Глава 4
…Не построишь

Осень, как молодой жадный вампир, выпила у природы все соки, обесцветила все вокруг и оставила лысые ветви уныло стенать об утраченной молодости. Никогда раньше я не замечала, чтобы листья с деревьев облетали с такой скоростью. Мне показалось, что в этом году не было ни бабьего лета, ни той поры, что называют «очей очарованье». И я стремительно менялась в такт осени, словно с меня тоже слетали молодость, очарование, восторженная радость жизни. Я жила с Пашей. Каждое утро я уходила на работу после его поцелуя, каждый вечер он ждал меня домой. Мы спали вместе на старом диване, от которого у меня начала ужасно болеть спина. Диванные подушки не стыковались между собой и то создавали бугры, а то и вовсе разъезжались в стороны, образуя провалы. Паша во сне много вертелся и что-то шептал. Часто по ночам я не могла уснуть и смотрела на этого незнакомца, с которым по необъяснимым причинам теперь делила свою постель. Я думала о чудных превратностях судьбы. Любила ли я Павла? Этот вопрос интересовал и меня саму, однако я не имела сил честно ответить на него, особенно когда Паша был рядом. Только если Дашка или Марго сильно доставали меня, им удавалось меня разговорить.

– Ты счастлива? – с беспокойством смотрела в мое лицо Зайницкая.

– Угу, – кивала я, – лучше расскажи о себе.

– Нет уж, давай о тебе, – вклинивалась Марго. – Потому что ты совершенно не выглядишь счастливой. Расскажи-ка нам, как конкретно ты счастлива.

– В каких позах и как часто? – ерничала я.

– И это тоже. Он все такой же принц, каким ты нам его расписала четыре месяца назад? Как у него дела с работой?

– Хорошо, – лукавила я, – он устроился.

– Ну слава богу, а то я уже подумала, что вы всегда будете жить на твои деньги. И где он работает?

– Ну девочки, что за допрос? – пыталась я вывернуться. Мне совсем не нравились их вопросы, я предпочитала изображать из себя слепоглухонемого капитана корабля без руля и ветрил. Но одновременно я искала этих вопросов, хотела, чтобы если не я сама, то хоть кто-то другой вынудил меня на них ответить.

– Это же простой вопрос, – с садизмом продолжала Марго.

– Если не хочешь – не отвечай, – адвокатствовала Даша.

– Извольте. Он работает установщиком кондиционеров в какой-то фирме, о которой я ничего не слышала. И я не могу сказать, что мне это сильно нравится, ведь, по сути, это просто работа какого-то монтера, а он обещал, что будет дизайнером и я смогу им гордиться.

– Ну, на все надо время… – протянула Дашка. – Мой Жорик тоже много чего мне обещал. И ни хрена не исполнил.

– Ну вот. И я говорю, что не имею права быть в претензии. В конце концов, человек ради меня бросил все. И жену, и дом, и работу.

– Все? – скорчила брезгливую морду Маргоша.

– Да, – уныло кивнула я, ибо груз морального долга перед светлым подвигом Паши ради нашего счастья порядком меня заколебал.

– Интересно, что же такое он ради тебя бросил? И что ради тебя совершил?

– Ну… вот это вот, – мямлила я. Мне и самой казалось, что во всей истории есть какая-то подстава.

– Что – это? Сменил старую авторитарную жену из Серпухова на молодую красивую любовницу – адвоката в Москве. Адвоката на французской машине, да еще оплачивающую квартиру.

– Подожди, Марго, он же теперь работает и будет сам платить за квартиру, – попыталась побороться за справедливость Даша.

– Не будет, – тихонько брякнула я.

Обе подруги демонстративно развернулись ко мне и нанесли на лица немой вопрос: «Как?»

– А вот так. У Паши зарплата всего триста долларов, а зимних вещей нет. И зубы надо делать. И вообще.

– Что вообще? Ты помнишь, что он тебе обещал?

– Тебе Жорик тоже много чего обещал, – повторила я Дашкины слова и втянула голову в плечи. Кажется, сейчас на меня посыпется вся пресловутая правда. Готова ли я к ней? Не уверена.

– Зачем тебе это надо? – спросила возбужденная Марго.

– Просто у нас любовь, – вяло отбивалась я. – Просто пока я еще хочу просыпаться рядом с молодым симпатичным мужчиной и заниматься с ним любовью каждый день. И мне все равно, что это не мужчина моей мечты. Не всем же жить с дизайнерами.

– Но ты-то как раз имела право претендовать на лучшее, – грустно пожала плечами Даша.

Мы оплатили счет и пошли к выходу. Я не стала настаивать на том, чтобы завалиться еще куда-то, не стала приглашать их к себе, что непременно сделала бы раньше. Мне двадцать шесть лет, и, хотя с виду я и вправду могла бы составить пару с каким-нибудь богатым красивым адвокатом, бог дал мне Пашу, и, наверное, он там наверху знал, что делал. Но вот болтать об этом с подругами мне хотелось все меньше.

– Где ты была? – словно рикошетом зацепил меня вопрос.

Я не успела войти в дом, а вопрос прогремел первым выстрелом. Оказывается, семейная жизнь полна скандалов и сцен. Раньше я об этом не знала. Вернее, знала, видела, глядя на Дашку, но никогда не примеряла этого к себе.

– Я встречалась с Дашкой и Марго.

– Ты не предупредила.

– А должна была? – удивилась я. Кажется, даже мама вот уже лет десять не спрашивает, куда и с кем я хожу.

– А как же. Я волновался. И вообще, я пришел домой, а тебя нет, еды нет. В квартире пусто и уныло. Это же неправильно, – завозмущался Павел.

– Ну, извини, а что я должна была? Сидеть у окошка и вязать тебе свитер?

– А что, неплохо. Но на это я не претендую. Достаточно просто наличия ужина. Я понимаю, ты никогда не была замужем и ничего не знаешь, но муж, приходя с работы, имеет право надеяться, что его покормят.

– Мог бы сварить пельмени, – дернулась я.

– Я всегда могу сварить пельмени, но какая тогда у нас, на фиг, семья?

– А я всегда могу сказать, что муж, требующий ужин, должен зарабатывать больше жены. И это совсем не наш случай, – выпалила я и уставилась на Павла, ожидая следующего хода. Я думала, что он бросится оправдываться. Может быть, скажет, что ему нужно еще немного времени, что скоро ему повысят зарплату, дадут подработку… Я не угадала.

– Это все твои подруги-феминистки. Нашептывают на ухо гадости. Каждый раз ты от них возвращаешься невыносимая.

– Я? Это я невыносимая?

– А кто? Не я же. Я все для тебя делаю. Я не виноват, что не уродился миллионером или адвокатом, как твой Аганесов. Скажи, у вас с ним что-нибудь было?

– Какое тебе дело? – возмутилась я. Его претензии бесили и пугали меня.

– Было, – с удовлетворением глядя в мое смущенное лицо, выдохнул Павел. – Я так и знал. То-то он на меня странным взглядом каждый раз смотрит. Тебе надо сменить работу.

– А больше мне ничего не надо? А носки тебе не постирать?

– Что в этом такого? Все жены стирают мужьям носки и не спрашивают при этом, сколько они зарабатывают. Просто ты меня не любишь. И хочешь разрушить все.

– Неправда! – крикнула я, хотя в целом это как раз была правда.

– Тебе наплевать на все. Я же вижу, ты от меня ждешь, что я надорвусь и оплачу всю твою жизнь. Заплачу за все и потом буду терпеливо ждать, пока ты нашляешься по подругам и по Аганесовым. Я оставил семью, лишился работы, машины. Дочь не хочет меня знать. Все – для тебя! Чтобы только быть с тобой. А ты не можешь потерпеть, дать мне встать на ноги. Унижаешь мое мужское достоинство! – кричал Павел.

Я посмотрела на часы. Было около часа ночи. Что и говорить, пришла я поздновато. Но если бы он заявился в такое же время, я не стала бы ему плешь проедать. Наверное.

– Хорошо, успокойся. Я люблю тебя, – устало согласилась я на мировую. Мне, в конце концов, и спать было пора. – Расскажи мне, как ты видишь нашу дальнейшую жизнь.

– Как я вижу? Я теперь не знаю даже. Я работаю в поте лица, но пока больше трехсот долларов никак не заработаю. Я их все отдам в семью. Но я считаю, что и ты должна заботиться о нашем будущем. Это не так странно, как ты преподносишь. Я приношу в дом свои деньги, ты – свои. Мы вместе решаем, на что их потратить. Так все живут.

– Я всегда сама решала, на что тратить деньги, – растерянно бормотала я.

Аргументов у меня не осталось, Павел был прав. Например, мои мама и папа именно так и жили, никогда не деля вещи и деньги на твои и мои. Только то были мои родные мамочка и папочка, а мне предлагалось поделить все с любовником, которого я знаю всего ничего, но который декларирует, что у нас семья. Претензии у меня определенно были, но как их озвучить, чтобы самой себе не показаться полнейшей стервой? Я молча кивала. И обещала подумать насчет того, чтобы вместе распоряжаться деньгами. И целый следующий день честно об этом думала. Я пришла к следующим выводам: во-первых, если деньги, которые я зарабатываю, не мои и не только для меня, мне гораздо меньше хочется работать, во-вторых, я не знаю никаких совместных трат, кроме оплаты квартиры, на которые я была бы готова выделить свои деньги, но, в-третьих, я согласна была дать шанс Паше и показать свою готовность создавать настоящую семью. Пусть подавится, зато я буду хорошей девочкой перед собой и перед богом. За такой подвиг мне обязательно выпишут VIP-пропуск в рай.

Я пришла домой пораньше, ощущая себя то святой Тамарой, то Зоей и Александром Космодемьянскими сразу. Я приготовила еду. Не могу сказать, чтобы очень вкусную, так как делала ее чуть ли не впервые в жизни. И дать какое-либо определенное название блюду, вышедшему из-под моих рук, например «мясо в кляре» или «макароны по-флотски», я не могла. Просто «еда». Ужин из съедобных продуктов. Но эту самую «еду» я готовила около двух часов!

– Надо же, чем это пахнет? – спросил Павел, когда зашел.

– Угадай, – черт дернул меня спросить.

– Ты что, выводила тараканов? – предположил он.

– Это ужин. Я приготовила ужин, – огорченно сказала я. И добавила: – А тебе придется его съесть. Ха-ха.

– Смешно. Ну, давай попробуем. – Он осторожно принюхался к содержимому тарелки. – А что это?

– «Еда», – заверила его я. Мне было любопытно.

Павел откусил кусочек. Потом еще. Потом нацепил на лицо выражение счастья и блаженства. Я расслабилась. Ну не может быть плохим мужчина, который так переносит неприятности!

– Я решила, что ты прав насчет денег. Мы должны вместе решать, на что их тратить. Ты ведь не виноват, что я пока зарабатываю больше тебя.

– Ну, слава богу, значит, ты все-таки любишь меня, – сделал Павел нелогичный вывод.

Я кивнула, и мы провели по-настоящему прекрасный вечер. Выбросили «еду», сварили пельмени и долго болтали, целовались и занимались любовью. Мы мечтали о пикниках в подмосковном лесу, о совместных путешествиях по миру, о морских круизах, где под шум мягких соленых волн будем засыпать, сплетая руки. Мы мечтали о детях.

Через пару дней идиллия кончилась. Я отвозила Пашу на работу. С тех пор как его супруга наговорила мне гадостей и отобрала Пашину машину, я все чаще по утрам подвозила его до метро, а потом и до работы. Это выходило само собой. В самом деле, глупо было бы ему переться по пробкам в автобусах и толкаться в переходах метро. Я делала небольшой крюк и подбрасывала Павла к офису этих самых кондиционеров. Иногда Паша просил забрать его вечером, но в основном я не могла. Или могла, но говорила, что не могу. Мне не хватало этих часов, когда в одиночестве, среди кучи железа, набитого людьми, я могла подумать обо всем или просто в голос подпевать рок-звездам на радио «Максимум». Я очень любила ездить одна, как оказалось. И вообще, мне не хватало этой пресловутой личной зоны, пространства, в котором можно побыть наедине с самой собой. Паша почему-то старался заполнить собой любую мою свободную минуту. Он даже в ванную ко мне вламывался через пять минут после того, как я туда заходила. Он садился на краешек ванны и смотрел на меня, разговаривал со мной. Иногда по ночам я ждала, пока он уснет, и тихонько выбиралась на кухню, где долго в одиночестве пила чай и смотрела в окно.

– Что ты там делаешь одна? Иди ко мне, – командовал Павел, если просыпался и обнаруживал, что меня нет.

Так вот, я везла его на работу, а Павел щелкал радиостанциями, потому что совершенно не переносил «грузовой» рок радио «Максимум». Я задумалась о своем и не сразу разобрала, что он говорит:

– У нас дом в Малоярославце. Я там вырос, как ты помнишь. А теперь он покосился, и я давно собираюсь, но никак не соберусь его поправить.

– И что? – выдохнула я.

– Мы бы могли там летом отдыхать.

– Я не люблю Малоярославец, ты же знаешь. Там полно родни, которую я не перевариваю и которая не переваривает меня.