4

У меня есть ещё пара часов на то, чтобы пройтись по торговому центру и купить хоть какие-то вещи с собой в дорогу. Я же не могу лететь в другую страну в одних перепачканных в земле и траве джинсах и пыльной футболке, поэтому я без сожаления комкаю свою одежду в кабинке раздевалки, пока надеваю на себе первые попавшиеся шмотки какого-то дешёвого молодёжного бренда.

Внимательно осматриваю себя в зеркало: из него на меня смотрит испуганная девчонка с огромными карими глазами и пересохшими губами. Заострившиеся скулы и чуть вздёрнутый нос придают какое-то лисье выражение моему лицу, но я совсем далека от идеала той самой ухоженной офисной стервы, которой всегда мечтала стать. Пока я только беглянка. Непойманная преступница. И теперь на моих тонких сухих пальцах – кровь моего отчима.

Встряхиваю растрёпанными, отдающими рыжиной, волосами, словно это поможет мне сбросить с себя это проклятье убийцы, забыть о содеянном. Но только я знаю, что теперь вес мёртвого пустого Гениного тела будет мне сниться в кошмарах до конца моих дней. Я вздрагиваю от страха, когда по динамикам в торговом зале делают очередное объявление для покупателей: я всё ещё ожидаю, что ко мне подойдут сотрудники полиции и попросят пройти с ними. Но мир, кажется, совсем не заметил случившегося, и планета всё так же уверенно вращается вокруг своей оси.

Я тренируюсь перед зеркалом, примеряя на себя уверенную улыбку, но у меня выходят только какие-то жалкие гримасы. Ладно, плевать, хватаю весь ворох футболок, нераспакованных хлопковых трусиков, самых простых бюстье и носков и несу всё это на кассу. Запихиваю всё в объемный дорожный рюкзак, который купила в магазине напротив, и проверяю время: ещё только восемь часов, и я не знаю, куда мне деть лишние два часа моей жизни. Мне кажется, что чем скорее я окажусь в прохладе салона самолёта, тем больше у меня шансов на спасение.

Сажусь в угол дешёвой кофейни со своим лавандовым рафом и утыкаюсь в экран телефона: хочу найти хоть какую-то информацию про шейхов. Я ведь ничего про них не знаю, кроме расхожего мнения, что они сказочно богаты. На меня мгновенно выкатывается куча ссылок, большая часть из которых ведёт в женские романы. Я пролистываю заголовки, по которым, видимо, уже сразу должно быть понятно каждой идиотке типа меня, что от встречи с шейхом ничего хорошего ждать не следует. «В плену шейха», «Непокорная для шейха», «Ярость шейха» и прочие наваждения шейха подкрепляются не менее красочными иллюстрациями, где восточные властелины грозно взирают с обложек на неискушённых читательниц, со злобой сводя свои квадратные мужественные челюсти. И где-то в углу на меня смотрит, как побитая сучка, очередная красотка в платочке, умоляя меня о спасении.

Я делаю глоток летнего кофе и с интересом открываю первую попавшуюся книгу…

«– Ты вещь. Моя вещь, – он кривится в оскале, нажимает лезвием посильнее и вниз по шее, прямо в ложбинку между грудей стекает первая капля моей крови. – Моя русская шармута. Твоя жизнь зависит от меня. Запомни мои слова, Райхана, лишь я решаю, будешь ли ты радоваться жизни или падёшь в ад, – он говорит спокойно, выговаривает каждое слово чётко и отрывисто…»

Ого, пытаюсь сопоставить только что прочитанное с тем невообразимым красавчиком из нашего офиса и перелистываю страницу, натыкаясь на новый роман о восточных страстях:

«– Вы не имеете права ко мне прикасаться! – мой голос дрожит перед властным мужчиной в черном, как сама ночь, костюме.

– Весь мир принадлежит только мне, а значит и ты, – его рука ложится на мою талию.

Я ощущаю прилив жара по всему телу. Этот человек одновременно будоражит и пугает меня. Разве такое возможно?

– Прошу, отпустите, —делаю попытку освободиться, но все тщетно. Его рука подобна металлическому пруту.

– Замолчи. Иначе я вынужден буду сам сомкнуть твои губы…»

И я уже мысленно представляю, как красавец Малак заключает меня в свои стальные объятия и смыкает мои губы своими… И только спустя пару секунд замечаю, что мой лавандовый кофе уже выпит, и я громко швыркаю через трубочку, пытаясь втянуть в неё остатки молочной пенки, пока моя услужливая фантазия уже уносит меня в роскошные чертоги восточных гаремов.

Да тут нешуточные страсти… Власть, принуждение и неприкрытое желание. Так вот, значит, что меня ждёт! Даже интересно, для чего меня соизволил выкупить в своё временное пользование наш дорогой бизнес-партнёр? Неужели он с порога заставит меня делать ему отсос, как написано вот как раз в этом романе, как его там… И я снова проваливаюсь в очередную электронную книжку, пока вдруг не замечаю, что мне надо скорее бежать на электричку, чтобы успеть на рейс.

В любом случае, у меня больше нет выбора, и если даже меня отдадут в гарем, набитый разнокалиберными красотками, для меня это всё равно будет намного лучше, чем жить в неизвестности и в постоянном ожидании ареста.

Я стою перед входом в обычное с виду здание, ровно в двадцать два ноль-ноль. И, начитавшись по дороге страстных историй, уже мысленно готова ко всему.

– Кира Геннадьевна? – слышу я сухой голос за своей спиной и, вздрогнув от неожиданности, оборачиваюсь.

И моё сердце мгновенно леденеет от ужаса. Передо мной стоит мужчина в форме. Ну всё. Я не успела.

– Да, – еле слышно шелестю я в ответ.

– Пройдёмте, до вылета нам необходимо подписать с вами ряд соглашений, – ничего не выражающим голосом продолжает мужчина, и до меня доходит, что это просто какой-то очередной сотрудник этого самого Малака.

Юрист или адвокат.

И вот, спустя полчаса, после того как я, совершенно не раздумывая и ничего не проверяя, подписываю все подряд соглашения о неразглашении, конфиденциальности и отсутствии претензий, я наконец-то поднимаюсь по трапу самолёта. Вышколенная стюардесса приветствует меня на английском.

Свобода глухим кровяным током шумит у меня в висках.

Свобода.

Ноги не держат меня, и я просто падаю в первое же широкое кожаное кресло. Оглядываюсь: я в салоне одна.

Похоже, меня тут никто не ждёт.

И тут слышу заразительный женский смех и в дверном проёме возникает женская фигура. Высокая, стройная. Из таких, которые вечно мелькают в рекламе безумно дорогих платьев, яхт и драгоценностей.

Холёное лицо, словно вылитое из латуни, без малейшего изъяна. Раскосые глаза с зелёным оттенком и пухлые губы. Скульптурный абрис высоких скул и копна золотистых волос. Просто ожившая картинка. Эта дива скользит по мне равнодушным взглядом, словно я просто предмет мебели, и бросает на ходу ничего не выражающим тоном:

– Ой, мы не одни.

А следом за ней входит Малак, только сейчас он не в «чёрном, как сама ночь»костюме, а в простых джинсах и футболке в обтяжку. И если честно, он ни черта не похож ни на одного шейха с обложки, которые я сейчас пролистывала сотнями. Впрочем, он не похож и ни на одного жгучего арабского красавчика, которые в великом множестве выскакивают на запрос «восточный мужчина». Если бы я не знала, кто он, то решила бы, что он – просто какой-то европейский миллионер, потому что всё в его облике буквально кричит о его богатстве.

Меня не обманывают эти небрежно потёртые джинсы и якобы порванная футболка: я прекрасно знаю, что только очень богатые люди могут себе позволить подобное. Кроссовки Kanye West за миллион или больше и явно безумно дорогие часы на запястье подают беззвучные сигналы всему окружающему миру, что перед нами один из его хозяев. В отличие от его спутницы. Она, словно в пику Малаку, одета в свои самые лучшие одежды, я в этом даже не сомневаюсь. Шёлковый пижамный костюм и босоножки на высоченных каблуках: в таком наряде не очень-то удобно путешествовать, уж я-то знаю. Её волосы сияют золотом и славой, и я напрягаю свой мозг, пытаясь вспомнить, где же я видела это точёное лицо… Парочка, смеясь и переговариваясь, словно я никто, пустое место, плюхается на диванчик в соседнем ряду, если это можно вообще так назвать в этом странном салоне. Если бы я не была точно уверена, что я на борту бизнес-джета, то решила бы, что это какой-то загородный клуб.

Все стены обиты красным деревом и глубоким бордовым бархатом. В помещении стоят роскошные кожаные кресла и диваны, и только ремни безопасности, стыдливо свешивающиеся по бокам, напоминают, что это всё-таки самолёт.

По тому, как по мягкому иранскому ковру торопливо семенит стюардесса, встречавшая меня прямо на входе, я понимаю, что это все пассажиры. Больше никого не ждут, и мы сейчас взлетим. Словно огромный камень, который давил на меня последние несколько часов, вдруг скатывается с моих плеч. Значит, я свободна, и серебряное крыло самолёта в иллюминаторе обещает мне избавление от всех моих тревог. Хотя бы на время.

Слова Виктора Цоя бьются в моей голове, как мотыльки в банке, и я уже готова поверить в чудо, как вдруг в проёме дверей возникает ещё один человек в форменной одежде. Теперь это точно за мной. Я съеживаюсь в крошечный шарик, я понимаю, что сейчас меня заберут и выведут из этого дорогого салона, в который я пробралась самозванкой.

– Паспорт, – слышу я над собой вежливый обезличенный голос. – Пожалуйста, ваш паспорт.

Я озираюсь на Малака. Смотрю на него затравленным взглядом, а он с недоумением глядит на меня. Я уже разлепляю губы, чтобы попытаться объяснить, рассказать всему миру, что всё это вышло случайно, что я не убийца, как вдруг мой шейх подаёт голос:

– Это таможенный контроль. Моим гостям на моём борту не надо его проходить в общем зале, – и снова поворачивает заинтересованное лицо к своей спутнице, которая как раз рассказывает ему что-то безумно забавное и увлекательное.

И я готова вскочить и расцеловать его. Ну конечно же! Я ведь не проходила паспортный контроль! Я никогда до этого момента не выезжала из России, и я даже не знала, что мне надо показывать документы.

Я поспешно лезу в свою сумочку и достаю свой девственно чистый заграничный паспорт. Таможенник равнодушно сканирует его на каком-то аппарате, пролистывает страницы и ставит штамп:

– Счастливого пути, – дежурно улыбается он и, развернувшись, выходит.

Видимо, документами таких важных персон, как мой шейх и его спутница, занимается его секретарь. Ну вот и все формальности.

Кровь так сильно шумит у меня в ушах, что я снова не сразу обращаю внимание на мелодичный вопрос стюардессы:

– Шампанского? – и я вижу на её подносе три полных тонких бокала-флейты.

Я видела такое только в фильмах, но я беру себя в руки и мои пальцы скользят по тончайшей хрустальной ножке фужера:

– Да, спасибо.

Она подходит к другим двоим пассажирам, и я слышу, как Малак говорит своей спутнице:

– Маша, ты должна это обязательно попробовать. Я специально поручил закупить для взлётов шампанское Clos d’Ambonnay, – и я записываю название на своей подкорке, чтобы сразу же пробить его в интернете.

Четыре тысячи евро за бутылку. И он так запросто разливает его всем подряд на борту своего самолёта. Это ведь его самолёт?

– Какой необычный вкус, – отпивает из своего бокала эта Маша, – совсем не похоже на обычное шампанское, – удивлённо восклицает она. – А кто эта выдрочка? Что-от не похожа ни на байера, ни на ассистентку, – нисколько не смущаясь, не сбавляя тона голоса произносит она.

И только когда её тонкая кисть, усыпанная браслетами, небрежно плещет в мою сторону, до меня доходит, что она это про меня. Это я – выдрочка. И тут я вспоминаю, откуда я знаю это немного монгольское лицо и скулы. Это же Маша Янковская. Восходящая звезда отечественного кинематографа и фотомодель. Просто обычно она играет каких-нибудь проституток или бандитских жён.

Я опрокидываю в себя весь бокал шампанского. У него действительно необычный вкус. Аромат лесных спелых ягод и летнего леса. Только я сомневаюсь, что эта сучка смогла бы разглядеть. И я откидываюсь на спинку кресла, проваливаясь в него. Закрываю глаза и чувствую, как наш самолёт набирает скорость. Ещё пару метров – и я в небе.

– Это моя сотрудница, – слышу я равнодушный комментарий Малака на бестактный вопрос этой дивы. Наверняка она уверена, что я не разговариваю на русском. Или ей совершенно плевать на весь мир и мои чувства. Скорее всего – второе.

– Ты знаешь, у меня есть для тебя подарок, – между тем не затыкается эта спесивая актриса, и я уже вижу, как она небрежно скидывает со своей точёной сексуальной ножки свою золотую туфельку, обнажая мягкую розовую пяточку и алые глянцевые ноготки.

На её породистой щиколотке потренькивает тонкий браслет FreyWille, кусочек вишнёвой губы размазывается в воздухе, и я отворачиваюсь к окну. Я всего лишь сотрудница, как выразился мой новоявленный «босс». Ну что же, тем лучше. Никто не пытается меня изнасиловать, не принуждает к страстному извращённому сексу и не расстёгивает передо мной ширинку, предварительно приказав мне встать на колени. Я понимаю, что всё это – всего лишь атрибуты дешёвых женских романов, написанных в горячечном бреду авторками в глубокой менопаузе.

Но всё равно где-то в глубине души меня колет крошечная иголочка обиженного самолюбия. Которое я всю жизнь засовывала куда подальше. Засовывала, когда мои одногруппники – сплошь золотая молодежь, прямо как эта сучка на соседнем кресле, шли тусоваться в какой-нибудь элитный закрытый клуб, где я не смогла бы себе позволить купить даже и одного коктейля. Засовывала, когда проходя мимо витрин роскошных бутиков мельком выхватывала взглядом шестизначный ценник на понравившуюся вещь. Засовывала, когда на работе меня обходили повышением, наваливая на меня всё новые и новые скучные проекты, оставляя презентации и лавры для себя и руководства.

И засовываю сейчас, старательно делая вид, что я не слышу, как меня бестактно обсуждают в третьем лице. Хотя я должна быть счастлива, как удачно всё сложилось. Пока.

– Закуски? – снова прерывает мои беспорядочные мысли мелодичный волшебный голос, и я вижу, как передо мной возникает буквально золотой поднос с крошечными канапе. – Фуа-гра с чёрной икрой и трюфелями к вашему шампанскому, – и с ловкостью заправского официанта стюардесса доливает в мой фужер ещё искрящихся солнцем искр.

– Спасибо, – мямлю я, пока девушка ставит на мой столик фарфоровую тарелку, усыпанную изысканным угощением.

– Меню сегодняшнего ужина, – кладёт она передо мной кусочек дизайнерской бумаги с перечнем блюд.

Интересно, у них где-то здесь же, рядом с кабиной пилота, припрятан принтер и шеф-повар, который готовит самые изысканные блюда под вкусы своего хозяина?

Я отпиваю крошечный глоток, пытаюсь прочувствовать его вкус на языке, на нёбе. Я понимаю, что мне вряд ли выпадет ещё один шанс насладиться таким шампанским на высоте десяти тысяч метров, и пытаюсь запомнить малейшие ощущения. Я беру крошечную корзиночку с самой ароматной лесной земляникой, пропитанной всей сладостью июля, и мои вкусовые сосочки взрываются самой настоящей радугой радости.

Я прикрываю глаза, пытаясь запомнить этот момент на всю жизнь. И загадать желание. Я ведь первый раз пробую эти блюда. Вся моя прежняя жизнь с засиженной мухами клеёнкой на кухне, прокисшим сивушным запахом и заплесневелой плиткой в ванной вдруг отодвигается на расстояние миллиарда световых лет от меня. И я смотрю на нежно розовеющие, как крылья херувимов, облака подо мной в закатном солнце: внизу, на земле, ещё юная ночь, а здесь, в небе – только мягкие коралловые сумерки, и я вдруг понимаю, как это всё прекрасно. И я не хочу пропустить ни малюсенького кусочка этой жизни.

Вставляю наушники и включаю Энрике Иглесиаса. Мой плейлист пестрит самыми попсовыми и лёгкими исполнителями: мне кажется, это моя личная компенсация за всю мою тяжёлую и довольно унылую жизнь. И пока на борту из динамиков ненавязчиво играет какая-то мягкая джазовая композиция, у меня в ушах рыдает о своей неразделённой любви сладкий красавчик Энрике. По крайне мере я не слышу, о чём там щебечет эта парочка. Я вижу, как Маша постоянно поправляет свой золотистый локон, заводит его за аккуратное мышиное ушко с блестящей в мочке золотой капелькой, как по-настоящему алеют её ненастоящие наливные щёчки, и до меня доходит, как она хочет понравиться Малаку. Чёрт возьми, да она в лепёшку перед ним расшибается! И я даже со своего кресла отчётливо могу разглядеть, что она не играет на это раз. По правде говоря, актриса она – полный отстой, что уж там и говорить.

Да пусть занимаются, чем хотят, в конце концов. С чего я вообще взяла, что этот роскошный красавчик шейх, у которого, по всей видимости, в каждой стране по десятку таких актрисулек и топ-моделек, имеет на меня какие-то виды? Я ведь на самом деле просто отличный работник, который очень хорошо разбирается в оборудовании компании. И я с ходу ответила на вопрос на совещании, в котором плавали мои же коллеги. Вот он меня и заприметил. А что тут такого? Смышлёные работники всем нужны. Почему я так себя не ценю?! И со своим частично реабилитированным эго я начинаю изучать меню. Валованы с осетром и персиком. Седло ягнёнка с соусом из морошки. Фирменный десерт от шефа. Я буду всё.

Вытягиваю ноги в проход, отпивая ещё один крошечный глоточек радости, и краем глаза замечаю, как мой новый начальник со своей девушкой встают и направляются в другой конец салона. Интересно, куда это они? Пока до меня не доходит, что это частный самолёт одного из самых богатых людей в мире. Конечно же здесь есть ещё комната! Наверняка спальня с собственной мраморной ванной, и даже не одной. Пусть делают, что хотят.

Меня это не касается.

Лететь ещё несколько часов, и я вдруг понимаю, как смертельно устала за этот безумно долгий день: начиная с момента, как оказалась под бампером роскошного авто и заканчивая… Нет, не буду лучше об этом всём вспоминать: затолкаю это всё в самые дальние ящики своего подсознания. И пока вместе со мной рядом, в иллюминаторе, прямо как привязанная за ошейник собачка, весело летит полнолицая луна, я незаметно для себя засыпаю…

– Кира, Кира! – слышу я сквозь сон смутно знакомый голос. И даже во сне вздрагиваю, вспоминая своего отчима.

Мгновенно просыпаюсь: это всего лишь сон. Его больше нет.

Надо мной стоит, склонившись, Малак, и я вижу скульптурный рельеф мышц на его обнажённом теле, на котором болтаются наспех натянутые на бёдра джинсы. Сразу же целомудренно вздёргиваю взгляд выше и вижу его встревоженное лицо. По-прежнему такое же прекрасное, но теперь на нём нет и тени той обычной надменности, которая закрывает его, как вечная маска превосходства.

Сейчас на нём только сверкают изумрудным блеском его нереальные глаза, и я вижу на секунду перед собой растерянного растрёпанного мальчишку, пока он снова не берёт себя в руки.

– Что случилось? – спрашиваю я в тревоге, уже ожидая, что за мной прямо здесь, на волшебном вертолёте, прилетел спецназ.

– Идём со мной! Скорее! – тащит он меня уже за собой, схватив за руку.

И я отмечаю про себя, что он назвал меня по имени. Кира.

Он что, запомнил, как меня зовут?