Из конуры вышла собака, заворчала.

– Ш-ш. Ш-ш, – сказал ей Марат. Она смотрела на него налитыми кровью глазами. Цепи нет. Марат секунду колебался, а потом побежал. Ему повезло – калитка была открыта. Он проскочил на улицу. Оскаленная морда ткнулась в изгородь за его спиной. Марат поднял с земли прут и сквозь щели в плетне ткнул им псину в морду. Он целил в глаз, но попал в нос, оцарапав до крови. Собака отскочила и хрипло залаяла.

Марат оглянулся. Тихо, туманно, дорога широкая и пустая. За пеленой тянутся ряды т-образных столбов и кокосовых пальм. Далеко впереди идут женщины в исламских платках и национальных платьях. Наверное, аканки. Мимо проехал грузовик. В школу еще рано. У него как раз осталась пауза для того, чтобы заштопать майку. Он пошел вдоль по улице.

Череда пальм с другой стороны дороги закончилась, теперь по правую руку от Марата была медленно оживавшая Плаца. Хибары торгашей, передвижные фургончики, мотоциклы с корзинами спереди и сзади, брызги от раздавленных фруктов на асфальте. И над всем этим величавая, далекая голова собора.

Мимо проехал бронетранспортер. Марат смотрел, как по восьми его колесам разбегаются повторяющиеся круги узора. Машина притормозила, пуская в туман темные струи угарного газа. Шестеро солдат сверху рассматривали толпу. Ничего не заметили, и броневик, снова набрав ход, исчез в мареве.

Марат устал босиком по асфальту и повернул на проселочную тропинку. Здесь текла речка Дьюмба, шириной в семь метров – лианы, нависающие над водой, женщины с бельем на мостках. Марат проходил речку только когда шел к школе, воду для дома набирал в колонке.

Женщины стирали белье. Марат попытался пройти вдоль реки, но его остановили.

– Что? – спросил Марат.

– Крокодил, – объяснила женщина. Ее лицо было закрыто, Марат видел только черные глаза и черточку переносицы. Негритянка. Руки мокрые, кожа молодая.

– Снова?

Крокодилы редко доплывали до Дьюмбы. Им не нравились люди, шум, дорога, грязная вода. Хищники, добиравшиеся сюда, обычно становились людоедами. В их брюхе можно было найти серебряные кольца, монетки, куски синтетической ткани. Иногда от одного человека, иногда от многих.

– Да. Его будут убивать сегодня днем. – Она еще секунду смотрела на него. Он почувствовал что-то в ее взгляде. Что-то похожее на страх. И еще притяжение. Сердце забилось чуть чаще.

– Иди своей дорогой, – сказала ему желтокожая старуха без чадры. Девушка снова начала катать ткань по доскам. Марат послушался и не пошел вдоль реки. Вместо этого он повернул, вышел на горбатый деревянный мост, достаточно широкий, чтобы разминулись три человека, и там остановился. Крокодил не опасен, пока твои ноги не стоят в мокрой глине у берега. Сев на деревянные жерди, он перетянул разрыв на майке к себе на живот, достал иголку и начал штопать. Далекий рокот моторов все нарастал. Скоро Плаца будет полна людей, и женщин у воды станет в два раза больше.

Последнего крокодила убили из автомата солдаты. Марат прибежал, но тело уже унесли. Ему сказали, что голова была вся разворочена. Хищник успел схватить человека за ногу, и тот стрелял в него в упор, пока не потратил весь магазин.

Поединок. Марат хотел чего-то такого. Это была настоящая жизнь. Он хотел иметь оружие и право на убийство. Черные стежки ложились на майку цвета хаки. Он прошил в одну сторону, потом в другую – прочность не бывает лишней. Когда кончилась нитка, заткнул иголку обратно в ворот.

Интересно, Роберт уже нашел ее?

Марат спрыгнул с жердей. Доски моста глухо откликнулись на удар. Что-то плеснулось в воде. Он посмотрел вниз. Если это крокодил, можно присмотреться и увидеть его глаза над поверхностью. Но на это нужно время и опыт. А если опыта нет, времени понадобится очень много. Крокодилы тупые, но ловкие: они прячутся в тине, за ветками и грязью, почти не шевелятся, сидят на месте или даже позволяют течению медленно нести себя. Намон сказала однажды, что крокодилы – это злые лоа. Она любит злых лоа. Они позволяют ей кормить их, а она может заставить их убивать для себя.

Марат еще раз пробежал глазами по прибрежной траве, ничего не увидел и пошел к школе.

***

Школа – большое одноэтажное здание. Пологая двускатная крыша со щербатой черепицей. Серые стены, широкие окна. Огромная веранда, которая в хорошую погоду используется как класс. Песчаный двор с футбольными воротами из живых пальм и тремя рядами бревенчатых лавок.

Марат вошел во двор и огляделся. На лавках мальчишки. Собрались почти все, но занятия не начинаются: учителя еще пьют чай в глубине веранды.

У Марата не было друзей. Все в этой школе были протестантами, все были черными, как беззвездная ночь, все знали своих отцов.

Камила нашла эту школу четыре года назад. Она хотела, чтобы ее сын научился читать, писать и считать, но денег на это у нее не было. В трущобах Ямусукро всего несколько бесплатных школ: одна католическая, три исламских. Мальчика без веры туда не принимали.

Марат сел особняком. Сквозь жидкие кроны пальм он видел вершину Нотр-Дам-де-ла-Пэ, вечного молчаливого свидетеля. Туман истаял, и теперь купол казался голубым на фоне серого неба. Он опустил голову.

Во двор вошли трое мальчишек – все из класса Марата. Клавинго, Крис и Поль. Крис родился в протестантской семье, а Клавинго вслед за отцом крестился несколько лет назад и сохранил имя на родном языке. Поль немного отличался от друзей. Он был марабу. Это делало его кожу чуть более светлой, чем у товарищей.

Они прошли мимо Марата. Потом Крис оглянулся: что-то зацепило его взгляд. Он сделал шаг назад. Марат, еще не понимая, в чем дело, но уже озлобленный, поднял на него глаза.

– Смотри, – сказал Крис, – его мать зашила майку неподходящей ниткой.

Клавинго улыбнулся. Марат сместил руку так, чтобы неровные стежки оказались в глубокой тени, но было поздно.

– Цветные нитки, – сказал Клавинго. – Цветному цветная одежда.

Он сам был в аккуратненькой рубашке, белой в коричневую клетку, которая отлично смотрелась с его угольной кожей.

– У тебя тоже цветная одежда, – сказал Марат.

– Не сравнивай меня с собой, оборванец. Моя рубашка клетчатая, а не латаная.

Марат смотрел в его круглое черное лицо. Клавинго был полон спокойного презрения. Тогда он наклонился, зачерпнул под лавкой мягкую глину и, встав, с размаху двумя руками ударил Клавинго в грудь.

– Черному черная рубашка, – сказал он.

Его противники так удивились, что мгновение ничего не происходило. По рубашке потекла жидкая грязь – два огромных темных пятна. Марат почти успел вытереть руки о грудь обидчика.

– Клав, это была твоя лучшая рубашка, – сказал Поль.

Клавинго опустил голову, посмотрел на свою одежду и слегка посерел. На мгновение даже Марат потерял для него значение.

– Это отстирается?

– Может быть, – неуверенно ответил Крис.

– Если я вернусь домой в таком виде, отец меня накажет.

Теперь кровь отлила даже от лица Поля.

– Ну, ведь можно же что-то сделать, – сказал он.

Мысль Клавинго снова сфокусировалась на Марате.

– Ты купишь мне новую.

– И еще щеточку для ботинок, – предложил Марат.

В отличие от него, Клавинго носил обувь. Это были дешевые кроссовки, но Марат, всю жизнь проходивший босым, не видел особой разницы между ними и элегантной обувью буржуев. Щеточка для ботинок была абсолютной роскошью, вещью почти мифической. Марат рассмеялся собственной шутке. Он попытался вытереть оставшуюся грязь о плечо Клавинго, но тот поймал его за руку. Марат уже чувствовал легкие уколы страха – сигнал, предупреждающий, что сейчас последует боль. Их трое, они разъярены. Его почти наверняка побьют – либо прямо сейчас, либо немного позже.

– Ты понимаешь, что сделал? – спросил Поль.

Марат пожал плечами.

– Черному черная рубашка, – повторил он.

– Отстаньте от него, – сказал Алан. – Нельзя травить человека из-за того, что он бедный и с другим цветом кожи.

Алан был маленького роста. Он сидел на лавке довольно близко от разыгравшейся ссоры.

– Заткнись, слабосильный очкарик, – ответил ему Клавинго.

– Не встревай, Алан, – посоветовал Поль. – Он не только цветной. Еще он просто гаденыш.

Алан встал и ушел в другой конец двора. Марат попытался вырвать руку из хватки Клавинго. Тот качнулся, но не отпустил. Крис коротко обернулся на веранду. Учителя еще ничего не заметили.

– Оттащим его, – скомандовал он.

Марат сопротивлялся. Он успел головой разбить нос Клавинго, попытался достать свободной рукой Криса. Он чувствовал волну кровавой ярости. Выцарапать им глаза. Была секунда, когда ему казалось, что сейчас он победит: вырвется, переломит ситуацию, изобьет их.

Не удалось. Клавинго быстро оправился от удара в лицо. Поль ударил Марата в промежность, а потом схватил его за ногу. Клавинго дал под дых. Крис поймал свободную руку Марата и заломил ее. Втроем они оторвали его от земли. Марат мог закричать – так все быстро прекратилось бы – но он только шипел.

Его оттащили за угол школы. По дороге он успел высвободить руку, вцепился в широкоштанные шорты Криса и спустил их до земли. Если бы это случилось на лавках, было бы здорово, но это произошло, когда они были уже за углом школы. Крис чуть не упал, но его друзья не стали смеяться – слишком захвачены были предвкушением расправы.

Клавинго прижал Марата к земле. Марат укусил его за руку. Клавинго ответил, мощно опустив Марату локоть на лицо. Нос лопнул как спелое манго. Теперь они оба были в крови. Минуту назад Клавинго еще мог отстирать рубашку, но теперь упустил этот шанс.

Поль поймал дрыгающиеся ноги Марата. Крис натянул штаны, догнал их и ударил обидчика ногой в пах. Марат понял, что боли больше нет. Туман Ямусукро стал красным. Он отбивался руками и ногами, вырывался, хрипел. Он смог разбить лицо Полю, чуть не выцарапал Клавинго глаз.

– Звереныш, – прохрипел Крис, когда обломанный ноготь Марата остался в изодранных волосах у него на голове.

Раздался первый звонок. Драка кончилась. Клавинго встал на ноги. Марат измождено привалился к стене. Четверо мальчишек смотрели друг на друга. У Поля дрожали руки. Клавинго выглядел жутко. Крис почти не испачкался, но лицо у него было в царапинах.

– Он получил свое, – сказал Поль.

Марат моргнул. Его дыхание постепенно становилось ровным. Он вытер кровь с губ, размазал грязь по лицу.

– Я найду вас по одному, – поклялся он, – и буду уничтожать.

– Он сумасшедший, – чуть испуганно сказал Крис.

– Сын арабской шлюхи, – сказал Поль.

«Странно, – подумал Марат, – я убил ее, но меня все равно так называют».

Крис взъерошил и разгладил волосы на голове, промокнул тыльной стороной ладони одну из кровоточащих царапин на лбу.

– Я на урок. А вы?

Клавинго неожиданно заплакал.

– Отец будет бить меня прыгалками.

– Пойдем, – позвал Поль. – Ты же не хочешь, чтобы это отродье смотрело на твои слезы.

Они двинулись вслед за Крисом, потом Поль оглянулся.

– Эй, звереныш, у тебя есть хоть какие-то деньги?

– Коплю на нож для твоего горла. – Марат встал на колени, потом, опираясь о стену, поднялся на ноги. Поль не выдержал его взгляда и отвернулся. Крис исчез за углом. Клавинго и Поль вышли со двора следом.

Марат расправил плечи, покрутил головой. Хруст в шее. Он сжал кулаки, разжал. Сжал. Разжал. Отряхнулся как собака. При каждом движении боль; напрягая мышцы, он чувствовал, как набухают синяки. Он понял, что ему это нравится. Он как будто стал тяжелее.

Он дошел до лавки. Рюкзак лежал там, где он его бросил. На веранде началось занятие. Учитель стоял спиной, но ребята видели Марата. Где-то там Крис, смотрит на него. Марат улыбнулся и показал им всем палец.

Он расстегнул рюкзак, вырвал страницу из библии и вытер ей лицо. Скомкал, бросил в грязь у основания лавки. Он победил. Его боятся, а не он. Ему-то что? Ему терять нечего. Достав одну из лепешек, он демонстративно откусил кусочек, закинул рюкзак за спину и пошел со двора. Тесто было соленое, разбитые губы щипало, но он продолжал есть, посасывая свою кровь, чувствуя, как зубы впиваются в тугое тесто.

Голубой купол собора маячил за деревьями. Нотр-Дам-де-ла-Пэ был на своем месте, как и всегда. Он смотрел на разбитое лицо Марата и молчал. А Марат смотрел на него и ел лепешку. Ему казалось, что он почти переспорил бога. Солнце так и не вышло из-за туч, но все равно становилось жарко. Роса, выпавшая утром, начала испаряться, над землей стоял тяжелый густой пар. День пройдет, наступит ночь, и вся эта влага снова превратится в туман, чтобы опасть на землю. Только сейчас она была другой – рассеянной, дрожащей в горячем воздухе.

Нашел ли уже Роберт тело матери? Нашел, точно нашел. Но надо еще повременить. Прийти туда, когда все уляжется. Конечно, старик может послать кого-нибудь за ним в школу, но это маловероятно. Скорее, он просто дождется, когда Марат сам придет домой.

Где-то грохнул одинокий выстрел. Дробовик? Марат перестал есть, вскинул голову. Заговорили автоматы. Сухие и гулкие у них голоса. И воздух будто рвется.

– Близко, – вслух подумал Марат.

Речка Дьюмба. Охота на крокодила.

Он побежал.

***

Шершавый асфальт жег ноги. Марат пронесся вдоль улицы. Когда он соскочил в траву, грохот кончился. Добили. Но он все равно не останавливался. Растения хлестали по рукам. Он выскочил на тропинку и побежал быстрее. Боль билась в теле, особенно в паху. Марат улыбался. Он понимал, что силен. Почти любой на его месте сейчас еще лежал бы на земле, утирая кровавые сопли, а он уже мог бежать. Он мог бы даже драться снова.

Он обогнул заборы, выходящие к реке. Навстречу ему попалась аканка в традиционной разноцветной юбке, за которую цеплялись два малыша. Третьего, плачущего, она держала на руках и пыталась успокоить.

– Тихо, тихо, тихо. Крокодил не съест тебя, не съест. Он уже мертвый.

Малыш увидел лицо Марата и уткнулся в складки материнского платка. Женщина зыркнула, но ничего не сказала. Они разминулись. Марат бежал дальше, сжимая в руках недоеденную лепешку. Он увидел еще людей. Трое охотников из гражданских, разочарованные стрельбой, торопились к месту происшествия. У всех автоматические винтовки. Черная сталь в черных руках, босые ноги, светлые рубашки. Марат обогнал их. Он снова увидел мостик, на котором утром штопал свою майку. Люди – охотники и любопытные. Всего собралось человек тридцать. Они стояли на мосту, на досках для стирки и по оба берега ручья. Дула винтовок смотрели в свинцовое небо Ямусукро. Полоскались цветастые юбки аканок и гере. Маленькие дети боязливо таращились на убитого зверя.

Сначала Марат увидел кровь, а уже потом самого крокодила. Багровый поток смешался с зеленоватой водой реки, с отраженным металлом неба. Люди молчали. Крокодил лежал на глиняной отмели между двух настилов для стирки белья. Его еще не начали вытаскивать на берег. Огромное тело наполовину в воде, шесть метров мышц в роговой броне. Марат подумал, что зверь, наверное, весит тонну. Туша почти перекрывала ручей в ширину. Было непонятно, как вообще этот монстр умудрялся прятаться в маленькой речке. И зачем он заплыл сюда?

Мостки были сильно пробиты пулями – дыры в расщепленных досках, кровавые воронки на ребристой спине животного. Марат захотел подойти поближе. Он зашел на мост, нашел свободное место у жердей, остановился. Он увидел огромную морду и приоткрытую пасть. Часть головы крокодила была разрушена, осколки кости торчали наружу. Один уцелевший глаз смотрел на Марата. Он был мертвый, но не такой, как у курицы, и не такой, как у матери. Марат загипнотизировано опустился на корточки. Он видел зеленое мерцание глаза и хищный узкий зрачок. Казалось, крокодил что-то знал и посмеялся над своими убийцами, прежде чем погибнуть. Может, он знал, сколько уже съел людей. А может, и что-то большее. Он был злым лоа и мог знать о Великом Мастере больше, чем сама Намон.

Марат доел лепешку. Он чувствовал, как исчезает вкус крови. Его нос больше не тек, даже ранки на губах затягивались, несмотря на соль. Хорошо. Будет еще много дней. Он найдет своих обидчиков и сделает то, о чем говорил. Он искупает в крови чистюлю Криса. А Поля он будет бить в пах, пока тот не потеряет сознание. К Клавинго он придет в последнюю очередь, после того, как ублюдок оправится от побоев отца. Марат ухмыльнулся.

На берегу рядом с тушей стояли несколько солдат в полукруглых защитных касках с кустиками маскировки. Французские винтовки, надменные лица. Один из солдат вяло снял магазин с винтовки, заглянул в него, бросил в карман. Потом заметил Марата.

– Эй, мальчик-то весь в крови.

Другой обернулся, тоже уставился на Марата.

– С тобой все в порядке?

– Школьная драка, – ответил Марат.

– Твой отец должен отучить тебя от этого дерьма.

– А по мне, так это нормально для мальчишки.

Солдаты потеряли к нему интерес. Тот, который перезаряжал автомат, нашел полный магазин, защелкнул его в пазухи ствольной коробки, опустил предохранитель. Марат чувствовал, что от оружия убийцы исходит жар. Притягательное тепло настоящей смерти. Он подумал, что все-таки надо умыться. Он отошел на десять метров вверх по течению, наклонился над рекой, плеснул водой в лицо. Она была теплая, нечистая, отдающая тлением. Он снял рюкзак и майку, бросил их на кустарник у берега. Лиловые следы побоев на коже немного походили на саркому Капоши на ногах его матери. Противно. Он намочил волосы, протер шею, даже прополоскал рот. Сплюнул, вымыл руки. Он видел, как его кровь смешивается с водой, уносится по течению, исчезает в клубящемся багровом потоке, текущем от тела зверя. Много крови в этой реке. Он присмотрелся к своему отражению. Нормально. Люди уже не будут в тревоге оборачиваться на него.

На другом берегу реки росли пальмы. В просвете между их кронами был Нотр-Дам-де-ла-Пэ. Теперь было видно детали. Круглые бляшки окон в огромном куполе и маленький шпиль наверху.

– Ты видел, как убивали крокодила? – спросил Марат.

Собор, как всегда, молчал.

– Сколько смертей ты видел сегодня?

Тихое журчание воды. Голоса людей на мосту.