Глава 2

Вечером в воскресенье, я, конечно, никого не жду, но звук открывающихся ворот и урчание мотора во дворе заставляют меня поднять голову с подушки. Я в гостиной, лежу на диване, завернувшись в плед, наслаждаюсь жалостью к самой и себе и пытаюсь понять, как жить дальше.

На самом деле, очень хочется спать. Причём постоянно. Лёгкий токсикоз даже не замечаю, меня больше тошнит от ситуации, чем от положения.

Вытягиваю шею, чтобы посмотреть в окно. Вижу машину Глеба, потом слышу Санькин голос.

Мои приехали.

Мои… Горький смешок соскальзывает с губ.

Моя там только дочь. А Глеба, как оказывается, я делю с кем-то ещё. И неизвестно, сколько это длится.

– Это мы, – доносится с порога, когда входная дверь открывается. – Соскучились по нашей маме.

Морщу нос и делаю глубокий вдох. Задерживаю дыхание. Обычно это помогает не расплакаться. Вот и сейчас срабатывает.

– Я спала, вас не ждала, – стараюсь отвечать ровным тоном.

– А мы сюрприз решили сделать, – бодро заявляет богатый на интонации голос Глеба.

Сашка первая подбегает к дивану. Бросается мне на шею, целует в щёки. Странно, что не фыркает, что кожа у меня солёная. Хотя я ведь час назад мылась. Оказалось, это очень удобно – рыдать в душе. Потому что собственные завывания слышишь не так отчётливо. Я уже пугаюсь, что иногда мне не остановить слёзы. Когда перестаёшь себя контролировать – это плохой звоночек. Наверное?

– Мам, я хочу блог поснимать, поможешь?

Саня увлеклась съёмками на телефон, говорит на камеру всякую ерунду, обзоры комнаты делает или вещей: от игрушек до канцелярии, иногда я в этом тоже принимаю участие. Но сейчас сил нет изображать радость, поэтому прошу дочь не обижаться и отказываю.

– Ничего страшного, мамочка, отдыхай, – чмокает меня в нос и убегает на второй этаж.

Когда к дивану подходит Глеб, я сжимаюсь в комочек. Мне хочется стать крошечной и затеряться между валиками. Чтобы муж меня не трогал. Но он, конечно, трогает. Садится рядом и наклоняется поцеловать. Спасибо, что просто коротко в губы, потому что я деревенею и против воли отвечаю. Также мимолётно и нежно. Привычка… Рефлекс…

– Как ты?

На красивом лице Глеба лёгкое беспокойство. Он, конечно, не может не чувствовать моё состояние. Муж пятерней откидывает тёмную чёлку со лба. Зелёные глаза внимательно смотрят. Мне кажется, я вижу любовь в их глубине. Но мне действительно кажется. Потому что тот, кто любит, не изменяет.

Я верила ему – безоговорочно и абсолютно. Говорят, все ходят на лево. Нет ни одного верного на сто процентов мужика. Я же думала, что есть. Выходит, ошибалась?

– Нормально. Весенняя хандра полным ходом, – безучастно отвечаю.

– Думал, про хандру – это про осень.

Пожимаю плечами.

– У меня вот так.

Я укатила на дачу под предлогом навести порядок в доме. Наплела, что мне срочно надо найти кое-какие вещи. Сама же по факту лежала на диване, почти не вставая.

– Сделала, что хотела? Успела?

– Не совсем. Ещё Лика вчера заходила, – вворачиваю для оправдания, – как-то заболтались и до дела руки не дошли.

– Отдыхать тоже надо, Мил. Помощь-то нужна?

Глеб никогда не отлынивал от работы по дому. И с мелкой Сашкой мне помогал, когда она только родилась. Раз в неделю к нам домой приходит клининг, но, если надо, муж сам и пыль уберёт, и проводку разведёт. С другой стороны, с каждым годом времени меньше. Семейный бизнес идёт в гору и свободное пространство для дома и семьи съедается деловыми мероприятиями, командировками, встречами.

И хождениями к любовнице… как выяснилось.

– Нет, но спасибо, что предложил, – вздыхаю. – А чего вы приехали? Ещё и под вечер. Завтра же последний день каникул.

В этом году начало последней четверти сдвинули на середину рабочей недели, что странно.

– Не хотели в городе киснуть.

– Погода тут не очень.

– Зато воздух свежий. И Санька соскучилась.

– Ой, – удаётся улыбнуться, – соскучилась она. Хватит заливать. Здесь просто удобнее свои блоги-влоги снимать.

Уголок губ Глеба ползёт вверх. И сердце моё невольно замирает. Какой же он у меня классный. Ровный нос, волевой подбородок, тёмно-зелёные глаза-омуты, в которых я готова тонуть. Волшебные губы, очень чувственные для мужчины, мягкие. Когда целует, я возношусь куда-то к звёздам, не иначе. Он не пропадает в зале вечерами, ходит пару раз в неделю, природа одарила его красивым мускулистым телом. Гены? Отец у него тоже был красавец для своих лет: подтянутый, стройный, статный. Глеб с годами таким же станет. А сейчас мне горько, что, как оказалось, то, что я считала своим, вовсе и не моё.

Делю его с кем-то.

Поджимаю губы невольно.

Гадко же, что в постели нас уже не двое. Кто та третья? Что между ними? А долго? Как он может врать, глядя мне в глаза?

– Па-а-ап? Помоги? – доносится до нас.

Глеб жмурится и со смешком шепчет.

– Всё, я пропал. Ты отказалась, придётся мне отрабатывать.

– Придётся, – киваю.

И наконец, дышу, когда муж уходит. Прислушиваюсь к их голосам на втором этаже, к шагам.

Потом поднимаюсь на ноги, чтобы начать что-то делать.

При Глебе рыдать нельзя, иначе возникнут вопросы, а я не планировала проводить столь серьёзный разговор на даче. Надо собраться с мыслями.

Оттягиваешь, трусиха? – иронизирует внутренний голос. – Ну тяни-тяни, пока живот на нос не полезет. Ещё сохрани семью ради детей. Переступи через гордость, как многие. Но помни, что ребёнком не привяжешь. Как гулял, так и будет гулять.

Если б могла изгнать собственное «я» из головы! Эти диалоги, где я ищу оправдание за, чтобы проглотить измену, а внутренний голос обвиняет в малодушии, за последнюю неделю стали нормой.

Иду на кухню, готовить ужин. Отвлекусь и семью накормлю, пока она у меня всё ещё есть.

Нет! Нельзя так размышлять!

Подбородок снова трясётся, вот-вот разревусь.

Начинаю активно моргать, чтобы унять слёзы, но парочка всё-таки вырывается из-под век и скатывается по щекам.

Выдёргиваю салфетку из коробки и быстро высмаркиваюсь.

Вот так… надо держаться!

За ужином обстановка разряжена. Мы даже смеёмся, обсуждаем планы на лето. Сашка ходит в бассейн весь год и теперь хочет на море, тренировать навыки самостоятельного плаванья. Потом меня посвящают в детали сегодняшней съёмки: здесь можно отключиться и кивать, угукая в нужных местах.

После Глеб с Саней смотрят музыкальный конкурс по телеку. Сашка подпевает модным хитам. Глеб тоже пытается что-то изобразить, чтобы рассмешить дочь. Я тоже невольно фыркаю. А потом решаю почистить всю кухню, чтобы подольше не идти спать.

После десяти все зевают. Сашка плетётся в ванную, почистить зубы и просит папу почитать перед сном.

Прежде чем уйти из гостиной, Глеб подходит ко мне, прихватывает за талию со спины, щекочет губами шею, шепчет:

– Встретимся в спальне, Мила. Буду тебя ждать. Бросай ты эту уборку.

– Угу, – даже застываю на мгновение, но он уже уходит.

С тех пор, как узнала про измену мужа, удавалось как-то избегать близости. То он уезжал к матери, то я убегала к подруге, может, и сегодня отверчусь?

Я драю кухню до полуночи, ныряя с головой в нижние ящики, чтобы навести порядок в самых дальних уголках шкафчиков. Чищу зубы здесь же, в ванной на первом этаже. А потом, замерев у лестницы в нерешительности, поднимаюсь к дочери в спальню.

Лягу сегодня с ней. Скажу, что Сашка позвала… попросила с ней полежать. А я вырубилась и уснула.

Если пойду к Глебу… я не смогу… не смогу ответить на его ласки. А если отвечу, возненавижу себя и точно передумаю. А потом что? Молчать всю жизнь, изображать счастье и помнить про измену?

Твёрдо намереваюсь остаться у дочери, но, открыв дверь, вижу силуэт мужа. Длинные ноги не помещаются на кровати, рука заложена под голову, потому что вторую подушку у него также отжала Санька.

А ещё он не спит. Смотрит на меня. И глаза его в темноте спальни загораются странным блеском в свете ночника.

– Долго ты, – шепчет. – Я даже заснул вот.

– Ну да, – тяну, как идиотка, наблюдая за тем, как Глеб встаёт, потягивается и направляется ко мне.

– Пошли, Мил, – подталкивает в спину. – У нас кровать по любому удобнее.

– Ну да, – повторяю, позволяя себя развернуть и увести к нам в спальню.

Я долго переодеваюсь, прислушиваясь к ровному дыханию мужа надеясь, что он заснул. Развешиваю одежду в шкафу, аккуратно складываю стопку белья на кресле. Тяну время.

Но когда ложусь рядом с Глебом, он мигом закидывает на меня руку и притягивает к себе.

– Я уже заждался.

– Так спал бы… не ждал.

– Без вариантов. Я соскучился по своей жене.

Губы его мягко исследуют мою шею, и я выгибаюсь, открывая ему доступ.

Точно малахольная, – фыркает внутренний голос, – ты совершаешь большую ошибку! – в конце уже даже вопит.

Но собственное тело, казавшееся мне деревянным, превращается в мягкую глину под прикосновениями Глеба. Так всегда было, с самой первой встречи. В его руках я была горячим воском, капающим в воду и принимающим новую форму. Мне хотелось трогать его и обнимать, отдаваться с не меньшей страстью, чем та, с которой он брал меня.

Глеб мой первый и единственный.

А я у него… как выяснилось…

Едва напрягаюсь от этих мыслей, но муж перекатывает меня на спину и ложится сверху, поцелуями спускаясь ниже, и я закусываю губу и вскрикиваю от его нежности и страсти.

Ладно… мне самой нужна эта близость. Возможно, в последний раз.

Глава 3

Весь понедельник я ругаю себя за слабость. Не надо было поддаваться Глебу, стоило притормозить и, возможно, сказать, что мне всё известно. О его обмане. О его измене.

Это было один раз или продолжается давно? – мысль не даёт покоя.

Хотя какая разница?

Потому что один раз ты можешь простить, – издевается внутренний голос. – А систематическое предательство – никогда.

Не существует градаций измен, – вдалбливаю себе в голову. – Предал раз, повторит.

Хочется, как в детстве, спрятаться за ладошками и сказать, что ты в домике. Только во взрослой жизни не работает.

Да и переключаться ты уже так быстро с негатива на позитив не умеешь. Мысли, словно плодовые гусеницы, сжирают и нервы, и мысли.

– Я к Свете съезжу, – сообщаю Глебу, едва переступаем порог нашей питерской квартиры. – Ей там с вещами помочь надо.

– Хорошо, когда будешь?

– К вечеру. Я на такси вернусь, не надо за мной приезжать.

– Да мне несложно.

– Нет-нет, лучше Саньку уложи и… отдохни. Завтра же на работу.

По общей договорённости мы сегодня взяли выходной. Жизнь с детьми диктует свои условия, например, отпуска и отгулы в период школьных каникул.

– Тебе бы самой отдохнуть.

– Успею.

Из дома я вылетаю пулей и, прежде чем ехать к подруге, брожу в парке, перемешивая слякоть на дорожках и думая, что делать.

Как же сложно открыть рот и в лицо предателю сказать, что мне всё известно?

Почему изменил он, а стыдно мне?

– Ты поговорила с Глебом? – спрашивает подруга, когда я приезжаю.

– Нет.

– А будешь?

– Собираюсь.

Света вздыхает и смотрит на меня с жалостью. Это последнее, что мне хочется вызывать в людях.

– Не надо, – наставляю на неё палец. – Не надо, Света. Я разберусь.

– Главное, чтоб как у меня не вышло.

За последние недели она прошла ад и преисподнюю. Бывший муж мало того, что изменщиком оказался, так чуть жизнь ей не загубил и здоровье. Там такие проблемы, что ей ещё разгребать их и разгребать.

– С чем помочь-то?

– Да ни с чем. Пошли чаю попьём. Я уже всё упаковала.

Она берёт меня за руку и тянет на кухню. Она у неё просторная, совмещена с гостиной, не кухня, а мечта словом.

Пока Светка возится с лёгким обедом, стою с чашкой у окна и смотрю на хмурый Финский залив и тусклое солнце с шестнадцатого этажа. У подруги шикарная квартира с потрясающим видом, но Света намеревается что-то снять для себя и дочери, потому что жить здесь пока не желает, к тому же Артёма побаивается. Мало ли тот снова какую-нибудь гадость выкинет.

А мне что? Тоже придётся переезжать из любимого дома?

И желательно подальше, – поддакивает внутренний голос.

А работа? Мы же работаем в одной фирме. Вернее, я работаю в семейной фирме Глеба. Увольняться придётся… как пить дать!

И в школу идти, детей учить русскому и литературе… А как иначе? Что ещё я умею? Педагогического стажа нет, диплом получала пять лет назад, возьмут же?

Весь мой день проходит в печальных размышлениях о будущем.

Домой возвращаюсь, когда стрелка на часах уползает за одиннадцать вечера.

– Ты что-то поздно.

Глеб выходит в коридор, а я как раз скидываю сапоги и вешаю куртку на крючок.

– Задержалась

Не говорить же ему, что, уйдя от Светы, специально шаталась по городу, чтобы домой не ехать. Пожимаю плечами и иду на кухню, чтобы помыть руки и поставить чайник.

На улице слякотно, к ночи ветер поднялся, и я слегка озябла.

– Думала, ты спать лёг.

– А я тебя ждал.

Глеб следует за мной по пятам. В квартире полумрак, приглушенный свет от двух дизайнерских ночников над мягким уголком – единственное освещение. Муж подходит со спины, касается губами мочки уха и шепчет:

– Хочу тебя, заснуть не смог.

Горячие ладони ложатся на пояс моих джинсов и намереваются нырнуть за него.

Ловлю его руки, притормаживаю. Покусываю губу в нерешительности. Внутри зарождается робкий огонёк отклика, но я прогоняю его решительно и бесповоротно.

– Тебе мало вчерашнего? – почти грублю.

– Мне всегда мало… тебя, – прикусывает мочку уха, стряхивает мои пальцы и сжимает в объятьях крепко-крепко, так, что дышать невозможно. – Ты же сама это знаешь. С нашей первой встречи. Мало, Мила, всегда мало.

Ягодицами вдавливаюсь в его пах и невольно начинаю возбуждаться сильнее.

Что ж… он знает все мои слабые места.

– А я… я думала достаточно.

– Что за разговоры? – спрашивает Глеб чуть озадачено. – Ты не хочешь? Устала?

– Не хочу. Устала, – повторяю за ним с нажимом.

Видимо, моя злая интонация его озадачивает ещё сильнее, потому что Глеб реально замирает и аккуратно разворачивает меня к себе лицом. В красивых глазах одни вопросы, раньше я так себя не вела. Если действительно хотела спать, отшучивалась, да он и сам тогда видел, что мне не до секса. Хотя мне ни раз приходилось быть заласканной на исходе сил и погружаться после в сладкий сон.

– Мила, что-то случилось? – серьёзно и совсем неигриво спрашивает Глеб.

Конечно, моё поведение в последнее время должно было вызвать у него вопросы. Странно, что раньше он их не задал.

Собираюсь с силами, а сама чувствую пудовую гирю на языке, фигурально выражаясь. Если начну говорить, обратной дороги ведь не будет!

– Да, – еле слышно, но всё-таки отвечаю.

Ночники синхронно мигают, и я вздрагиваю. Пальцы Глеба сильнее сжимаются на моей талии.

– Что? Расскажешь?

Глубокий вдох, и я отстраняюсь. Физически и мысленно.

– Я думала, это ты мне расскажешь.

Голос как будто и не мой.

Брови Глеба вопросительно приподнимаются.

– Хотелось бы чуть больше конкретики.

Конкретики ему захотелось? Ну, получай!

– Расскажи мне про свои измены, – выпаливаю на одном дыхании и громче, чем собиралась.

Пусть Санька уже спит, будить её возмущёнными орами мне вовсе не хочется. А я ведь действительно могу раскричаться от переизбытка эмоций. Поэтому гашу гнев, уменьшаю громкость.

На лице Глеба непонимание.

– Что? Прости, я ослышался?

– Нет, ты не ослышался!

Глеб начинает громко смеяться, потом, видимо, замечает моё похоронное выражение лица и резко замолкает. В комнате так тихо, что я слышу тиканье наручных часов, лежащих на столе.

Плечи расслабляются, я выдыхаю оставшийся в лёгких воздух и готовлюсь к спору. Конечно, он всё будет отрицать. Ещё ни один неверный муж сходу в изменах не признавался. Глеб не исключение.

– Мила, это шутка такая?

– Нет.

– Ты серьёзно так думаешь?

– Да.

– Правда, что ли?

– Да.

Он пристально смотрит на меня, а я на него. На лице вины не вижу, удивления там тоже нет, только непонимание. Не ожидал, что я вот так разговор поверну, теперь пытается понять, каким образом до меня дошла информация о его измене? Так я просвещу, пусть не переживает. У нас же откровенный разговор.

Глеб наклоняет голову к плечу, будто готовится слушать очень внимательно, что я ещё ему сообщу.

– А почему ты так думаешь?

Хороший вопрос.

Ответ кажется мне нелепым, но я всё-таки произношу его вслух.

– Нашла чужие трусы в кармане твоего пиджака. Что ещё я могу думать?

– Семейные? – внезапно широко улыбается, но мне вовсе не смешно.

Моргаю и молчу.

Улыбка Глеба снова тает.

– Ответ, видимо, отрицательный, – сам всё понимает.

Ладонью левой руки упирается в бедро, а правой ерошит волосы на затылке, выдыхает шумно.

– Мила, но ты сама понимаешь, что это бред? Я не изменял и не изменяю тебе. Я тебя люблю. Зачем мне другие женщины?

Вот оно. Началось.

– Иногда и любимым изменяют.

– Прости, но ради чего?

У меня готового ответа нет. Сама бы изменять я не стала. А те, кто ходят налево, вероятно, имеют разные причины так поступать. А может, и причин нет. Стиль жизни такой. Полигамный.

Я всё-таки выдаю одну из версий:

– Ради разнообразия.

– Мне с тобой разнообразия хватает. Я не изменяю тебе, пожалуйста, поверь мне.

Слава богу, он меня не трогает. Если бы попытался, я бы сейчас в истерику впала, а так – сжимаюсь в комок.

– Думаешь, мне привиделось? – в моём голосе издёвка. – Иди и посмотри сам, в сером костюме, во внутреннем кармане пиджака. Я даже ничего не трогала, – складываю руки на груди. – Ты в нём на корпоратив ездил, помнишь?

– Помню.

– Без меня, – подчёркиваю с важностью.

– Так может пошутить кто-то решил? – тянет задумчиво. – Мы тогда неплохо погуляли и выпили.

– А может, ты напился и просто ничего не помнишь? На корпоративах такое часто случается. А в кармане – это комплимент на память?

– Я всегда всё помню. Исключено. А вот пошутить могли.

Надо же… интересную причину нашёл!

– Кто? Коллеги наши?

– Ну а почему нет? Давай я завтра всех в фирме встряхну, кто на корпоративе был. Так и выясню, чьи это приколы.

Мне уже плохо от предложения Глеба. Впору за сердце хвататься.