Это случилось впервые и совершенно неожиданно. Впрочем, беда никогда не приходит по заранее оглашённому плану, особенно если она скрытная, как враг, притаившийся в засаде. Плохо, когда вдруг отказывается подчиняться твоё собственное молодое и здоровое тело. Ещё хуже, когда забастовку объявляет разум, не в силах противостоять стремительно растущему из глубины подсознания ужасу, внезапно и неумолимо поглощающему сознание и весь окружающий мир.
Кошмары войны никогда и ни для кого не проходят бесследно. Любая психика травмируется одним только видом насилия, не говоря уже о неотвратимой угрозе уничтожения. Чем непригляднее внешний вид, привкус и запах смерти, тем глубже душевная травма, которая обязательно даст о себе знать в будущем. Непосредственно в минуты опасности психика мобилизуется, подчиняя задаче выживания все эмоции и действия. Со стороны кажется, что попавший в переделку человек на удивление стрессоустойчив. Но как только беда отступает, где-то внутри щёлкает тумблер. Организм из мобилизационного режима переходит в обычный, и тогда дают о себе знать посттравматические стрессовые расстройства.
У Душенки, вынесенной на руках из зоны боевых действий, успокоенной и убаюканной мирной жизнью, этот опасный «отходняк» начался в самый неподходящий момент вынужденного одиночества. Метрдотель, привлечённый женским криком и звоном бьющегося стекла, решил, что в отеле совершается преступление, срочно вызвал полицию и скорую. Приехав и взломав дверь, спецслужбы увидели разбитое зеркало, следы крови на полу и хрупкую окровавленную девушку, забившуюся в угол спальни и не подпускавшую к себе никого из медицинского и обслуживающего персонала.
Григорий появился как раз в тот момент, когда парамедики и полиция решали вопрос о насильственной эвакуации пребывающей не в себе гостьи, раздвинул окружающих, подошёл к Душенке, присел. Он протянул руку, дотронулся до волос и чуть не упал от тяжести кинувшейся ему на руки жены. Спрятав лицо на груди Григория, она забилась в бесшумных рыданиях.
– Они вернулись! Они были там, за зеркалом! – повторяла она на своей тарабарской смеси из четырёх языков, вцепившись в рукав куртки и трясясь всем телом. – Они опять стреляли… Я только хотела, чтобы они не вошли сюда оттуда!..
– Положите шприц и выйдите, – одними губами сказал парамедику Распутин. – Я сам всё сделаю…
Приступ удалось купировать, скандал с порчей имущества отеля – замять, с медиками и полицией – договориться, но на Григория навалилась ещё одна проблема, решить которую он был не в состоянии. Служба и необходимость долгое время быть вне дома с одной стороны, и Душенка, которая не могла оставаться одна, с другой. Месяц отпуска, любезно предоставленный начальством, рано или поздно закончится, а будущее видится абсолютно неопределённым. Пришлось набрать телефон Марко…
Через три дня старый партизан был уже во Франции. «Неужели он принципиально не получает визу, не оформляет документы и переходит границы по козьим тропам?» – подумал легионер, но не стал расспрашивать, как Марко преодолел полторы тысячи километров. Внеплановое путешествие требовало нестандартных решений.
Сразу перешли к делу. Марко сначала выслушал Григория, потом добрые четверть часа Душенка лопотала по-сербски, не слезая с колен мужа и крепко держа его за руку своими тонкими пальчиками. Марко слушал, внимательно глядя на молодожёнов. Наконец покивал, прищурился, будто измеряя расстояние от себя до внучки.
– Ты как, Георгиус, удобно сидишь? – неожиданно осведомился старик. – Подержишь Душенку так ещё полчасика, пока мы с ней попутешествуем?
Распутин согласно кивнул, а Марко достал электронный метроном из своего дорожного саквояжа, напоминавшего чеховский, подставку, на которую обычно вешают гонг во время боксёрского поединка, и лёгкий алюминиевый диск с изображённой на поверхности спиралью. Метроном начал мягко отщёлкивать полусекунды, спираль – завораживающе закручиваться, а Марко – задавать короткие вопросы, на которые Душенка так же коротко, односложно отвечала.
На второй минуте этого мистического диалога Распутин почувствовал, как пальцы жены ослабли, а голова мягко упала ему на грудь. Старик задал очередной вопрос. На этот раз Душенка заговорила почти не останавливаясь, а Марко только коротко уточнял или односложно поддакивал. Речь Душенки всё ускорялась, становилась вязкой и сбивчивой, в ней стали преобладать плаксивые, жалобные нотки. Марко увеличил частоту работы метронома и настойчиво, требовательно повторял одну и ту же фразу, а девушка мотала головой, возражала, пытаясь спрятаться на груди у мужа. Наконец, не выдержав натиска старого партизана, она выкрикнула какую-то фразу и без сил повисла на руках у Распутина.
Марко, прикусив губу, произнёс ещё пару фраз, остановил метроном и тихо прошептал:
– Она проспит не меньше двух часов. Уложи ее, и пойдём заварим кофе…
– Что такое гипноз, я знал ещё в юности, в нашей семье все умели заговаривать зубную боль, а моя бабушка – даже рожистое воспаление, – медленно рассказывал Марко, помешивая крепчайшую заварку в турочке. – Но до войны относился к этому несерьёзно, считал каким-то дремучим шаманством. А когда началась Вторая мировая… Первый мой пациент сломал ногу – неудачно оступился и упал с обрыва на перевале. Нацисты зажали нас со всех сторон. На всех дорогах и горных тропах – немцы, усташи. Срочно нужна операция. Обезболивающих нет. Вот я и решился, предложил свою помощь нашему доктору. А что ещё было делать?
Старик аккуратно сбил поднимавшуюся пенку, разлил кофе по чашечкам и присел напротив Распутина.
– Долго разговаривал с раненым. Вспоминал, как и что делал отец… Опасался жутко, а тот наоборот: «Режь, не бойся!» Смотрю ему в глаза, говорю, что требуется, а сам с замиранием сердца жду: если начнётся операция, а у него зрачки расширятся – значит, всё! Не получилось! Погибнет от болевого шока! Но обошлось. Кость сложили. Ногу зафиксировали. Поверил в себя, и дальше пошла работа в отряде, в институте, потом и в советском лагере в Салехарде…
– Ты занимался анестезией?
– Гипноанестезией, – уточнил старик, – регрессивным эриксоновским гипнозом, директивным медицинским… много чем… А почему ты так удивлён? Уже в начале девятнадцатого века Рекомье делал хирургические операции людям, погружённым в гипнотический сон. И позже гипноанестезией занимались серьёзные академические учёные. Гипноз не получил развития только потому, что не давал никакой прибыли фармакологическим компаниям. Вот его и приговорили к забвению…
– Мне один хороший человек сказал, что у меня может получиться.
– Я тоже это заметил и как раз хотел тебе предложить попробовать свои силы. Душенке понадобится не менее десяти сеансов подряд и два-три в неделю в течение полугода. Может, и дольше. Я не могу быть рядом вечно, а никого другого она к себе не подпустит. Так что выбора у тебя, Георгиус, нет.
– И я смогу помочь ей так, как ты?
– Не сомневаюсь!
– Но я даже не понял, что ты делал!
– Человеческое сознание – забавная шкатулка с тройным дном. Четыре пятых поступающей информации обрабатывается, контролируется человеком бессознательно и только двадцать процентов осознаётся. Ответная реакция организма также на восемьдесят процентов бессознательна. Все эти видения, голоса в голове, парализующий страх и агрессия почти всегда идут изнутри и помимо воли человека. Вводя пациента в гипнотический транс, я работаю с теми шаблонами поведения, восприятия и ответных реакций, суть которых человек сам не осознаёт. Сегодня я заставил Душенку рассказать сначала то, что она помнит, а потом то, что забыла. Убедился, что её собственное сознание самые травматические воспоминания сложило в дальний сундук, но не смогло плотно запереть его. Мы аккуратно, совсем по чуть-чуть, растворим, проработаем, напитаем новыми силами подсознание Душенки, сфокусируем её сознание на положительных воспоминаниях, потом вернём в травматический опыт, чтобы она заново его прожила и смогла отпустить…
– А почему по чуть-чуть? Разве нельзя заблокировать всё сразу?
– И получить овощ без чувств и памяти? Знаешь, Георгиус, мы и так похожи на вандалов, пытающихся починить тонкий часовой механизм с помощью лома и топора, а если начнём колотить по нему с усердием лесоруба…
– Хорошо, понял. Что я должен делать?
– Как любой ученик – зубрить. Нужные слова, правильные манипуляции, их последовательность… Не только ты. Душенке тоже придётся выучить русский язык настолько, чтобы понимать, что ты ей говоришь…
Через десять дней Распутин сидел перед своей женой, держал в руках её нежные ладошки и срывающимся от волнения голосом делал своё первое гипнотическое внушение.
– Сделай глубокий вдох, хорошая моя, медленный-медленный выдох и представь, как веки наливаются тяжестью. Как с каждым новым звуком моего голоса приятная свежесть разливается от глаз к вискам. Твои веки налиты чистым и мягким безмятежным покоем, какой наступает, когда ты засыпаешь. Преврати эту мысль в белое облако – так теперь выглядит твоё сознание. Ты чувствуешь, душа моя, как мои слова повисли на кончиках твоих ресниц. Им уютно и хорошо. Пусть они там отдохнут. И пусть твоё сознание понежится в них до полного расслабления…
О проекте
О подписке
Другие проекты