– Никак, внебрачные дети моё начальство не интересуют. Их матери, оставляя этих детей, меня не спрашивали – хочу ли я этого. Хотя я всегда в начале отношений предупреждаю женщин, что не люблю детей. Тем не менее, они их оставили и это было их решение. Для моего руководства главное, чтобы официально оформленные отношения не разрушались.

– Ох, как ты сейчас выразился: официально-оформленные отношения! – поразилась я, понимая, что прямо сейчас мой любимый муж открывается совсем с другой стороны. И, скажем прямо, сторона эта более чем неприятная.

Я сидела на своём месте с остывшим чаем в кружке и понимала, что завтра на работу я пойду разбитая…

Так вот, скорее всего, что хотела рассказать Ритка, когда звонила мне в последний раз. Как она дошла до начальства Глеба. Только ей там ничего не обломилось. И в результате её действий Глеб вернулся ко мне как к своей официальной супруге. И, скорее всего, можно забыть о том, что он собирался разводиться со мной. А я ведь так хотела, чтобы он вернулся ко мне! И вот он вернулся. Только почему у меня на душе сейчас так горько?!

Глава 6

ЛЕВ

Утро началось как обычно: подъём по будильнику, разминка минут на десять, дальше контрастный душ, фен, гречневая каша с котлетой, чёрный кофе с двумя ложками сахара.

Воспоминания дня вчерашнего заставили меня ухмыльнуться как нашкодившего мальчишку. Да уж, мистер совершенство, задал ты вчера жару этой щучке Ольге Васильевне! Но и она, надо признаться честно, была очень даже на уровне. Можно будет как-нибудь повторить, но не стоит сильно увлекаться её мастерством и доступностью. Чувствую я в этой вышколенной секретарше какой-то подвох. Никогда не поверю, что преданная секретарша сможет прямо сразу забыть о своём бывшем начальнике и тут же перекинуться на нового. Возможно, что-то их ещё связывало кроме работы и коротких сексуальных радостей. Так что держим ухо востро.

Мой второй рабочий день в этой клинике. Подъезжаю на годовалой красной Тойоте-Venza к шлагбауму. Охранник в окне приветливо улыбается, машет мне рукой. Шлагбаум поднимается, и я въезжаю на территорию клиники. Пока мало кто обращает внимания на мою машину, разве только заядлые автомобилисты, знающие толк в автомобилях. Паркуюсь на специальной парковке для сотрудников. Спасибо завхозу Трофимову, вчера всё мне показал и рассказал. Направляюсь к основному входу и сразу замечаю быстрые женские взгляды в мою сторону. Это всегда приятно. «Красота – страшная сила!» – сказал кто-то из мудрых. Хорошо, что я нашёл в себе силы осознать это и сделал всё для того, чтобы сейчас все эти девушки, женщины, тётки и даже бабульки у подъездов замолкали при моём появлении, а потом шептали за моей спиной, что мол «хорош мерзавец, кобелино!» Смешно, но я вправду несколько раз сам слышал такую фразу в свой адрес.

– Здравствуйте, Лев Романович… здравствуйте… здравствуйте… – шелестит со всех сторон. Я хмурю брови и отрывисто здороваюсь в ответ.

– Ой, Лев Романович, а я вас у другого входа ждал! – неожиданно рядом со мной вырастает фигура запыхавшегося начмеда Муранова.

– Какого другого? – недоумённо поднимаю брови.

– Та-ак, похоже, что Трофимов, наш завхоз, забыл вас вчера предупредить! – всплескивает руками Муранов. – Идёмте, я сам вам покажу.

– Да он вчера мне, вроде всё показал, – я пожимаю плечами и следую за ним

– Всё, да не всё. Забыл, видать, с перепугу.

Мы поднимаемся на лифте на пятый этаж, и он подводит меня к обычной двери без опознавательных табличек с небольшим кодовым замком. Достаёт из кармана зелёную карточку и прикладывает её. Приоткрыв дверь, я вижу раздвижные двери лифта.

– Здесь вот по приказу Дмитрия Ивановича был заложен лифт при постройке этого корпуса, – предвосхищая мой вопрос быстро проговорил начмед Муранов. – Завтра для вас тоже будет готова карточка и тогда сможете напрямую подъезжать к отдельному входу и проходить через него. Дмитрий Иванович всегда только им пользовался.

Я глянул на часы и заторопился: – Пойдёмте, Григорий Иванович, пора начинать оперативку. Люди уже, наверное, ждут.

Мы подходим к двери ведущей в холл административного этажа, за которой слышны чьи-то шаги и мужские голоса.

– А где наш главный лизоблюд Муранов? – слышим мы оба чей-то негромкий, но отчётливый голос.

– Да, наверное, уже выплясывает вокруг нового главного врача, должность свою сберечь старается, – также негромко, со смешком отвечает ему второй.

– Да, ладно вам, Муранова можно понять. Ему уже шестьдесят пять и больше никто ему такой должности не предложит. А сидеть в отделении рядовым хирургом уже не хочется. Тут хочешь-не хочешь, будешь выплясывать, – быстро проговорил удалявшийся третий голос.

Кидаю взгляд на стоящего рядом начмеда Муранова и вижу, как багровеют его щёки и опускается вниз голова. Рука с карточкой так и застыла на весу перед кодовым замком.

– Это правда? – вполголоса спрашиваю я.

– Что именно? – глухо произносит он, не поднимая головы.

– Что вам шестьдесят пять лет.

– Да, правда, – как-то обречённо произносит начмед. – И всё остальное – тоже правда. Я, действительно, очень переживаю за свою должность и готов ради неё на многое. Эта работа – смысл моей жизни, я очень хорошо справляюсь с нею.

– Похоже на правду, – отвечаю я.

Он резко вскидывает голову и выжидательно смотрит мне прямо в глаза. У него хороший, честный взгляд.

– Ладно, Григорий Иванович, вы останетесь на этой должности, по крайней мере – при мне точно, – киваю я ему и вдруг вижу, как у него краснеет нос и появляются слёзы на глазах. Он спохватывается, опускает голову, лезет в карман халата за носовым платком. Промакивает глаза платком, сморкается, затем с облегчением выдыхает и подняв на меня влажный взгляд, искренне произносит:

– Спасибо, Лев Романович! С этой минуты я ваш самый преданный сотрудник. От меня вы никогда не получите ножом в спину. Я буду помогать вам и страховать вас всегда и везде, где смогу.

– Это хорошо, – отвечаю я ему. – Только дайте мне слово, что вы не станете мстить тем троим, чей разговор мы сейчас слышали. Вы ведь узнали их по голосам?

Он молча кивает и протягивает руку с картой к кодовому замку на двери.

– Если они – хорошие специалисты своего дела, то оставим этот разговор на их совести, – заключаю я, выходя в холл пятого этажа.

– Я понял, Лев Романович, – уже деловым голосом произносит начмед. Он, расправив плечи, пошёл рядом со мной по коридору в зал для конференций. – И ещё, Лев Романович, я просто хотел сказать вам, что заведующая отделением неврологии Лозовая Кристина Григорьевна – это моя дочь. Она замужем за хорошим человеком и у них двое прекрасных детей. Она – тоже очень хороший специалист своего дела и пользуется авторитетом у подчинённых.

– Хорошо, я учту, – киваю я и мы заходим в приёмную, где уже за своим рабочим местом сидит секретарша Ольга Васильевна в одежде пудровых тонов. Она вскакивает со своего кресла:

– Здравствуйте, Лев Романович! Здравствуйте, Григорий Иванович! Все заведующие уже собрались в вашем кабинете, – официальным тоном сообщает она нам.

– В следующий раз, пожалуйста, запускайте всех в мой кабинет только после того, как я уже сам пройду в свой кабинет и только после моего приглашения! Вам ясно?! – рявкаю я на неё. – Вот как мне сейчас быть?! Прикажете при всех переодеваться?!

– Ой, я что-то не подумала, – растерянно лепечет Ольга Васильевна. На её лице сквозь тональный крем проступают красные пятна. – Просто Дмитрий Иванович всегда переодевается в комнате отдыха, и он не обращает на это внимания.

– Переодевался, – негромко поправляет её начмед Муранов и кидает на неё быстрый презрительный взгляд.

Ох, уж эти мне подковёрные игры!

На оперативке внимательно разглядываю каждого из двадцати двух заведующих, слушаю их доклады за сутки, делаю пометки в блокноте.

– Ещё раз, что там с больным Фирсовым? – настороженно смотрю на заведующего отделения реанимации и интенсивной терапии.

– Поступил час назад после ДТП. Множественные травмы, почти несовместимые с жизнью. Ребята работают с ним, пока, вроде, держится, – торопливо докладывает крепкий, лысоватый мужчина за сорок. Узнаю в его голосе одного из той троицы, что прошла в тот момент по холлу.

– Дождитесь меня после оперативки, – киваю я ему. – Покажите отделение и этого больного. Григорий Иванович, пойдёте с нами.

– Хорошо, – кивает в ответ начмед.

Заканчиваю оперативку через десять минут. Все, кроме начмеда и завтравматологии, быстро покидают мой кабинет.

– Ольга Васильевна, чашку чёрного кофе с сахаром быстренько на троих, – убираю палец с кнопки внутреннего телефона и обращаюсь к завтравматологии: – Как вас зовут?

– Вадим Русланович, – коллега выжидательно смотри на меня.

– Какой, по-вашему, прогноз по этому пациенту после ДТП?

Тот пожимает плечами: – Пятьдесят на пятьдесят.

– Понятно, – киваю я.

В это время в дверях без стука появляется секретарша с подносом в руках. На ней красивая юбка из струящегося материала и чёрная, полупрозрачная блузка. Кидает на меня вполне себе обычный взгляд и быстро ставит блюдца с чашечками кофе и кофейными ложечками перед каждым из нас. Тут же появляются блюдце с нарезанными ломтиками лимона и специальной вилочкой, небольшая сахарница, доверху наполненная кусочками сахара, Комната наполняется превосходным сочетанием ароматов кофе и лимона.

– Спасибо, Ольга Васильевна! В следующий раз стучитесь в дверь, прежде чем войти, – бросаю я вслед секретарше и киваю своим коллегам за столом: – Давайте, коллеги, быстренько по чашке кофе и пойдёмте в отделение, посмотрим, как там дела и этого пациента заодно.

В отделение мы дошли за пять минут. Надели на себя одноразовые халаты, бахилы. В отделении было чисто, светло, персонал занимался каждый своим делом, поглядывая на нас с разных сторон. В палатах интенсивной терапии стояли специальные медицинские кровати с подведённым к ним оборудованием. Мониторы мигали разными огнями, с них можно было считать различные показатели жизнедеятельности организмов. На кроватях лежали голые мужчины и женщины. Кто-то был в сознании, кто-то на аппарате искусственной вентиляции лёгких.

Я подошёл к троим больным, находившимся на ИВЛ. Двое находились в состоянии медикаментозного сна, а вот женщина лежала привязанная и смотрела на нас умоляющими глазами. Под ней и под теми двумя больным специальные чехлы на матрасах, на которых они лежали, были мокрыми от мочи. Стоял характерный запах.

Подошёл поближе и она задвигалась, застонала, словно хотела, что-то сказать.

– Хотите что-то сказать? – негромко спросил у неё я.

Она быстро-быстро заморгала и на глазах появились слёзы. Трубка от ИВЛ не давала ей возможности говорить.

– Сколько дней она на ИВЛ? – спросил я у заведующего.

– Четвёртый день, – быстро ответил тот, заглянув в свой рабочий блокнотик.

– А в сознании?

– Третий день, вроде бы, – пожал плечами Вадим Русланович.

Я склонился к голой пациентке. Видно было, что кожа её была синюшной и покрылась пупырышками от холода.

– Почему привязана? Беспокоится? – я посмотрел на завотделением.

– Да, есть немного, – осторожно ответил тот. – Для профилактики.

– Сможете написать, что вас беспокоит? – спросил я у пациентки, доставая из кармана халата ручку и свой блокнот. Женщина опять быстро-быстро заморгала глазами с надеждой глядя на меня.

– Правой рукой пишите?

Она вновь заморгала глазами.

– Развяжите ей правую руку, – скомандовал я заведующему отделением.

– Да ну, Лев Романович, не нужно! Она беспокойная, дёргается всё время, ещё что-нибудь повредит себе. Пойдёмте, лучше других пациентов посмотрим, – недовольно проговорил Вадим Русланович, пытаясь увести меня от странной больной.

– Раздевайся догола, – приказал я ему и сам принялся развязывать правую руку женщины.

– Что?! Я не совсем понял, что вы мне сейчас сказали, – ошеломлённо спросил завотделением. Начмед, молча. стоял рядом и ни во что не вмешивался.

Я протянул ручку женщине и подставил раскрытый блокнот. Она с благодарностью посмотрела на меня и начала по буквам что-то в нём писать.

– Раздевайся догола – я тебе сказал, – повторил я, глядя прямо в глаза этому Вадиму Руслановичу. – Проведём эксперимент.

– К-к-какой эксперимент? – заикаясь, спросил тот озадаченно, начиная стягивать с себя белый халат.

– Сейчас увидишь, какой. Давая быстрее, а то не быть тебе здесь заведующим, – негромко ему бросил я и поднёс к глазам блокнот. «Могу сама дышать, аппарат мешает жить», – было написано в нём. Я поднял взгляд на начмеда и вдруг увидел с какой мстительной радостью он смотрит на раздевавшегося заведующего отделением.

– Григорий Иванович, вызовите медсестёр, пусть помогут снять больную в ИВЛ и проследите за этим, потом мне доложите, – обратился я нему. Начмед тут же опустил глаза и, кивнув, нажал на кнопку срочного вызова у изголовья постели больной.

Я посмотрел на медленно раздевавшегося завотделением и, окинув взглядом отделение интенсивной терапии, увидел свободную койку.

– Трусы можешь не снимать, хотя не мешало бы тебе до конца прочувствовать всё, – резко кинул я заведующему отделением и кивнул в сторону свободной кровати. – Иди сюда, ложись.

– З-зачем? Я ничего не понимаю, – растерянно проговорил Вадим Русланович, покорно шагая за мной. – Я буду жаловаться, Лев Романович. Это – противозаконно!

– Жалуйся куда хочешь, но потом! – рявкнул я на него и указал рукой на постель: – Быстро ложись и носки снимай тоже.

– Какая-то ерунда, что за бред! – забормотал он, укладываясь на покрытый специальным чехлом матрас на кровати. В отдалении медсёстры во главе с начмедом помогали снять с ИВЛ голую, синюшную пациентку. Они периодически кидали в нашу сторону изумлённые взгляды. И видно было как в проёме приоткрытой двери в отделении мелькали растерянные лица других сотрудников.

– Ну, лёг. Что дальше? – поёживаясь, как-то испуганно спросил он меня. Я молча привязал его по рукам и ногам к постели. Потом крикнул в сторону медсестёр: – Принесите мне сюда бутылку с водой, быстро.

Одна из медсестёр стремглав кинулась к двери. Бутылку принесли почти сразу. Медсестра застыла тут же, глядя на происходящее круглыми от ужаса глазами.

– Не надо, Лев Романович, я всё понял, – неожиданно упавшим голосом произнёс заведующий отделением и, опустив глаза, добавил: – Вы же сами знаете, что это специфика нашего отделения.

– Лежать в моче сутками – это специфика вашего отделения?! – рявкнул я так, что все, кто был здесь в сознании, оглянулись на нас. – Вот сейчас испробуешь это на себе, а потом придёшь к себе в кабинет и на ближайшую конференцию подготовишь для всех коллег доклад про постреанимационный синдром. Слыхал о таком?!

Я отвинтил крышку с бутылки и, подняв последнюю над кроватью, стал наливать холодную воду прямо на низ живота заведующего отделением.

– Пожалуйста, Лев Романович, я правда всё понял, – опять негромко повторил Вадим Романович и виновато посмотрел на меня.

– Такой понятливый оказался! – усмехнулся я. – А что же тогда не сразу понял, что у тебя пациентка на ИВЛ уже второй день сама может дышать?! Ты когда-нибудь слышал, что у некоторых ослабленных больных ритм собственного дыхания не совпадает с ритмом ИВЛ?! Что у них из-за этого панические атаки начинаются?! И почему у тебя пациенты лежат в собственной моче?! Санитарок тебе не хватает?! Сам тогда здесь всё мой, раз не можешь организовать работу отделения! Короче, лежишь здесь два часа без простыни, без одеял, вот так как есть. Потом готовишь доклад с презентацией на час, не меньше, по той теме, что я тебе уже сказал. Завтра же приходишь ко мне к девяти утра с предложениями по приведению отделения в человеческий вид. Понял?! И всех пациентов укрыть хотя бы простынями!

– Понял, – ответил Вадим Русланович и опустил глаза.

– Развяжете его ровно через два часа, – приказал я стоявшей рядом столбом медсестре и направился к выходу.

– Когда у нас ближайшая врачебная конференция? – устало спросил я у догнавшего меня начмеда.

– Вообще-то через два дня, а так вы можете сами назначить любой день.

– Понял. Докладывать будет доктор… как его фамилия – Вадима Руслановича?

– Рябчиков.

– Выступит с докладом доктор Рябчиков. Тема доклада «Постреанимационный синдром», быть всем сотрудникам к восьми пятнадцати, включая тех, кто работает посменно.

– Хорошо, Лев Романович, – с готовностью ответил тот. – Женщину с ИВЛ сняли. Дышит самостоятельно вполне удовлетворительно.

– Вот и хорошо, – кивнул я ему. – Всё, я к себе в кабинет. Если понадобитесь, позвоню.

Глава 7

ВЛАДА

– Спасибо, милая. Ты была на высоте, – как всегда шепчет Глеб и откидывается в сторону. Он расслаблен и доволен. Мой муж очень любит секс и готов заниматься этим по несколько раз в день.

Я тоже с наслаждением ощущаю, как меня медленно окутывает чувство расслабления и удовлетворения. Мне очень хорошо: нет никаких тревог, нет проблем, есть только чудесное ощущения покоя и умиротворения. Моё тело каждый раз после оргазма становится лёгким и очень гибким.

Ещё до недавнего времени, я в такие минуты всегда испытывала чувство гордости, что у меня такой прекрасный, сексуальный, надёжный муж.

Но, к сожалению, после того, как я узнала о его шашнях с Риткой и увидела их в нашей спальне, в отношениях между нами появилась трещина, которую мне никак не удаётся залатать. Вот и сейчас, спустя некоторое время после бурного секса мне поневоле начинают лезть в голову разные мысли о том зачем ему это было нужно, если у нас с ним всё так хорошо в постели. Девчонки вон иногда рассказывают, как это бывает у них с мужьями, так я тихонько про себя радуюсь, что Глеб у меня такой мастер сексуальных утех. Я и сама не особо стесняюсь в постели. Зря что ли мы с ним, как только поженились, так сразу стали Камасутру тщательно практиковать.

Теперь же у меня перед глазами всё время стоит та сцена, когда я их застукала в нашей спальне. И как теперь с этим жить?!

Утром всё было как обычно: общий подъём, душ, чистка зубов, быстрый завтрак, чистая, отглаженная одежда. Сегодня очередь Глеба отводить Артёмку в садик. Поэтому, поцеловав моих мужиков на прощание, я торопливо бегу в сторону метро. Вчера вечером в нашем сестринском чате появилось сообщение от старшей медсестры Сапрыкиной с приказом всем быть на конференции в восемь пятнадцать.

Добегаю до клиники в восемь ноль пять и, видя перед лифтом толпу сотрудников. На всех парах бегу по лестнице на четвёртый этаж. Стремглав проношусь по отделению, быстро переодеваюсь и успеваю в дверях догнать старшую медсестру:

– Здравствуйте, Марина Владимировна! – сдерживая рвущееся дыхание, улыбаюсь я ей. – Вроде успеваем.

– Ну ты и носишься по отделению! Чуть больного не снесла! – вместо здрасьте, недовольно цедит та. – Что такая довольная?

– Да погода, вроде, хорошая, – пожимаю я плечами. К счастью, Сапрыкину окликнула старшая медсестра из другого отделения, и она отстала от меня.

– Привет, Владка, – неожиданно рядом появилась запыхавшаяся Катюшка. Она отработала сутки и вид у неё был усталый. Обычно мы работаем с ней в пару, но другая медсестра – Даша Фролова – попросила её подменить из-за юбилея свекрови.

– Ты же уже слышала, что два дня назад отчебучил наш новый главврач? – заговорщицки шепчет она.

– Нет, ты же знаешь, что меня не было эти два дня. А что – он что-то отчебучил? Когда успел? Вроде только пришёл. Напился? – делаю я круглые глаза. Хотя мне, по большому счёту, всё равно, что там уже успел натворить наш новый главный врач.

– Какое там! – машет рукой Катя. – Он, говорят, заставил заведующего реанимацией раздеться догола и пролежать так два часа на реанимационной кровати.

– Зачем?! – восклицаю я. Это сообщение, действительно, поразило меня.

– Говорят в воспитательных целях. Но это что! Оказывается, привязав его к этой кровати, новый главврач налил ему на письку целую двухлитровую бутылку воды! – шёпотом выпаливает Катька и выжидательно смотрит на меня.

Тут мы заходим в конференц-зал и ищем глазами, где сидят наши. Торопимся к ним и, усевшись поудобнее, оглядываемся по сторонам.