Лика пытается меня отговорить, но я до последнего стою на своём. В итоге мы уходим с работы и берём курс по адресу, где год назад Лика побывала с Глебом. Сейчас начало пятого, пробки уже начинают формироваться, на особо активных проспектах мы толкаемся в очередях перед светофорами. Пальцами я тарабаню то по дверце машины, то по боку сумки, лежащей на коленях.
– Мила, пожалуйста, постарайся успокоиться, – внушает Лика.
Хмыкаю, издавая странный приглушённый звук.
– И как ты себе это представляешь? – язвлю.
– Смутно, если честно. Прости, я не знаю, что сказать, – в её голосе усталость и непонимание.
Кажется, Лика сама не рада, что всё мне выложила. Но я ей благодарна. Неведение – хуже всего. Особенно, если другие в курсе, а ты нет.
– Я тоже не знаю, что сказать.
– Может, это была случайная связь…
– А ребёнок? – перебиваю.
– Ну, иногда дети и от случайных связей рождаются.
– А трусики в карманах пиджаков от случайных связей появляются?
– Не знаю, что и думать.
– А я вот думаю, – утверждаю с нажимом, – что ей просто надоело ждать, когда Глеб разродится на решительные действия, вот она и подложила их.
Я уверена в этом практически на сто процентов. Всё не случайно. Может, между ними уже ничего и нет? Может, было и прошло? Глеб, наверное, иногда заезжает навестить ребёнка. В тайне от меня. Вот эта женщина и сделала то, что сделала.
Это ты так себя успокаиваешь? – оживает внутренний голос. – А с ребёнком что делать? Было и было, так, что ли? Измена не имеет срока давности. А то, что Глеб скрывал и продолжает скрывать последствия… ну как бы… Малахольная! – выплёвывает в конце.
– Сюда, вроде? – вклинивается в мои мысли неуверенный голос Лики.
Мы заезжаем во двор старого дома-корабля на Германа, паркуемся недалеко от выезда и ждём непонятно чего.
– Ты их узнаешь?
– Думаю, да.
– Прекрасно, – складываю руки на коленях и откидываюсь на спинку сиденья.
Двор зарос кустами сирени и акаций. Голые ветки качаются на ветру, который к вечеру лишь усилился. Небо подзатягивает серой мутью и начинает накрапывать мелкий дождик.
Лика врубает дворники, когда сетка мелких капель на лобовом стекле закрывает обзор.
– И сколько мы так сидеть будем? – интересуется.
– Пока сидим.
– Скоро стемнеет, я ничего и никого не разгляжу.
– Если ей лет пять, как ты говоришь, они скоро будут возвращаться из детского сада.
– А если они не ходят в садик?
Пожимаю плечами.
– Выйдут на вечернюю прогулку.
– В такую погоду? – вздыхает Лика. – Ты сбрендила, Мила. Ехала бы лучше домой.
– С Глебом я позже пообщаюсь. Успеется, – говорю ровно, хотя, на самом деле, реветь ещё охота.
Надеюсь, это странное спокойствие со мной надолго. Вдох-выдох, ещё раз вдох-выдох. Я умею себя контролировать.
– Мила, ты только… про меня не говори ему, а?
– Лика, а как ещё я скажу, что знаю про ребёнка?
– Не знаю, но… чёрт… ты меня подставишь. Глеб такое не простит. А я… я не хочу потерять работу.
– Он тебя не уволит.
Лика достаёт сигарету, щёлкает зажигалкой, потом передумывает и бросает всё обратно в сумку.
– Уволит, Мила.
– Нет, не уволит. Ты отличный продажник, ценный сотрудник, прекрасный руководитель. Глеб специалистами не станет разбрасываться.
– Станет… если узнает, что я проболталась.
Она трогает кнопку на руле, и дворники замирают.
Дождик почти перестал.
Тяжело вздыхаю и обещаю:
– Ладно, я подумаю, как поступить, чтобы тебя не подставлять.
– Спасибо, – кивает, а потом внезапно вздрагивает. – Вот… кажется они.
– Где? – вытягиваю шею, верчу головой по сторонам.
А у самой сердце замирает и в груди холодеет от ужаса.
Я боюсь… боюсь какую-то незнакомую женщину и её пятилетнего ребёнка.
– Да, точно они. Ну, Мила, я уж думала шансов нет их встретить. Но ты была права. Вот, из парадной вышли.
Наклоняюсь вперёд, почти утыкаясь носом в окно. Смотрю на женщину в бежевой куртке и ребёнка в цветастом комбинезоне. На голове у девочки шапочка с милыми розовыми помпонами.
Женщина берёт дочь за руку, и они идут в противоположном от нас направлении.
Я хватаюсь за ручку дверцы и выскакиваю на улицу. Лицо тут же осыпает градом мелких капель, моргаю от прохлады дождя и порыва северного ветра. После тепла салона снаружи очень неуютно.
И пары шагов сделать не успеваю, как Лика, выскочившая следом, хватает меня под локоть.
– Ты с ума сошла? – шипит. – Точно умом тронулась. Мил, ну куда ты?
– Как куда? Поговорить.
По мне так всё очевидно, что надо делать.
– Ну и что ты ей скажешь? Привет, я жена Глеба?
– Типа того.
Дёргаю рукой, пытаясь высвободиться из хватки Лики.
– Не принимай опрометчивых решений. Пожалеешь потом.
– Поздно. Не пожалею.
Всё-таки вырываюсь и пячусь от Лики. Чуть заикаюсь, когда произношу:
– Ты езжай. Я тут сама разберусь.
– Как я тебя оставлю?
– Нет-нет, поезжай, серьёзно. Я уже на работу не вернусь. Смысла нет.
– Да уж… смысла точно нет.
– Лика, уезжай.
Машу на неё рукой, а затем разворачиваюсь и припускаю следом за женщиной с ребёнком. Те уже вышли за пределы двора.
На перекрёстке замечаю, что они уже пересекли дорогу.
Вот это скорости!
Дожидаюсь, когда свет сменится на зелёный и бегу по зебре, огибая лужи, образовавшиеся в глубокой колее.
Я вроде и спешу, но шаги мои постепенно замедляются.
Лика права, что я им скажу? Как начну разговор? Она может меня послать, может сказать, что я ошиблась, тронулась умом, что не знает она никакого Глеба.
А следом позвонит ему и нажалуется.
Знает ли она, как я выгляжу?
На всякий случай поднимаю шарф повыше, чтобы скрыть половину лица до носа.
Почему боюсь? Минуту же назад собиралась с ней поговорить, а сейчас теряюсь.
Женщина с ребёнком поднимаются на крыльцо одного из зданий, и я только внутри понимаю, что мы попали в детскую поликлинику.
Так что ни в какой сад они не ходят, видимо, на больничном дома сидят.
Мы оказываемся возле регистратуры. Я встаю прямо за ними. И не дышу.
– Документы? – доносится из-за стойки.
– Да-да, сейчас, – кивает женщина, и я утыкаюсь взглядом в папку, которую она достаёт из сумки.
На стойку ложиться полис, а в папке виднеется свидетельство о рождении.
Я вытягиваю шею, меня интересует только одно: что там в графе отец.
Читаю: Семёнов Глеб Александрович.
Отшатываюсь.
– Вы не будете стоять? – раздаётся со спины, и я подскакиваю.
Ничего не говорю, лишь отрицательно мотаю головой.
Взгляд падает вниз на ребёнка.
Девочка, почувствовав моё внимание, поворачивается личиком ко мне.
Боже… Её глаза! И брови! И ямочка на щеке, когда улыбается.
Лика была права, они с Глебом действительно очень похожи.
Как снова оказываюсь на улице, я не помню. Ноги несут меня к торцу здания. Я прислоняюсь к влажным кирпичам и закрываю глаза. Мне нужна опора. И стена под спиной кажется мне сейчас неплохим вариантом.
Я не плачу, просто сбивчиво дышу.
От шока.
От боли.
От разочарования.
Мой мир перевернулся несколько недель назад. И продолжает совершать кульбиты один за другим.
Жизнь – американские горки. Простите, как там говорят? Я уже накаталась.
Самое ужасное, какое-то время назад в голову закрадывалась мысль, что как-то скучно я живу. Конечно, это обычное дело для питерской осенней хандры. Но… увольте. Спасибо, я уже взбодрилась. Можно мне обратно в мою скучную привычную жизнь?
Только дороги назад нет, а будущее – туманно.
Допустим, я могла бы простить измену. Теоретически. Или уверовать в слова Глеба, что он чист, как горный ручей. Но ребёнок… ребёнок меняет всё.
Боже… а как мне сегодня возвращаться домой?
Ноги не идут в том направлении. Никак!
Закрываю глаза, очень хочется долбануть затылком о кирпичи в стене. Это бы меня отрезвило.
Но в себя приводит мужской голос, назвавшей меня девичьей фамилией.
– Мила? Мила Образцова?
Приоткрываю глаза, потом отталкиваюсь от стены, суетливо смахивая остатки слёз со щёк. Уже глубокие сумерки, свет от фонаря в этот угол не дотягивается, так что хорошо, что никому не видно моей заплаканной физиономии.
Только и я сразу понять не могу, кто передо мной.
– Да-да? – вглядываюсь в мужской силуэт. – Ой! Генка?
Смотрю на парня в форме работника скорой помощи.
– Ты что тут делаешь?
Я действительно удивлена.
– А ты? – улыбается он.
– А я… я, – поворачиваюсь то направо, то налево, придумывая на ходу, – ходила в поликлинику, направление взять хотела.
– У тебя ребёнок?
– Дочка.
– Сколько ж лет не виделись?
– Да уйму!
– Так, а что направление? Взяла?
– Нет, очередь большая.
– Может помочь? Хочешь словечко за тебя замолвлю?
– Ой, не надо, я в другой раз. Неудобно как-то.
– Да мне несложно, – настаивает мой бывший одноклассник, непонятно какими судьбами оказавшийся на заднем дворе детской районной поликлиники.
– Нет-нет, если честно, я уже передумала. Не надо нам оно, – отрицательно мотаю головой и надеюсь, что он не продолжит уговаривать.
– Ну как знаешь.
Замолкаю, смотря на Гену. Он очень изменился, возмужал. Правда всё такой же высокий и худощавый, волосы слегка завиваются. Сколько над ним парни прикалывались по этому поводу, учитывая, что в последних классах Генка косил под рокера и отрастил себе шевелюру аж ниже плеч. Сейчас у него аккуратная мужская причёска.
– Да, время летит, – говорю. – Ты хорошо выглядишь.
– Но всё ещё узнаваем?
Усмехаюсь.
– Определённо да. И причёска эта тебе больше к лицу.
– Ну вот, разочаровала. Не быть мне звездой сцены.
– А ты ещё играешь?
– Давно в руки гитару не брал.
О проекте
О подписке
Другие проекты