Подхватили сначала ближайшие дружинники, а припев уже и обычные ополченцы, и проснулись воины, которые спали. Вскоре пела уже вся стена, переполошив поганов, и даже вождь Репей подпевал, и наместник Бур, что так и не ушёл со стены. И никто не заметил, что старый воевода Клён зачем-то поднялся в такое время на башню и тоже нашёптывает знакомые слова:

 
Жизнь не жалел свою, десятками врагов он клал,
А на плече, в крови врагов, дух битвы расцветал!
Рука точна, булат остёр, в кольчуге тело, много сил.
Совет он помнил и всегда врагам поверженным твердил:
 
 
Узнайте же враги, пришли вы не туда:
Смерть в шаге от меня! И ваша смерть красна!
 
 
В сраженье, родину храня, дружина полегла,
И воин до конца стоял, в руке свой меч держа!
Лежит израненный один, и вороньё, и нету сил.
И не увидит смерти мир! Тогда, слова он изменил:
 
 
Её я не боюсь, ведь прожил я не зря.
И сделав шаг скажу: «За Мир и смерть красна!»
 

– Что там? – отвлёк Репья тихий голос воеводы – Посмотри, не огонь?

– Может звезда какая, это ж над лесом?!

– Лысая гора в той стороне – вклинился в разговор наместник – оттуда вид красивый и город даже виден. Саму гору не видать, только самую верхушку с башни и можно разглядеть в ясный день…

– Рябина! – воевода Клён обернулся к своей уже немолодой дочери что сама имела взрослых детей, в минуту опасности она снова стала дружинником и теперь исполняла при своём отце роль стремянного – Пошли гонцов на все башни, ко всем вождям! Все дружинники что при конях, пусть собираются на площади! На стенах остаются только ополченцы! И да – остановил он уже дёрнувшуюся было вниз Рябину – Лучших стрелков пускай сюда пришлют! Только чтоб без шума!

Ждали, вглядываясь в освещённое луной пространство всю ночь и только уже под утро, когда далёкий лес сначала окрасился сотнями огней, а потом из него широким полумесяцем появилась рать и постепенно ускоряясь направилась на лагерь поганов, Клён скомандовал:

– Открывай!

Тут же заскрипели тяжёлые ворота. Встревоженные сотни поганов, что находились в охране, засуетились, забили тревогу дабы разбудить остальных, вскакивали на коней и строились в боевые порядки перед рогатками, готовясь отражать вылазку. Они ещё не знали, со своего места им было не видно угрозу, нависшую с тыла.

Сумятицу в их ряды добавило и то, что выскакивающие из ворот дружины салавов, вместо нападения, резко поворачивали вправо и влево и скакали под прикрытием стен, отрезая себя от собственных ворот, которые захлопнулись сразу же, за последним воином, покинувшим город. А повернули в поле дружины, когда достаточно удалились. И только теперь до окружённых поганов докатился страшный удар рати, выскочившей из леса и продиравшейся сквозь лагерь подрубая по дороге шатры и убивая выбегающих в панике врагов.

Сгрудившиеся, непривычные воевать в плотном строю степняки, представляли удобную мишень для лучников со стен, стреляющих навесом, практически не целясь. А уж когда вражеские отряды прижали ближе к городу, бой превратился в недолгое избиение.

– Эгей! Открывайте ворота! – перекрикивая звуки битвы долетел звонкий голосок.

Впрочем, воевода Клён в подсказках не нуждался, он и сам знал, что нужно успеть впустить прибывшую рать и дружины до того, как остальные поганы, наконец, очухаются и наваляться всем скопом.

– Это ж наша Ярка! Ярка! Ярка рать привела! – вскричала толпа, сгрудившаяся по бокам дороги, когда первый всадник, маленький, с широкой улыбкой на отмеченном знаками усталом лице, проехал гулко цокая копытами под башней и оказался в городе.

И тут же чьи-то руки, мощной неодолимой силой, снесли её с седла и впечатали в деревянную стену башни, так что она оказалась приподнята над землёй на уровне старого седого лица воеводы Клёна, что и держал её за грудки, пока за ним проносились дружинники, возвращающие в город, проходили, поддерживаемые товарищами, раненые, и даже внесли совсем какое-то измученное обнажённое тело и положив его на сани, куда-то уволокли.

– Рассказывай! – строго произнёс он, и увидев её растерянность, добавил – Где Великий воевода? Когда рати будут? Сколько? Всё рассказывай?!

– Князь Рат, наверное, где-то через месяц подступит… – неуверенно произнесла она – А это люди Дубского княжества и ещё несколько дружин с запада Залеса присоединились. Сам князь Лад с пешей ратью на границе наших княжеств, остальных вождей собирает и двигается к нам. Ещё он гонца к князю Весу в Сенеж послал, и говорит тот не замедлит и ударит с севера…

– Как ты это сделала? – тряхнул он её – Князья не в жизнь просто так своими дружинами не рискуют? – и видя, что Ярка только упрямо поджала губы, разочарованно прибавил – Ох девка, что-то ты не договариваешь? Надеюсь, Залес сможет расплатиться?!

– Её уговор с моим отцом касается только их и к залесским вождям отношения не имеет! – вокруг оказывается уже столпились другие вожди, а среди них стоял и полковник дубской дружины, сам княжич Строй. Огромный, сильный, великий воин. Он и посчитал нужным вмешаться. Подмигнул Ярке – Ловко она нас тропами провела, так что поганские загонные отряды и не заметили ничего!

Клён тяжело задышал и вдруг прижался к её губам и смачно поцеловал, так, что у Ярки внутри живота что-то сжалось на долю секунды. Затем поставил на землю и приложил палец не к спине, а почему-то прямо к её подбородку, рядом с маленьким блестящим серпиком духа луны, оставляя свой знак в виде небольшой красивой закорючки, словно узелок из тёмно-синих и красных ниток:

– Не я, так дети мои долг тебе отдадут! – серьёзно проговорил он.

Тут же и остальные вожди, передавая её словно вещь друг другу, произносили всякие слова и трогали её лицо и руки ставя свои метки долга на этих единственных открытых участках тела, вгоняя её в смущение. А уж когда и десятки рук других людей потянулись к ней, то она совсем растерялась, не зная куда и деться и взвизгнула увидев, как тянется к ней Гор.

– Ты-то куда лапы тянешь?! Мне ещё метки раба не хватало!

– Ха-Ха-Ха! – вместе со всеми заржал Клён – В дом наместника несите её! Налейте мёда! И метки ставьте по старшинству: от рода и семей, от сотен и десятков, от мастеровых и купцов, от улиц и деревень, так чтобы всем места хватило!

– Точно, точно! – закричал народ – Куда все подряд лезем? И так она мелкая, да ещё и меток духов на ней не сосчитать! Всё одно всем места не хватит! По старшинству! – испуганная Ярка вдруг вознеслась над головами и поплыла на руках орущей и всё больше увеличивающейся толпы в сторону дворца наместника.

Ввалившись в гостевую палату, Ярку сразу водрузили на стол и тут же всучили ковш с медовухой, несколько бочонков которой приказал выкатить наместник.

– За Ярку! За Ярку! – кричал народ и Ярка тоже пила крупными глотками.

– Лейте ещё ей, сколько влезет! Да раздевайте уже! – сняв с захмелевшей Ярки одежду, руки людей потянулись к её телу ставя метки где попало, куда только могли дотянуться. И не переставая тянули к ней ковши с медовухой, чокаясь, доливая ей и произнося тосты одни за другим, после которых нельзя было не выпить.

– За отца твоего Грома, что голову сложил за Залес!

– Эх девка! – смеялся Серый Бобр из рода Лесного зверя суя руку ей между ног и ставя метку на нетронутом ещё не одним мужчиной месте – Не пошла за мня замуж, а я хоть так да пощупаю!

– Пьем за всех дружинников, что Поганов держали на заставах сколько можно!

– А ну безобразник! – перекрикивая смех и гам орала дородная жена наместника замахиваясь кулаком – Бабоньки! Ставьте метки возле лона, а то мужики озоруют!

– За салавов, что под пытками поганов мученическую смерть познали!

– За предков наших и за всех, кто погиб и теперь духами нас хранят!

Ярка в каком-то пьяном угаре всё чокалась да пила, проливая половину на себя и даже уже не понимала, что ей говорят и за что она пьёт. И уж совсем не обращала внимания на руки людей, что лапают и ворочают её туда-сюда, дабы найти свободное место для метки, и суют пальцы в самые неожиданные места.

– За победу пьём и за месть! За месть!

– «Ну почему, за что она так-то?» – Гор бежал по Залесу не разбирая дороги, а вместе с ним, подгоняемые незаслуженной обидой, мчались и мысли. А ведь он так радовался, что победили, и гордился, ведь помощь привела именно она, Ярка из рода Весеннего неба, теперь уже и из его рода. И вместе с остальными ребятами, что были возле южной башни, кричал «Ярка» и руки как все тянул, чтобы отблагодарить, отдать ей часть себя. И на тебе! Ему показали его место, зачем ей его долг, он и так полностью ей принадлежит? Раб!

– Эй, раб! – Гор дёрнулся как от удара хлыстом и растерянно огляделся. Оказывается, он ненароком вбежал в толпу раненых, что расположились возле капища, в ожидании помощи волхвов.

– Ну чего встал, помоги! – добавил Небесное Око, волхв ихнего рода. Он стоял возле саней на котором лежало чьё-то тело, укрытое рогожей. Вокруг стояло ещё несколько добровольных помощников – Только аккуратно, каждый берёт за свою часть и старайтесь лишний раз не шевелить, эй, расступитесь там! – приговаривал он, снимая рогожу и открывая грязное изуродованное тело женщины – Гор не спи, голых баб не видел? Бери левую ногу!

Но Гор смотрел вовсе не на порванную промежность, и не на еле вздымающуюся широкую грудь с похоже сломанными по бокам рёбрами, и даже не на изуродованное лицо, а как-раз на ноги, где на ступнях имелись знаки духов смерти в виде чёрных клякс.

– А, Гор! – Буря с трудом разлепила разбитые губы, открывая беззубый рот – Надеюшь твой здоровенный хрен ешо работает, а то эти мелкие поганы жнаешь как меня ражжадорили?! – громкий хохот дружинников привёл Гора в чувство.

Тело женщины аккуратно внесли внутрь святилища и положили на стол, куда указал жрец. Гор уже собрался выйти, вслед за остальными дружинниками, но Небесное Око остановил его:

– Останься, поможешь! Да и она рядом с тобой себя малость спокойней чувствует.

– Ну хоть помру в тепле – облегчённо сказала Буря.

– Рано тебе ещё – сообщил ей другой волхв, он прикладывал испещрённые знаками руки к разным местам её тела и что-то нашёптывал – духи решили, что не все дела ты здесь закончила! – его ладонь легла на её лоб призывая духа сна, после чего он повернулся к Небесному Оку – Жить будет, ноги только придётся отрезать, духов смерти не побороть! И родить она уже не сможет!

Гора заставили взять ушат воды и тряпкой долго и упорно обмывать израненное тело. Затем навалившись всем своим весом, держать её бёдра, пока жрецы огромным ножом отсекали ноги по колено и с ужасом смотреть как освобождают духов смерти, кинув эти голени в огонь. Потом опять ворочать туда-сюда, обмазывая какими-то гадкими на запах мазями и помогая пеленать, превращая некогда молодое сильное тело в обрубленное недвижимое бревно. А когда всё закончилось и Бурю перенесли в угол на топчан, его усадили рядом, наказав напоить специальным зельем как проснётся, а также кормить, обмывать ежели опорожнится, и вообще по-всякому ухаживать пока не придут бабы из ихнего рода и не сменят его.

– Эта, шлышь? – разбудил его встревоженный голос. Гор и сам не заметил, как заснул, прислонившись к бревенчатой стене – Чего-то ног я не чувштвую?

– Ну – Гор запнулся, он почему-то совершенно не ожидал что именно ему придётся отвечать на такие вопросы – их… В общем нет их! – выпалил он и тут же по-глупому попытался увести разговор на другое, показывая глиняный кувшин – Вот, тебе эту гадость велели выпить!

– А-а – понятливо согласилась она, словно отсутствие ног никак её не волновало, и сделала несколько неуклюжих глотков, после того как Гор аккуратно поднёс кувшин к её губам. Всё-таки пролил, налив ей в рот слишком много, от чего она подавилась. Тут же схватил тряпочку и постарался как можно нежнее протереть её избитый рот и обмороженные щёки – а ничего, не такая уж и гадошть – откашлявшись прохрипела она – шовшем недавно пробовала и похуже! – и хмыкнула, заметив недоумённый взгляд Гора, словно бы говоривший «как так легко можно об этом рассуждать?» А затем сообщила – Жнаешь, у Ярки на жаднице ешть жнак шправедливой мешти, потому она вшегда помнит жло! Вот мне кажетшя, у меня теперь тоже такой дух ешть! А ешли нет, так будет! Иначе жачем жить?!

– «Так вот оно в чём дело?» – открылись глаза у Гора, когда он наконец разобрался в невнятной речи Бури – «Точно! Кажется, уже кто-то упоминал что она мстительная! И в шахматы с ней играли, и книжки читали, а вот это холодное равнодушие всегда оставалось! Но значит, тот раз она мне никогда не простит!» – За что же тогда её любят? Мстительных людей все презирают?! – он нечаянно произнёс последние мысли в слух.

– Ярку-та? Так, жа ражное: кто жа шправедливошть; кто жа наглошть, мелкая же ещё, смешная; кто жа шилу духов уважает; а кто и не любит, но боитшя! Трудно ей потом будет, когда выраштет… Ты жнаешь что? – встрепенулась Буря – Ты иди к ней! Её теперь одну нельжя оштавлять, от неё вешь род наш теперь жавишит! Иди-иди, я-то теперь не куда не денушь, не убегу же?!

Всё же Гор никуда не пошёл, а решил пока побыть с Бурей – «Да и ничего с этой Яркой не случиться, за ней сейчас половина Залеса следит!»

– Ну кто так делает?! Кто делает?! – в святилище ворвались сразу несколько женщин и Ласка сразу отобрала у Гора тряпочку – Бестолочь, нашли кому доверить за женщиной ухаживать! И холстина уже грязная совсем… – и она сама начала аккуратно протирать места, из которых ещё выходили какие-то неприятные выделения.

– А мы тебе поесть принесли! – говорила в это время Гулька, выкладывая, рядом деревянную ложку и несколько разных посудин – Вот тут и молока, и супчик тебе сварили. Представляешь? Нам и не сказал никто что ты выжила, думали всё, замучалась страшной смертью. Этот глупый Небесное Око только теперь сообщил, ну мы и сразу сюда…

– Молчи, молчи – тихо приговаривала Ромашка поглаживая Бурю по голове – потом и про мужа моего Грома расскажешь и про остальных дружинных что на заставе храброй смертью полегли. А пока тебе сил надо набираться, а как волхвы разрешат, мы тебя к себе заберём. Всё пройдёт, всё теперь хорошо будет…

Чувствуя, что намечается поток слёз Гор решил смыться, теперь-то он точно здесь не нужен. И правильно поняв брошенный на него напоследок строгий и одновременно мученический взгляд Бури, Гуля что-то сюсюкая как-раз поднесла ложку с горячим супом к её рту, пошёл искать свою злопамятную хозяйку – «Нелегко, наверное, смириться с таким? Что теперь ты не воин, а беспомощное существо, отданное на растерзание плачущим женщинам?! И пользы от тебя меньше, чем от последнего раба, одна только жалость?!» – хотя Гора и посещали такие мысли, но на самом деле он очень даже сомневался, что Буря смирилась.

Ярка нашлась в гостевой палате дворца наместника. В общем-то и искать не пришлось, весь город знал где она, и весь день туда валили толпы залесцев дабы оставить свои метки в знак долга. Даже со стен, сменяя друг друга, приходили делегации воинов.

Правда под вечер, когда Гор наконец осторожно вошёл в палату, она оказалась пуста, никаких тебе толп и делегаций. Одно только пьяное в дрызг девчачье тело валяется посреди стола в неудобной позе, свесив голову со стола так, что казалось шея переломана, и прижимая к своему боку ковш с недопитым хмельным напитком.

Ярку невозможно было узнать, всё тело теперь покрывала мелкая сеть кружевного рисунка тёмно-синего, с красными вкраплениями, цвета. Между пальцев и подмышками, уши и веки, рисунок был абсолютно везде и проглядывал между волос, покрывая даже ладони и подошвы. Очень странно на этом фоне стали смотреться русые волосы с небольшой косичкой и брови. Зато многие знаки, теперь покрытые сверху общим узором, перестали выделятся и почти слились с основной расцветкой тела. К примеру, знак духа леса, которым в виде тёмно-зелёных елей практически заросла правая сторона шеи, теперь был почти совсем не виден, а разросшийся знак духа битвы в виде кровавых капель на левом плече и вовсе терялся в этом переплетении красного и тёмного. Только ногти, губы и два маленьких розовых кружочка, на не так давно появившихся небольших холмиках груди, оставили свой естественный цвет.

Ну ещё, конечно, глаза, которые с трудом открылись, когда Гор, собрав разбросанную одежду, решил поправить опасно свешивающуюся голову. Ярка застонала, хлопая мутными глазами попыталась сесть, потом встать, но у неё ничего не вышло, и она схватилась за плечо своего раба, и только тогда, навалившись всем телом, умудрилась поймать равновесие и глупо захихикала. После чего, заметив ковш с медовухой, тут же его опустошила. Вот это зря.

По её телу прошёл спазм, она резко оттолкнула Гора и, отворачиваясь от него, согнулась в три погибели, со стоном и неприятными звуками извергая из себя жидкость, ещё и ещё словно пыталась вывернуться наизнанку.

Зато во время этого процесса, брезгливо отошедший Гор, смог спокойно рассмотреть под слоем рисунка должников знаки духов на содрогающейся попе. Их было всего два и оба на левой стороне, в верхней части растопырил крылья ворон, вроде бы знак духа опасности – «Непонятно только зачем он ей, она во все опасности как-раз влезает?» – а ниже, словно поддерживая, хотя на худенькой жилистой заднице ещё не наросло то что можно поддерживать, знак духа справедливой мести, в виде красного отпечатка детской ладошки, что когда-то хлопнула в наказание, да так и осталась. А вот чуть правее, в самом центре промежности виднелось единственное светлое пятнышко на её теле, куда, видимо по чистой случайности, не дотянуться ни один палец. Но оставлять свой знак таким образом Гор не собирался – «Ну её, у меня тоже гордость имеется!»