Кто вам сказал, что надо встретить старость,
Распределяя силы по годам,
Что надо постараться навсегда
Забыть любовь, сославшись на усталость?..
Оставить в прошлом все фантазии, желанья,
Носить всегда в кармане валидол,
А в выходные, в виде оправданья,
Смотреть по телевизору футбол?
Дуть нá воду, оглядываться чаще,
Продумать партию и просчитать ходы,
Обиды не прощать, ходить брюзжащим,
Взъерошившись от всякой ерунды?..
Нет не хочу, не стану и не буду
Похожим быть на статую и Будду,
Я в дни рождения считаю не года,
А времени события,
когда
Случалось мне знакомиться, влюбляться,
Паясничать, горланя петь, смеяться,
Аплодисменты публики срывать…
А иногда и плакать, и страдать,
Переживать падения и взлёты,
Дурить и попадая в переплёты,
Не думая о том, куда иду,
Поддерживать любую ерунду.
Да будет так! Судьба пусть сроки ставит,
Своим вердиктом час определит,
А мы шутить продолжим и лукавить,
Хотя, признаюсь, всё давно болит…
Забыв условности и обойдя запреты,
Мы станем жить, остаток дней любя,
Игристое вино и сигареты,
Немного грусти, скуки без работы,
И плакать и смеяться до икоты,
Кураж, визг тормозов на вираже,
Походы в горы, про луну и что-то,
И бегать с внуками по пляжу до… уже…
Обычный прожит день очередной —
Сижу и на столе расслабил руки.
Мне что-то говорят и просят внуки…
Бурчит кипящий чайник за спиной
И лампочка в разбитой старой люстре
Трещит, мигая светом надо мной…
Всё так идёт неспешно и покойно,
Размеренно и с чувствами в ладу.
Почти ничто меня не беспокоит,
Ну разве иногда за ерунду
Сорвёшься криком и поймёшь,
что зря
…Переживая и себя коря —
За старческую вспыльчивость и
строгость…
А видя детскую обиду, страх и робость,
Себя винишь и знаешь наперёд —
Всё позабудется, как раньше,
вновь придёт
Забота и любовь, и трепетная жалость.
И понимание, что, может быть, осталось
Не так уж много дней, отпущенных тебе,
Подаренных, расписанных в судьбе
По строчкам, по мгновеньям мимолётным…
И точно в «яблочко», и промахам бессчётным,
Которых не исправить, не восполнить —
И каждый миг об этом надо помнить.
Декабрь, в разгаре русская зима —
Уже по-настоящему – с морозом.
Стоят, нахохлившись, притихшие дома,
Из труб столбами вверх дымы летят
(Собаки даже лаять не хотят),
Природные видны метаморфозы…
Зима бескомпромиссна: древа сушит,
Слезит глаза и зло за шеи душит.
Заставит и потребует она,
Чтобы на шапках опускали клапана,
Или ладошками мы потирали уши
И в кулаках держали белые носы,
И в инее ресницы и усы —
Как будто бы посыпаны мукою,
Которую стряхнём, смахнём рукою,
Шарфами, рукавицами, платками,
Обшлагом рукава, кусочком ткани
любой,
А в небе синем месяц голубой
Красуется собой, качаясь плавно…
На время здесь он станет самым главным:
Над городами, лесом – целым миром,
что на земле,
А в небе над эфиром,
…горя во мгле.
А иногда – из опрокинутой корзинки,
Летят с небес, застывшие слезинки
…грустя по лету,
А на крышах эполеты…
Дымком слегка раскрашенного снега,
Который светится на сером фоне неба.
И проводов провисших аксельбанты,
И кивера поднялись на столбах…
И есть причина, и завидная судьба
Стать самому у снеговеев номинантом:
На скульптора, подельника погоды —
На подмастерье… у самой природы.
Лежу в кровати и в окно смотрю.
А на груди очки в раскрытой книжке,
Вот во дворе на велике мальчишка
Гоняет радостно наперекор дождю
И зябкой сырости, и ветру, и ненастью…
Разинул рот, хватая капли на лету…
Промок, но улыбается от счастья,
А я из рифм венец ему плету…
Я иду по ночному ослепшему старому городу.
Надо мною склонились, уставшие за день дома.
О бордюр спотыкаясь, шепчу нецензурщину в бороду,
Помянув потихоньку всех мэров твоих, Кострома.
Вдоль торговых рядов и вокруг череды сковородок,
Вот и думский подъезд, где бывал я, сейчас прохожу.
Здесь печатают ложь, полный бред губернаторских сводок.
Перейду через сквер… с Долгоруким чуть-чуть посижу.
По аллее вперёд – справа здание, там я обедал
И за мэрским столом коньячок выпивал запростец.
Как же просто тогда было всё – кто бы думал и ведал,
Что в мгновенье одно нас догонит облезлый «песец».
Впереди купола, над крестами хоругвью луна —
Как бессменный свидетель пришедшей вселенской печали.
Здесь увидел икону, и плакала горько она,
В этом зале высоком когда-то меня обвенчали.
А напротив театр пялит окон потухших глазницы,
Он на прочном замке, да и что там увидишь теперь?
Завтра снова придёт его «папа» – Борис Голодницкий.
Вот такси огонёк, пусть везёт меня… Хлопнула дверь.
Бежишь навстречу пробуждающемуся рассвету,
Волосы по плечам пополам с ветром.
Руки, как крылья, распахнуты в стороны,
Касаясь земли едва, паришь
невесомая,
С улыбкою лёгкою, чистою – как первоцвет,
И танцуешь, и смеёшься, и счастливее нет
На земле. И даёшь остальным света лучик,
А сама – отражение солнца и даже лучше,
Ярче, потому что живая и радуешь,
И вселяешь надежду, и собою облагораживаешь.
И поёшь, и раскрываешь чистую душу,
Разбиваешь преграды и темницы рушишь.
Пустоту содержанием наполняешь и смыслом.
Там, где ещё не зажглось, – даришь искру.
Мгновение – и очищающее пламя:
Огонь, сжигающий недоверие между нами…
И любовью греешь, и ободряешь сердца.
И зарождаешь жизнь новую в продолжение
Цикла земного и природы движения.
И всё по кругу, и снова,
и без конца…
Но ведь это и есть
вечность и воля творца.
И не надо искать лучшего определения
Тому, как природа с чудом повенчана.
А итог? А итог – это она, Женщина!
В парке липа цвела и гудели разбуженно пчёлы,
Мы ходили по кругу, и кругом пошла голова.
Ну а в небо врезались стволы (в два обхвата костёлы),
И мы жили, мечтали и пели друг другу слова.
И дышали, и слушали птиц, и звучали свирели,
В голубом океане дымами текли облака.
Даже если могли, даже если мечтали, хотели —
Не получится высказать то, что не знаем пока…
То, что в книгах, – одно, то, что в Библии, требует веры.
Невозможно постичь, что в душе, а в умах не готовы…
Так и жизнь человека – рассказы, ошибки, примеры…
А ведь лучше мечты – нам поверить во слово Христово!
Я затемно проснусь и выйду в поле,
И по росе нарву тебе букет
Цветов, которых не найдёшь в неволе:
Их нет на клумбах, в магазинах нет.
Ромашки, лютики, гвоздики, васильки…
В них столько искренности, нежности и неги…
Они со мной везде – где был и не был,
И простотой своей понятны, и близки.
В них шёпот, крик, надежда и любовь,
Неброскости пленительная жалость,
Они зовут и манят за собой,
В них всё в гармонии – едино и смешалось.
Я положу букетик на кровать,
У изголовья, где парит Морфей.
Скажу: «Любимая, проснись, пора вставать!»
Губами прикоснусь к щеке твоей…
Я часто пишу во сне,
Когда тишина и нега —
Я под покрывалом неба,
Ничто не мешает мне…
Мелькают слова и рифмы,
Смеются и плачут нимфы,
Выстраиваются сюжеты,
Нет ручки и нет манжетов.
Вот строфы определились,
В едином потоке слились,
Ах, если б не просыпаться!
Внутри картины остаться…
И сон продолжает поступь,
А вместо поэмы россыпь
Несвязанных четверостиший,
Потом – и вовсе затишье…
И медленное растворенье,
И райское успокоенье…
А утро обнимет томно —
Что я написал?.. Не помню.
Ну вот и всё… огонь погас почти —
Подброшено последнее полено,
Которое дымится и трещит,
И уголёк запрыгнул на колено.
Щелчком верну его в портал
Почти уже заснувшего камина.
Отпустит боль, с лица исчезнет мина,
Мне говорящая: «Дружочек, ты устал!»
Замри на миг и сделай передышку,
Присядь, вернись назад, уймись.
Расслабься и возьми на полке книжку,
В конце концов, уборкою займись.
Пойми, всю жизнь нельзя прожить с надрывом.
Поверь, тебе на всё не хватит сил:
Ходить по краю, бегать над обрывом…
Я всё сказал!.. Ты сам меня просил.
Я часто достаю твоё письмо —
Записку на листочке из тетради.
Читаю вновь и вновь – не скуки ради, —
Как мне, любимая, с тобою повезло.
Хоть я и так всё помню наизусть,
Мне снова хочется увидеть почерк,
Дрожанье букв и слов, неровность строчек…
И содержание, в котором столько чувств…
Что прочитал – не объяснить словами,
Когда ком в горле, помутнение в глазах…
Вот только на бумаге и в мечтах
Сумеем выразить, что было… есть меж нами.
На нём нет даты, но я помню этот день,
Когда, поцеловав, записку положила
…в карман пальто —
Шепнув на ухо —
мол, прочтёшь потом, —
И на троллейбусе взяла, и укатила,
А я стоял, остолбенев как пень…
Мне раньше писем не давал никто,
А здесь судьба на время одолжила
кусочек счастья, как писал Кокто…
Достать и развернуть, прочесть боялся:
А вдруг в нём всё не то, о чём мечтал?..
Потом читал с волнением, смущался —
Тогда, наверное, я в Бога верить стал.
Ведь Он и есть любовь, которую мы ищем,
Порой всю жизнь стараемся найти —
Свою единственную из многих сотен тысяч…
С которой «жизнь прожить – не поле перейти».
Желаю, чтоб в твоей душе всегда
порхали, словно бабочки, мечты.
Пробился лучик золотой в моё окошко
И задержался на лице игривой кошкой,
Душевного подъема в чём причина —
Сегодня дочка родилась, моя Ирина!!!
Подарок жизни и любви, вся – обаянье,
Предмет любви моей земной и обожанья!
Пускай в душе твоей, открытой миру,
Рождаются мечты, тебя достойны, Ира!
Пусть бабочкой в тебе порхает Вдохновенье,
Пусть каждый день твой будет днём Творенья!
И никакого не приму я возраженья —
Будь счастлива не только в день рожденья!
Здоровой будь, на радость мне и маме,
Люблю, целую, крепко обнимаю!
О проекте
О подписке
Другие проекты