Александр Сурнин. Один день

из книги «Блокадные были»

Быть строителем дома – значит быть в состоянии строить дом.

Аристотель

Будильник изобрели садисты. Алик всегда был в этом уверен, а в последнее время ещё раз убеждался каждое утро. И немудрено – он забыл, что такое ранний подъём, немало лет проработав на дому, где рабочее место было в двух шагах от спального – какой тут мог быть будильник? Никогда в жизни. Проснулся, глазки раскрыл, поднялся, нажал на кнопку и пошёл умываться. Вернулся, а компьютер уже загрузился – всё, вот ты и работаешь. А в последние недели всё сломалось. В город пришла война.

Сначала эту войну лицемерно называли АТО. Антитеррористическая операция. И в первые дни это казалось нелепым и смешным. Все говорили: ну какие здесь террористы? Хотят их найти – пусть поищут, побегают по полям и успокоятся. И действительно, пришедшие войска поначалу бегали по полям. А потом стали заходить в города. Один раз люди вышли навстречу танкам, встали у них на пути и остановили. И разжалобились при виде голодных, грязных и уставших пацанов. Накормили их, напоили и отправили назад, в расположение. То же повторилось и на второй раз. А в третий раз по мирным людям был открыт огонь. И в одночасье пришло понимание того, что это уже не игрушки, что это уже война. Гражданская война.

Пару недель после референдума Алик изумлённо смотрел по сторонам, впитывая в память всё происходящее, а потом сказал себе, что когда начинают убивать твоих друзей и земляков, нельзя оставаться в стороне. Нужно чтото делать. Друг Васюня к тому времени уже уехал в Россию. Нашёлся человек, предложивший ему работу именно по его специальности – ландшафтному дизайну. И Васюня немедленно уехал, и жену забрал с собой. А мама его уезжать отказалась. У Алика же в связи с войной пошли перебои с работой, что вполне понятно. А его деятельная натура требовала оторвать задницу от стула и заняться чемто полезным. И с этим намерением он однажды поднялся и пришёл в здание исполкома, ставшее штабом народного ополчения. Пришёл просто так, без какихто конкретных предложений, на общих основаниях. А войдя в кабинет коменданта города, оторопел – за столом сидел человек, которого он называл другом детства, с которым учился в одной школе. И ещё со школьных лет этот человек имел репутацию надёжного и справедливого мужика.

«О как, – сказал себе Алик. – Хорошие люди здесь обосновались. И главное, свои. А всякие козлы в интернете кричат во всю глотку, что здесь исключительно заезжие российские наёмники. Засланные казачки. Пограбить приехали. А здесь свои. Будем знать».

В действительности Алик давно не верил ни интернету, ни городским слухам. Сказать, что они были сильно преувеличены, значило ничего не сказать. Поскромничать. Он верил только своим глазам, и призывал к этому всех окружающих. К примеру, буквально за пару дней до прихода в штаб, услышав сплетню о том, что по здешнему базару ходили чеченцы с автоматами, он насмешливо спросил говорившую:

– А что, у них на лбу было написано, что они чеченцы? Или ты их об этом спрашивала?

Вразумительного ответа не последовало, и тема была закрыта. Поздоровавшись с комендантом как со старым товарищем, Алик сказал:

– Я не знаю, чем могу быть здесь полезен. У меня болят ноги, поэтому я не боец. На войне быстро гибнет тот, кто медленно бегает. Но тем не менее… вот визитка с перечнем всех моих специальностей. Посмотри и скажи – нужен я тебе или нет.

Комендант заглянул в визитку и тут же ответил:

– Так ты помимо всего и компьютерщик? И полиграфист? Конечно нужен!

– И что от меня будет требоваться?

– Как что? Работа в штабе. Штаб, дорогой мой, это прежде всего куча бумаг. Очень важных и не очень важных. Но все они – нужные. Вот и будешь заниматься делопроизводством за компьютером. Здесь собрались сплошные бойцы, а мне нужен штатский человек, который отвечал бы за документацию. Никакой военной романтики, обычная рутина. К такой работе ты готов?

– А я что, так похож на романтика? – хмыкнул Алик.

– Ну тогда завтра к девяти утра жду тебя здесь.

– Буду, – согласился Алик и шагнул к двери.

– Постой, – задержал его комендант. – Давай определимся сразу с твоим позывным.

– А что определяться… Погремуху нужно принять?

– Это на зоне погремухи, – заметил комендант. – У военных позывные. Говори, как называть тебя будем.

– А что меня называть, – не задумываясь, произнёс Алик. – Сам погляди – вы тут все бойцы, военные, а я штатский. Вот тебе и позывной – Штатский. Как Шостакович. Он тоже форму не носил.

– Годится, – одобрил комендант. – Моё имя тоже можешь забыть. Здесь я Якут.

– Очень приятно, – ехидно хмыкнул Алик. – Похож… Значит, до завтра?

– Да, к девяти добирайся.

Вот тут Алик поневоле завёл на утро будильник. Впервые за много лет.

Будильник действительно изобрели садисты. Оторвавшись от сна в непривычную рань, Алик умылся (спасибо, что опять появилась вода), оделся, наскоро выпил кружку чая и вышел на улицу.

Улица была пугающе пустынной – транспорт который день подряд не ходил, да и частники предпочитали лишний раз не выезжать. После нескольких попаданий снарядов в маршрутки люди старались не высовываться из домов без дела. На работу – и с работы. Если была работа.

Не проявляя никаких эмоций, Алик зашагал по проезжей части в нужном ему направлении.

Через несколько минут за спиной послушался шум одинокого мотора. Алик не отвернул в сторону и не обернулся – машина остановилась сама.

– Куда идёшь, браток? – послышался вопрос водителя.

– На площадь, к исполкому.

– Заходи, подвезу.

Алик сел в салон и спросил водителя:

– Что нового?

– Да ничего. С утра тихо, а ночью – сам слышал.

– Да уж слышал…

Дорога за беседой обо всём и ни о чём заняла минут пятнадцать. Выходя из машины, Алик сунул было руку в карман, спросив, сколько с него причитается, и услышал в ответ:

– Ничего мне не нужно. Останься жив.

Это могло бы показаться странным или невероятным только тому, кто не видел войны. В осаждённом городе произошла переоценка ценностей. И на первом месте оказалась ценность человеческой жизни. А деньги… что деньги. Самого важного на них не купишь. Так стоит ли пытаться урвать лишнюю копейку? У великого русского поэта Геннадия Жукова была строчка, как будто по этому поводу и написанная:

А сколько скопить нужно денег, чтоб выстелить гроб?

Я не думаю, чтоб эта строчка была прочитана всеми жителями осаждённого города, но люди жили именно по такому принципу. Это война.

Зайдя в кабинет, Алик поздоровался с комендантом здания штаба, носившим позывной Шериф, с которым они делили кабинет на двоих, и спросил:

– Что хорошего?

– Да всё то же, – ответил Шериф. – Задержанных всех успеешь оформить?

– Много принято? – поинтересовался Алик.

– Достаточно, – вздохнул Шериф с огорчением.

Его огорчение можно было понять. До войны он работал в милиции, имел звание капитана, а во время осады пришёл в штаб ополчения и сказал: «Бо2льшая часть моих ребят уже здесь, и мне без дела сидеть негоже. Я к вам». И был назначен комендантом здания штаба. У него было множество обязанностей, и одна из них – содержание арестованных. А это непросто даже на первый взгляд, ибо каждый арестованный – как дитя малое. Каждому нужно отвести место, каждого нужно накормить, напоить, вывести на работу, встретить с работы, пересчитать и не дать возможности скрыться или улизнуть от исполнения наказания. Каждый задержанный становился его личной головной болью. Не говоря уже о том, что он отвечал за жизнь и здоровье каждого. Это работа нелёгкая и неблагодарная. Алик мог только посочувствовать ему, что он мысленно и сделал, после чего включил компьютер и занялся первоочередными делами.

Одной из обязанностей Алика было составление реестра арестованных. А их прибывало каждый день. В самом начале осады в ополчении был организован отдел военной полиции, и первое, что было ими сделано, – люди с оружием пришли в милицейский горотдел и сказали, что все их функции они берут на себя. Задача милиционеров – сидеть в дежурной части и переадресовывать все звонки и сообщения во вновь образованный отдел. Затем в городе были жёстко прикрыты все известные по милицейской картотеке наркопритоны и самогонные точки. После чего такие же люди с оружием прошли по всем злачным местам – кафе, ресторанам, пивнякам, крупным магазинам, – оставили там свои визитные карточки и попросили в случае любых нарушений порядка звонить по указанным там телефонам, пообещав реагировать на звонки незамедлительно. И в самом деле, работали оперативно. Нарушители задерживались и доставлялись в штаб. Не помогали ни угрозы, ни посулы, ни попытки откупиться. Все ночевали в штабе, а утром представали пред ясны очи коменданта, который единолично творил суд и расправу. Суд был скорым, приговоры не отличались разнообразием – пять суток общественнополезных работ. В эту категорию работ входило всё: рытьё окопов, подметание улиц, уборка помещений в штабе, да и мало ли что ещё могло понадобиться. И это действовало – попробуй порыть окопы под обстрелами хотя бы день, больше не захочешь. И это было справедливо – каждый, каким бы статусом он ни обладал, отвечал сполна за свои проступки. И так было нужно. Как ни крути, а политика, не подтвержденная хорошей полицейской службой, – это миф. И по каждому случаю задержания обязательно поднимались реестры. И если обнаруживалось, что ктолибо задержан не впервые, к нему было уже другое отношение, да и срок работ ему давался побольше. Вот потомуто в городе, несмотря на тяжелейшее осадное положение, было спокойно. До того спокойно, что юные девицы не боялись гулять в одиночку по ночам. И что за этим стояло? Постоянная готовность военной полиции выехать в любую точку города и кропотливая учётная работа штабных. Рутина…