазах.

– Здравствуйте дети, – неожиданно мягко сказал директор школы и махнул рукой встающему классу, садитесь, мол.

Ученики расселись шумнее, чем вставали, и навострили уши. Сейчас должно было произойти чтото очень интересное. Макар и Стёпа вжали плечи – наверняка пришли по их душу за разбитую давеча теплицу в частном секторе.

Молчание долго не продлилось. Тот, который начальник, ужалив взглядом Зинаиду Эдмундовну, развел руками и начал:

– Дети, вы знаете, что по Указу Президента нашей страны Владимира Владимировича Путина о мобилизации от двадцать первого сентября две тысяч двадцать второго года были мобилизованы… призваны на службу граждане России… триста тысяч человек… среди них, конечно, есть и мужчины нашей области и нашего города. Они храбро защищают нас на передней линии борьбы с новым фашизмом, который расцвел пышным цветом на Украине. И не все возвращаются назад. Многие… некоторые падают там… пали там смертью храбрых. Это герои, которыми гордится наша область и наш регион, и наш город…

– И ваша школа! – перебил с досадой тот, который в толстовке. – И ваш класс. Потому что здесь учится дочь такого героя. Мы посылаем гуманитарку бойцам на фронт, за ленточку, на самый передок и в тыл тоже. И всех вас приглашаем к нам волонтерами. Мы – это волонтерский фонд «Посылки фронту». Но тут обратный случай. Посылка приехала с фронта. Дочери героя СВО – Александре Оловянниковой.

Все разом обернулись на замершую Сашу. Она медленно встала, и застыла у парты. Только глаза её, перебегающие с одного взрослого на другого, засинели ярче.

Коренастый откашлялся и сделал шаг вперед.

– Меня зовут Олег. Олег Иванович, фамилию не называю, позывной Сыч. Я здесь у вас проездом в отпуск из зоны боевых действий. Мы воевали с твоим отцом, Саша. И он спас мне жизнь. И не мне одному. И вот мы на фронте узнали, что тебе на Новый год не достался подарок. По… ошибке наставников… или по другой причине… – Олег обернулся и так выразительно посмотрел на Зинаиду Эдмундовну, потом на директора, что сразу стало ясно происхождение позывного, – в общем, мы, сослуживцы и боевые товарищи твоего отца решили исправить этот… промах. Но прежде чем вручить тебе наш фронтовой подарок, посмотри этот боевой привет от нашей роты. Сёма, подключи.

Олег дал свой мобильник, к нему подключили портативную колонку, которую Сёма вынул из заплечной сумки.

– Дети, давайте все сюда, – махнул рукой Олег.

– А как же урок? – хотела было возразить географичка, но под взглядом директора осеклась.

Детвора не заставила себя просить дважды и тесно сгрудилась вокруг Олега. Двоечник Макар даже умудрился потрогать медали. Одна Саша осталась на месте, как приколоченная к полу.

– Александра, что же ты стоишь, иди сюда, – позвал Сёма. – Вот, становись в самый центр. Это же тебе.

Дети расступились, Саша встала прямо напротив экрана телефона. Включилась запись, и какието бородатые люди с теплыми глазами и широкими улыбками чтото говорили, называя ее по имени, уважительно поминая отца, но что конкретно – Саша не разбирала, в ушах стоял какойто гул, словно в них заложили вату из всей бороды тогдашнего Деда Мороза. Может, это шумели одноклассники, может, прозвенел звонок и шумела вся школа не перемене. А может, волнительный ком встает не только в горле, но и в ушах. Но слова «дорогая Сашенька» и «поздравляем» она всетаки услышала. Как же жалко, что этого не видит и не слышит бабушка!

Подняв уже поблескивающие первой слезой огромные глаза на Олега Сыча, Саша ждала, что нужно делать дальше.

– Вот тебе флешка, тут всё записано. Дома на компьютере посмотришь ещё раз. И бабушке покажи, – словно угадал её мысли Сыч.

– У меня нет компьютера, – чуть слышно пролепетала Саша и удивленно посмотрела на засмеявшихся взрослых. Что же тут может быть смешного, если у ребенка нет того, что давно есть у всех.

– Есть, Сашенька, есть! – Сёма снял сумку с плеча и раскрыл её перед девочкой. Там через пластик поблескивал новый плоский серого металлического цвета ноутбук. Олег вынул его и положил на парту.

– Это наш тебе новогодний подарок. Пусть в марте, зато праздник продолжается. Владей!

– Ого! – зажужжали дети. – Да это же Макбук! Во крутень! Дорогущий! Ну, Шурка, везучая!

Олег выпрямился, медали звякнули друг о друга, все сразу затихли.

– Везенье, дети, здесь ни при чём. Растите настоящими людьми, которые любят свою Родину. И малую, и большую – всю страну. Потому что лучше страны нашей не найдешь. И потому её не победить. И всегда у вас, и ваших детей, и у детей ваших детей будут самые лучшие подарки. Честь имею!

На этих словах прозвенел звонок. Дети окружили Сашу и вместе высыпали в коридор. Мужчины тоже вышли, только директор школы задержался на полминуты. Больше для вынесения выговора не понадобилось – возражений от «классухи» не последовало.