К вечеру вышли на хребет. На высоте метался холодный ветер, а в ямах на северных склонах ещё светлел серый ноздреватый снег. Жара осталась позади, в долине. Придерживаясь за спину, старик опустился на остывший валун. Неспешно развязал сидор. Порывшись, извлёк из него два мятля – домотканых плаща из грубой ткани. Один протянул внуку, второй накинул на плечи. Укутавшись, обвёл взглядом окоём:
– Красота какая!
– Да! – застегнув последние палочки мятля на груди, внук присел рядом. – Дойдём-то скоро?
Трудень, не найдя травы, прошёлся мокрыми губами по камням: может, хоть лишайник какой попадётся.
Внизу бескрайним морем стелилась тайга. Расползаясь по террасам и меняя оттенок на более яркий по мере снижения, лесное море водопадом стекало в долину, а там – у горизонта – дымка постепенно растворяла деревья. Извилистая речушка Илыч прорезала тайгу по всему видимому пространству, деля на две половины: ближнюю и дальнюю. Осиновые, еловые и берёзовые вершины разнообразили почти сплошной сосновый ковёр. По правую руку вырастал из тайги сказочным исполином величественный Горючий камень, его тупое наконечие светлело под низкими облаками в вечернем сумраке. Комары не беспокоили: здесь на вершине их и так мало, а к вечеру на крепком ветру и вовсе пропали.
Дед Несмеян вдохнул полной грудью. Опёршись на валун, не торопясь поднялся:
– Потерпи внучок, до распадка спустимся, там родник, у него заночуем. Ворги здесь уже нет, но я путь знаю, – он оглянулся. – Ночи светлые, не заплутаем.
Горий легко поднялся следом:
– Идём тогда уже.
– Торопишься. Поди, проголодался как волчонок.
– Ну, не то чтобы как волчонок, – смутился парень. – Потерплю.
– Ничё, придём, я кашу сварганю. Осторожней, тудымо-сюдымо, здесь осыпи.
Спускались, как и шли: впереди старик, за ним Горий, ведущий в поводу тормозящего копытами коня. К середине спуска над головами сомкнулись тяжёлые еловые лапы. Разлапистые сосны и неряшливые лиственницы окружили путешественников. Как-то само собой сбавили ход, наслаждаясь тихим лесным сумраком и хвойными ароматами. Десятка через три саженей на каменистом голом плато деревья ненадолго расступились, и Несмеян замер.
– Стой, – он принюхался. – Тудымо-сюдымо, дымом тянет.
Запах поднимался от распадка, где путники собирались переночевать.
Горий тоже повёл носом:
– Вроде пахнет.
– Не вроде, а точно пахнет. Кого это Боже нам на пути послал? Ты, вот что… – Он внимательно осмотрелся, – вон там уступчик проглядывает, в ёлках. Там посидите тихо. А я разведаю.
– Деда, можно я с тобой?..
Закрепляя тюк с кожами на спине жеребца, Несмеян строго глянул на внука:
– А коня на кого оставишь?
Горий покраснел:
– Я не подумал, деда.
Парень, потянул повод, разворачивая Трудня к ельнику. Дождавшись, когда они удалятся саженей на пяток, дед положил ладонь на оберег, рельефно выступающий под рубахой. Коротко прошептал славу Тарху Даждьбогу. В следующий момент он уже спускался по камням, обходя распадок по широкому кругу.
Нагромождения булыг вынуждали пробираться осторожно, не дай бог зашуметь, неведомый странник сразу услышит. В густом лесу, наконец, появились проплешины, на одной из них он задержался, проверяя меч и нож. Поразмыслив, отдал предпочтение мечу: у родника хватало места для замаха. Несмотря на почтенный возраст, старик владел оружием справно. Как собственно и почти любой русич, с детства обученный воинским искусствам.
Подобрался удачно: не покатился ни один камушек, ни одна веточка не треснула под лаптём. Не раздвигая веток цветущего, обдающего резким пряным запахом, ярко-сереневого багульника, медленно осмотрелся сквозь его узорчатую листву. Широкая спина в белой рубахе заслоняла маленький костерок. Старик чуть подался вперёд, присматриваясь, и… застыл на вздохе.
– Ну, и чего ты там таишься, выходи ужо.
Не сразу Несмеян избавился от короткого столбняка. Наконец, смущённо возвращая меч в ножны, с шумом выбрался из кустов.
– Воинко, тудымо-сюдымо! Как ты меня напугал.
На Несмеяна с лёгкой усмешкой смотрел высокий старик с крепкими руками и подтянутой фигурой. Волосы цвета золы шевелил ветер. Длинная борода, тоже седая, обвязана верёвочкой, чтобы за ветки не цеплялась. Удобно устроившись на валежине, старик помешивал варево в котелке.
– Вот уж не знал, что ты такой пугливый.
– Я же тебя за ворога принял. Чуть не прибил даже.
– Ну, это ты заливаешь, прибить меня не просто. А вот подкрался хорошо, я не услышал. Если бы не вёл вас взором, врасплох застал.
Несмеян, довольно улыбаясь, подошёл поближе:
– Умеем кое-чего.
– Это хорошо, что умеете. Что так долго-то?.. Я уже заждался. Решил – пойду навстречу, подсоблю, вот кашу приготовил. Надоть, голодные.
Склонившись над котелком, Несмеян втянул горячий аромат гречневой каши:
– Ах ты, вкуснотища-то кака. А у нас с утра маковой росинки во рту не было.
– Чего так?
– Торопились к тебе засветло поспеть. Да вот, малость не успели.
– Ладно, потом обсудим, как шли и что видели. Шкуру не забыл?
– Как ты просил. Правда, одну только захватил. Больше не донести.
Старик кивнул, соглашаясь:
– Давай за внуком. Он там, поди, извёлся, тебя ожидаючи.
– Ага, – легко согласился Несмеян, – счас приведу.
Качнулись кусты запашистого багульника, и Несмеян исчез.
Проводив друга задумчивым взглядом, ведун снова сосредоточился на внутреннем взоре. Поймал взглядом парящего коршуна, мысль молнией метнулась к птице, и старик слился с сущностью гордого хищника. Теперь зоркие глаза коршуна стали глазами Воинко. Под ногами раскинулись знакомые места, пади, взгорья. Разглядел спешащего Несмеяна, и Гория с конем, спрятавшегося в ельнике. Закинул взгляд ещё дальше, насколько мог увидеть коршун и… успокоился. Никого из людей в пределах десятка вёрст не наблюдалось. От глаз коршуна ещё можно спрятаться под деревьями, но от взгляда волхва никакие заросли не укроют.
Поблагодарив птицу за помощь, он вернулся к костру, щурясь: глаз не сразу возвращал человеческое зрение. Ответно махнув крылом, коршун скрылся за скалой. Ведун потянулся ложкой к котелку, несколько крупинок гречки зацепились за её край. Дунув, острожно попробовал. Каша подошла. Приподнявшись, старик снял котелок. Завернув в серую свиту[10], чтобы не остыла, уселся, поджидая гостей.
На этот раз путники не скрывались, и их приближение Воинко услышал загодя. Захрустели камни под обуткой, зашуршали ветки кустов черёмухи, и на полянку вывалились старик с Гором. Над плечом Гория покачивалась морда жеребца. Трудень пытался ухватить губами складку плаща. Парень нехотя отпихивал нахальную морду плечом.
– Здрав будь, Светлый.
– И ты здрав, Гор. Давненько тебя жду.
– Так всему своё время.
– Каков пострел!
Смущённый Гор отпустил коня, и тот уткнулся мордой в сочный травостой. Воинко протянул юноше берестяное ведёрко:
– Пока каша не остыла, сбегай к ручью – он вот там, вниз по ворге.
Кивнув, Горий заторопился тропинкой вниз.
Подкинул сухие ветки в костерок, Воинко повернулся к Несмеяну:
– Значит, шли за вами.
Несмеян не удивился осведомлённости волхва, они давно знали друг друга, и Воинко не в первый раз демонстрировал необычные способности. Кивнув, Несмеян покосился на заросли:
– Шли.
– Думаешь, следили за вами из деревни?
– Нет, – дед почесал переносицу. – Скорей всего, сидели на тропе в засаде. Похоже, знают примерное направление на капище.
– Я так и думал. К нашему счастью, они считают, что светлое место находится на той стороне хребта. Там и ищут.
– Ну и нехай ищут.
– Опасаюсь я князя. Злой, умный. Попы ему голову заморочили. После пропажи двух своих людей, как бы дружину сюда не перебросил. На наши сёла с огнём не пришёл…
Несмеян повесил голову:
– Это он может. Мы, тудымо-сюдымо, посопротивляемся, но супротив его наемников не устоим.
– Уходить придётся. Навстречу солнцу, на восток. В Асгард, на Иртыше который. Там наши, одноверцы. Помогут на первых порах.
– Многие не захотят. Не верят, что наш князь на своих же, русичей, войной пойдёт.
– Надо убедить.
– Легко сказать… Может, ты сам по сёлам пройдёшь, с людьми поговоришь? Тебя уважают, послушают.
– Может, и пройду. На Купало собираюсь с отроком в Коломны, пусть попрыгает с девушкой своей через костёр очистительный, да и сыромять в город пора доставить. Кузьма ждёт материала, говорит, не хватает. Что-то последнее время дружина княжеская упряжь только и заказывает. Не к добру это. – Он помолчал, что-то обдумывая, и будто с плеч упала тягомотина. – Ну, ладно, то дела следующие.
– Добро, – отозвался Несмеян. – Заходи, родичи рады будут. Волхва-то нашего нет теперь.
По тропинке с полным ведром родниковой воды поднимался улыбающийся Горий. Мокрые пшеничного цвета космы облепили высокий лоб – парень уже умылся. Старики потянулись личными кружками к ведру. Зачерпнув, напились. Горий полил на руки сначала ведуну, потом деду. Оставшуюся в ведре воду отставил для Трудня. Тот потянулся к берестяной посудине. Гор легко оттолкнул коня:
– Ну тебя, не остыл ишшо.
Светлая ночь опустилась на уральскую землю. Размытые вечерние тени обрели чёткость, резкость. Из низины следом за отроком прилетел гнус. Выбрав полено посырей, Несменян кинул в огонь – дым немного отгонит ненасытную тварь. Ведун достал из небольшого мешка с перевязью на горле ржаной каравай:
– Ну, гости, пора и отужинать, чем Бог послал, – он отхватил от каравая три щедрых куска. Раздал. Ложка, полная горячей каши, перевернулась над тарелкой, протянутой Гором. – Завтра на хуторе я вас по-настоящему попотчую. У меня на льду хариус и таймени. И десяток крохалей припасён – на озере в силки попались. Но сначала баньку истоплю.
Выложив последнюю кашу в свою тарелку, старик хватнул горячего. Задышал, как рыба на берегу. И промычал:
– Приятно отужинать.
– И тебе того же, – закивали дед и внук.
После недолгой трапезы Воинко уложил в костёр два коротких сухих бревна. Пламя ожило, обволакивая дерево. Поёрзав, завернулся в плащ, и огонь согрел спину. Гор поставил перед конём ведро. Запихнув в узкое жерло еле уместившуюся морду, жеребец сипло потянул, а парень погладил коня по длинной гриве. Дед тоже укладывался. Гор опустился на траву за его спиной. Подложив под голову котомку, натянул до макушки плащ, чтоб комары не донимали. Дед с внуком так устали за длинный насыщенный событиями день, что, как только головы коснулись мягких дорожных сидоров, глаза закрылись сами собой.
Потрескивал чуть слышно огонь, поскрипывала какая-то сушина неподалёку, да иной раз тонко звенели комары. А на высокой скале, ухватившись когтистыми лапами за каменный выступ, вертел головой коршун. Воинко оставил птицу в охранении.
Старики проснулись первыми, на заре. Низкое солнце, угадываемое по осветившимся вершинам деревьев, поднималось где-то за клыкастыми вершинами гор. Дул свежий ветерок, раскачивая ветки черёмухи. Зябко передёргивая плечами, поднялись. Несмеян растолкал внука. Тот живо подскочил, потирая заспанные глаза. Втроём встали рядом. Ощущая трепетное утреннее тепло, исходящее от далёкого светила, как по команде, подняли руки. Утреннюю тишь разорвало приветствие русичей: «Ура! Ура! Ура!» Ещё постояли, дыша глубоко и набирая в грудь свежести и бодрости солнечного заряда. И Воинко повернулся к гостям:
– Ну что, русичи, двинули с божьей помощью? – и, не дожидаясь ответа, потянул с земли собранный сидор.
Наскоро умылись. Накинув мятли, застегнули на все палочки – прохладно с утра. Не забыли тщательно убрать следы пребывания на полянке. На ходу подбирая остатки каравая и запивая водой, вышли.
Дорога на хутор Воинко заросла молодым березняком. А кое-где попадались и стройные пушистые кедры. Спасибо запасливой кедровке, закапывающей в мох каждый год тысячи орешков на зиму да забывая про многие из схронов. Но даже по частому молодняку идти было сподручней, нежели по заваленной буреломом окрестной елово-пихтовой тайге.
Привычные к нагрузкам ноги быстро взяли нужный темп, и потекли мимо дремучие заросли непроходимой тайги. Двигались молча, и только когда солнце повернуло на вечер, Несмеян произнёс первую за день фразу:
– Версты две, тудым-сюдым, осталось.
Воинко кивнул, соглашаясь.
О проекте
О подписке
Другие проекты