Глава 2
На чужом горе…

На мой день рождения никогда невозможно было собрать людей. Все детство я страдала от этого невыразимо и смертельно завидовала девочкам, у которых мамы и папы были людьми и родили их где-то в течение учебного года. На их даты нас сгоняли всем классом. Родители встречали нас в коридорах захламленных московских квартир, отбирали коробочки с подарками и принимались угощать свежеиспеченными пирогами и газировкой. Именинники устало разглядывали подарки, я с тоской пересчитывала их количество. Пятнадцать-двадцать коробок и кульков, не меньше.

«Вот бы мне так же», – вздыхала про себя я и шла домой.

Моя дата «икс» пришлась на самую середину лета, на пятнадцатое июля. В лучшем случае я бывала в этот момент на даче. Тогда мама давала добро на созыв всех дачных ребятишек, и мы весь день весело гонялись друг за другом по участку. До сих пор у меня на даче хранятся подаренные: доска для разделки овощей, книга «Темино детство» (про одного скучного революционного мальчика) и куча бэушной детской посудки. На дачах никто не напрягался дарить нормальные подарки. Меня это не слишком смущало. Подарки мне дарили папа с мамой. Хуже было, когда праздник отмечали в Москве. Пятнадцатого июля в городе было шаром покати, просто-таки ни одного одноклассника. Папа брал меня за руку и вел в парк с аттракционами. Я до одурения кружилась по цепочной карусели, набивала пузо мороженым и требовала продолжения банкета. Однако самым поганым был третий вариант пресловутого торжества. Моя мамочка, женщина весьма интеллигентная и терпеливая, была родом из некоего городка Малоярославца. Город по названию, он фактически являлся деревней в полном смысле этого слова. И по сей день эта цитадель экологии и домостроя кишит нашими родственниками разной степени близости. Поэтому каждое лето в разные периоды меня отправляли отдыхать то к бабушке Шуре, маминой маме, то к бабушке Кате, сестре маминой мамы, то еще к кому. Разница была невелика, ибо все они жили на одной и той же улице. Я играла с деревенскими оболтусами в орлянку, они презирали меня как «городскую» и всячески издевались. И очень часто, примерно раз в два-три года, очередной день рождения приходился на период моей ссылки к родне. Тогда съезжалась вся деревня, мне дарили от всех какую-нибудь уродливую куклу, сажали напротив самодельного торта «Наполеон», смотрели и умилялись:

– Да…

– Как дети растут.

– А ведь вот еще вчера была такой крошкой.

– Ну-ка, я тебя поцелую. – Расчувствовавшись, баба Шура крепко прижимала меня к себе и слюнявила до тех пор, пока кто-нибудь еще не испытывал желания «потискать такую крошку». В эти моменты я мечтала праздновать день рождения в полном одиночестве. До сих пор не понимаю, как в подобном коллективе могла появиться на свет и вырасти моя тихая семейная мамочка. А вот компоты были малоярославской фишкой. За месяц житья в каморке второго этажа русской избы бабы Шуры я напивалась его на весь год. Странно, но он никогда не надоедал мне, как и вареная картошка с маслом, луком, зеленью и селедкой.

Что касается дней рождения, то особенно противно было смотреть, как за праздничным столом своевольно и по-хозяйски расположились деревенские мальчишки, те самые, что дразнили меня и дергали за все, за что могли уцепиться. Ели салаты, «Наполеон» и пироги. И строили мне страшные рожи, напоминая, что праздник кончится и начнутся будни.

«Уж мы тогда оторвемся», – смеялись их глаза. «С праздником, желаем счастья!» – говорили их наглые рты.

Я игнорировала мальчишек, как могла, но поскольку от природы была наделена изобретательностью и сообразительностью, то не оставалась в долгу и строила разные каверзы.

Самой удачной за все мое детство была кража одежды у купающихся. Банально, конечно, но приятно было смотреть, как стайка смущенных и дезориентированных малышей, потеряв всю свою агрессивность, бежала по кустам от речки до самой деревни. Конечно, на такое я одна бы не решилась, но был у меня в Малоярославце верный боевой друг, единственная отрада. Его звали Пашей, он был моим не то троюродным, не то четвероюродным дядей.

– Он тебе не кровная родня. Это новой жены сводного брата нашего дяди Сережи сын от первого брака, – объяснила баба Катя, хотя понятнее мне не стало. Мои логические таланты оказались не в состоянии соединить всю цепь воедино. Но поскольку даже сам дядя Сережа был для меня родней весьма отдаленной, установить нашу с Пашкой родственную связь представлялось невозможным.

Правильно говорят, что дружба рождается не на крови, а на сердце. Сколько я помню себя в деревне, столько я помню себя вместе с ним. И конечно, мы не только выкрадывали одежду моих обидчиков. Мы вместе собирали грибы, купались, в дождь сидели на чердаке и мечтали, как будем вместе… Версии менялись. То вместе учиться, то вместе ходить в походы по тайге, то работать. Ничего мы вместе делать не стали, но воспоминания друг о друге оставили самые приятные.

С тех пор как я окончила школу, я была в Малоярославце всего два-три раза. Видела тех самых деревенских мальчишек, которые лузгали семечки. Теперь они работали в колхозе, все попереженились и по-прежнему вечерами собирались на лавочках на улице, только уже пили водку и лузгали семечки, как закуску. Пашка Мелков женился и уехал к жене в Серпухов. Говорили, что он работает водителем на «Газели», перевозит стройматериалы.

– А ведь умный был парнишка, мог бы далеко пойти. Как и ты, – вздохнула баба Шура, рассказав мне все, что про него знала.

Я приехала к ней впервые за четыре года, и вид моего кровавого «Пежо» вкупе со страшным словом «адвокат» потряс старушку. Она долго ходила вокруг чуда враждебной техники, не решаясь притронуться даже пальцем. Потом с уважением посмотрела на меня и промолвила:

– Нынче не то, что давеча. Экие времена.

– Понятное дело, – кивнула я и пошла пройтись по лесу.

Ужасно люблю гулять по лесу и не боюсь ничего. С детства угрюмая тень деревьев и заросли колючего кустарника казались мне куда более безопасными, нежели общество некоторых людей. Я шла, вспоминала прошедшие в этих лесах мои юные годы и думала в очередной раз, что ни за какие коврижки не согласилась бы поселиться здесь навсегда. Пусть хоть тридцать раз чистый воздух. Хоть как в горах. Не хочу жить до ста лет, если придется смотреть на мир тупыми коровьими глазами и питаться молоком, от которого разит навозом и коровником. Из Москвы я ни ногой.

В этом году мы с мамой были приглашены на свадьбу какой-то очередной племянницы. Обычно я пропускаю подобные мероприятия, у меня на них аллергия с детства. Однако в этот раз мамусе удалось меня уговорить. Она давила на ностальгию.

– Ведь бабушка-то не вечна. Вспомни, как она в детстве за тобой ходила.

– И что теперь? Ей охота и в молодости за мной походить? – отмахивалась я.

– Помрет, тебя не благословив, что делать будешь? – выдвинула контраргумент мама.

Я призадумалась. Но не сдалась:

– Благословит-благословит. По электронной почте, – грубо вывернулась я и уже совсем было решила, что и на этот раз мне не придется петь «Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и что-то там ела», но мама подготовилась основательно.

– Там Паша будет. Представляешь, Ларочка, как вам будет интересно посмотреть друг на друга.

– А надолго? – начала проламываться я.

– Да нет, всего на три дня, – залепетала она и принялась мне обещать, что машину она сама потом помоет, и что бензин оплатит, и что пирогов напечет.

– Я поняла, ты хочешь на «Пежо» прокатиться! – хлопнула я себя по коленке. То-то маман никак не отцепится. Это при ее-то природной интеллигентности.

А что, это и правда аргумент. Поеду выпендрюсь перед всем честным народом. Пусть зеленеют. Эти деревенские мужланы ничего, окромя тракторов и «уазиков», в простонародье именуемых «козлами», и не видели.

– Интересно, Пашка привезет жену? – бросила я куда-то в воздух.

– Наверно, – равнодушно дернула плечами мама. Она своей цели достигла, и дальнейшие мои моральные мучения были ей безразличны.

И вот теперь я возвращалась из леса в дом бабы Шуры и кляла все на свете. Черт меня дернул согласиться приехать и участвовать в этой тягомотине.

– Привет. Ну и кислое у тебя лицо. Мне тоже дико не хотелось переться в такую даль.

– Пашка! – воскликнула я, когда увидела улыбающуюся физиономию друга детства.

– Ларка! Как ты изменилась.

– Ты тоже. Тебя надо в дяди Степы переоформлять. Длинный да тощий.

– Поздно. И так уже все дети во дворе дразнятся, – рассмеялся Пашка, а я подумала, что, пожалуй, преждевременно говорила, что надо валить.

И, как всегда в детстве, словно читая мои мысли, Паша изрек:

– Я поначалу думал, что будет страшная скучища, а теперь даже рад, что я здесь. Когда мне показали роскошную бибику и сказали, чья она, я решил, что уик-энд не будет напрасным.

– Только что я подумала то же самое, – прыснула я со смеху. – И вообще согласилась сюда приехать, только когда узнала, что ты здесь будешь. Ты с женой?

– Нет. Она не захотела ехать в такую даль, – сказал Пашка, а я увидела, как на его открытое улыбающееся лицо легла тень.

– Что-то не так? – спросила я на всякий случай, испытывая неземное удовольствие от того, что после стольких лет мы не почувствовали себя чужими людьми. Мне, откровенно говоря, было совершенно все равно, что не так у него с женой. Как и все детство, я чувствовала его своей собственностью. Своей, и больше ничьей.

– А, вот и они. Что я вам говорил, не успели приехать, как уже вместе откуда-то прутся, – забасил чуть подвыпивший дядя Сережа. Он имел право, именно его дочка выходила замуж сегодня. Если я ничего не путала.

– Прям любовь, – поддал откуда-то незнакомый мне плюгавенький мужичонка. Поддал и уставился на мою грудь.

– Ларочка, надела бы ты платок, деточка. Простудишься, – подскочила баба Катя. Она явно пыталась закрыть чем-нибудь мое вызывающее декольте.

Я рассмеялась.

Родня начала стекаться, и я подумала, как бы мне все это пережить.

– Я буду рядом, – прошептал мне на ухо Павел. Прошептал чуть склонившись, так как оказалось, что он выше меня чуть ли не на полторы головы.

Я расправила плечи. По крайней мере, сегодня я буду рядом с красивым и молодым мужчиной, который смотрит на меня теплым и понимающим взглядом. Не так уж и мало.

Мы много ходили в тот день. Дошли до местного загса, где долго звенели стаканами под крики «Горько!» и предложения расписаться в книге актов гражданского состояния. А поскольку в ближайшие три дня мне не надо было садиться за руль, я решила расслабиться и весело хохотала, чокаясь с Пашей граненым стаканом, в который лили то дешевое шампанское, то какую-то местную политуру народного производства. Ее я старалась выливать, но иногда не успевала и выпивала.

– Лариса Дмитриевна, это не для дам, простите, – извинялся дядя Сережа.