Читать книгу «Двойная звезда. Звездный десант (сборник)» онлайн полностью📖 — Роберта Хайнлайна — MyBook.
image
cover

– А за сколько? – фыркнул Дюбуа.

Бродбент метнул в него молнию из-под бровей:

– Да, похоже, я вас понимаю.

– Для артиста, сэр, первым делом – признание. А деньги – так… Подручный материал, благодаря которому мы можем творить свое искусство.

– Хм. Ладно. Ради денег вы за это браться не хотите. А если, скажем, вы убедитесь, что никто, кроме вас, тут не справится?

– Может быть. Хотя трудновато вообразить подобные обстоятельства.

– Зачем воображать. Мы сами все объясним.

Дюбуа вскочил с дивана:

– Погоди, Дэк! Ты что, хочешь…

– Сиди, Джок! Он должен знать.

– Не сейчас и не здесь! И ты никакого права не имеешь подставлять всех из-за него! Ты еще не знаешь, что он за птица.

– Ну, это – допустимый риск.

Бродбент повернулся ко мне. Дюбуа сцапал его за плечо и развернул обратно:

– К чертям твой допустимый риск! Дэк, мы с тобой давно работаем в паре, но если сейчас ты раскроешь пасть… Кто-то из нас уж точно больше ее никогда не раскроет!

Казалось, Бродбент удивлен. Глядя на Дюбуа сверху вниз, он невесело усмехнулся:

– Джок, старина, ты уже настолько подрос?

Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был выше его на голову и фунтов на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага котенка, бойцовский дух бентамского петушка или отчаянная решимость «маленького человека», восклицающего: «Умираю, но не сдаюсь!» И так как Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас подотрут пол.

Вмешиваться я, однако, не собирался. Всякий волен быть битым, когда и как пожелает.

Напряжение между тем нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и хлопнул Дюбуа по плечу:

– Молоток!

Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:

– Извините, мы вас оставим ненадолго. Мне с моим другом надо… кое о чем переговорить.

Номер, как и все подобные номера, был оборудован «тихим уголком» с видео и автосекретарем. Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвел туда. Между ними сразу же завязалась оживленная беседа.

В дешевых гостиницах такие «уголки» не всегда полностью глушат звук. Однако «Эйзенхауэр» – отель люкс и оборудование, конечно, имел соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не слышал ни звука.

Впрочем, губ мне было достаточно. Лицо Бродбента находилось прямо передо мной, а Дюбуа отражался в стенном зеркале напротив. Когда-то я был неплохим «чтецом мыслей» и не раз с благодарностью вспоминал отца, лупившего меня до тех пор, пока я не освоил безмолвный язык губ. «Читая» мысли, я требовал, чтобы зал был ярко освещен, и пользовался очками с… Ну, это не важно. В общем, по губам я читать умел.

Дюбуа говорил:

– Дэк, ты безмозглый, неисправимый и совершенно невозможный придурок! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан – считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны наложит!

Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо! Самодовольное! Помимо вполне трезвой оценки своей гениальности, я всегда полагал себя человеком, в общем-то, скромным…

Бродбент: «…не важно, что карты с подвохом, когда заведение в городе одно. Джок, выбирать нам не из чего!»

Дюбуа: «Ну так привези сюда дока Чапека, пусть применит гипноз, веселящего вколет… Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел и пока мы на грунте!»

Бродбент: «Чапек сам говорил, что на один гипноз да химию надежды никакой. Нужно, чтобы он сотрудничал с нами, понимаешь, сотрудничал! Сознательно!»

Дюбуа фыркнул: «Какой там „сознательно“ – ты посмотри на него! Видал когда-нибудь петуха, вышагивающего по двору? Да, с виду этот тип вылитый шеф, черепушка такой же формы… Но внутри-то она пустая! Нервишки не выдержат, сорвется и все испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, – он не актер, а одно название!»

Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он «пустил петуха», он и то бы не оскорбился сильнее. Однако, думаю, в тот миг я не посрамил мантию Бёрбеджа и Бута, так как продолжал спокойно полировать ногти. Впрочем, про себя я решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля Дюбуа сперва смеяться, а затем – плакать, и все это в течение двадцати секунд. Я подождал еще немного, поднялся и направился в «тихий уголок». Они моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:

– Бросьте, господа. Я передумал.

Дюбуа несколько расслабился:

– Так вы отказываетесь?

– Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять. Дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть. Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. Деловые заботы моего продюсера меня не касаются. Я согласен.

Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.

– Ладно, – согласился он, – продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то играть придется раз или два – по часу, примерно.

– Это не так уж важно. Главное, чтобы я успел как следует войти в роль… Так сказать, перевоплотился. Но все же – сколько дней я буду занят? Нужно ведь предупредить моего агента…

– Э нет. И речи быть не может.

– Но – сколько? Неделя?

– Меньше. Иначе – мы идем ко дну.

– А?

– Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?

Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за короткий разговор со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным. Я махнул рукой:

– Это – потом. Не сомневаюсь, вы заплатите гонорар, соразмерный важности моей работы.

– Отлично.

Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:

– Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем по плану «Марди Гра». Пусть сверяется с нами. Лоренцо…

Он кивнул мне, и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и спросил:

– Сможете что-нибудь сообразить из этой ерунды?

Ерунда и есть – из тех непрофессиональных, но с претензией составленных гримерных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих артистов. Я оглядел его с легким презрением:

– Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И без всякой подготовки?

– А? Нет-нет! Я хочу, чтобы вы… изменили лицо. Чтобы никто не узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?

Я холодно ответил, что быть узнаваемым – тяжкое бремя любой знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком публичном месте узнают толпы народу.

– О’кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.

Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел то, что Дэк считал моими орудиями производства. Грим – в самый раз для клоуна, вонючий театральный клей, фальшивые волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги… Силикоплоти вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках нашего ремесла. Но если ты действительно мастер, то способен творить чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в творческий поиск.

Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший – отвлечь внимание. Засуньте человека в мундир, и его лица никто не заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится на этот нос, а человек воспитанный – отвернется. И никто не запомнит ничего, кроме носа.

Но этот примитив я отложил до другого раза. Моему нанимателю, как я понял, требовалось, чтобы меня не заметили вовсе. Это уже потрудней: обращать на себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое, незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннесса. Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она аристократически утонченна, слишком красива – худшее из неудобств для характерного актера. Как говаривал отец: «Ларри, ты чересчур смазлив! Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. „Дурак“ и „красавчик“ – два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе под стать».

Потом он доставал ремень и начинал стимулировать мой мозг. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный массаж gluitei maximi[1] посредством ремня весьма способствует оттоку лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове на слабо натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль.

Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.

– Да господи ты боже!.. – завопил он. – Вы и не начинали?

Я холодно глянул на него:

– Я так понял – вам нужна моя лучшая творческая работа. А сможет, к примеру, повар, будь он хоть cordon bleu[2], приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади, скачущей галопом?

– К дьяволу всех лошадей! – Он посмотрел на часы. – У вас еще шесть минут. Если не уложитесь, придется выходить как есть.

Ладно. Конечно, времени бы побольше, однако я дублировал отца в его коронном номере «Убийство Хьюи Лонга» (пятнадцать лиц за семь минут) и однажды сыграл на девять секунд быстрее!

– Стойте, где стоите, – бросил я. – Момент.

И я стал Бенни Греем – ловким, неприметным человечком, убивающим направо и налево в «Доме без дверей». Два легких мазка от крыльев носа к уголкам рта – для придания щекам безвольности, мешки под глазами и землистый «Макс Фактор № 5» поверх всего. На все около двадцати секунд – я мог бы наложить этот грим во сне. «Дом» выдержал девяносто два представления, прежде чем его записали на видео.

Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:

– Господи! Прямо не верится…

Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но мне он нужен был исключительно для Бродбента. Тот в простоте душевной полагал, что все дело в краске да пудре.

А Бродбент все еще глазел на меня.

– Слушайте, – умерив голос, протянул он, – а нельзя ли проделать такое со мной? Только быстро.

Я уже собрался ответить «нет», но тут понял, что это своего рода вызов моему мастерству. Ужасно захотелось сказать: попади он в руки моему отцу пятилетним, сейчас был бы готов торговать на улице сахарной ватой. Однако я придумал нечто получше:

– Вы просто хотите, чтобы вас не узнали?

– Да-да! Можно меня наштукатурить как следует, налепить фальшивый нос или еще чего?

Я покачал головой:

– Как бы я вас ни «штукатурил», все равно будете не лучше мальчишки на Хеллоуин. Играть-то вы не умеете, и учиться поздновато. Ваше лицо трогать не будем.

– Все же… Если приделать мне этакий рубильник…

– Послушайте, «этакий рубильник» только привлечет к вам внимание, будьте уверены! Как вам понравится, если кто-нибудь из знакомых, увидев вас, скажет: «А здорово этот верзила похож на Дэка Бродбента! Прямо вылитый, разве что нос другой»?

– А? Меня такое устроит. То есть пока он уверен, что это не я. Я-то сейчас должен быть… В общем, на Земле меня нет.

– Он будет абсолютно уверен, что это не вы. Походка – вот ваша основная беда. Мы ее поменяем, и это будете вовсе не вы, а любой другой высокий, плечистый парень, немного смахивающий на Дэка Бродбента.

– О’кей. Как я должен ходить?

– Нет, вы этому не научитесь. Мы заставим вас ходить, как надо.

– Это как?

– Насыплем мелких камешков в носки башмаков. Это вынудит вас опираться больше на пятки и ходить прямее. Таким образом, вы избавитесь от скрюченности и кошачьих повадок космолетчика. Мм… А лопатки стянем клейкой лентой, чтобы вы не забывали расправлять плечи. Этого будет вполне достаточно.

– Думаете, стоит изменить походку, и меня не узнают?

– Мало того – никто не сможет сказать, почему так уверен, что перед ним не вы. Подсознательная уверенность не оставит никаких сомнений. Можно, если хотите, поработать еще и с лицом, просто ради вашего спокойствия…

Мы вышли из ванной. Я, конечно, оставался Бенни Греем: если уж вошел в роль, требуется некоторое усилие, чтоб вновь стать самим собой. Дюбуа занимался видеофоном. Он поднял глаза, увидел меня, и у него отвисла челюсть. Джок, как ошпаренный, вылетел из «тихого уголка» и заорал:

– Это еще кто? Где актер?

На меня он посмотрел лишь мельком: Бенни Грей – этакий вялый, неприглядный мужичонка, смотреть не на что.

– Какой актер? – поинтересовался я ровным, бесцветным голосом Бенни.

Дюбуа одарил меня еще одним взглядом и вновь отвернулся бы, кабы не обратил внимания на одежду. Бродбент, расхохотавшись, хлопнул товарища по плечу:

– Тебе, помнится, не нравилась его игра?

Затем уже другим тоном:

– Со всеми успел связаться?

– Д… да. – Дюбуа, совершенно убитый, еще раз посмотрел на меня и отвел взгляд.

– О’кей. Через четыре минуты нужно сваливать. Посмотрим, Лоренцо, как быстро вы обработаете меня.

Дэк успел снять ботинок, куртку и взялся за сорочку. Тут засветился сигнал над дверью и зажужжал зуммер. Дэк застыл:

– Джок, мы что, ждем кого-то?

– Это Лэнгстон, наверно. Он говорил – может, успеет заскочить до того, как мы отчалим.

Дюбуа направился к двери:

– Не похоже. Это скорее…

Я так и не успел узнать, на кого похоже это скорее. Дюбуа отворил. В дверях, будто гигантская поганка из ночного кошмара, стоял марсианин.

Какое-то время я не видел ничего, кроме марсианина. И не замечал ни Жезла Жизни в его ложнолапах, ни человека за его спиной.

Марсианин скользнул в комнату, человек последовал за ним. Дверь захлопнулась.

– Добрый день, господа, – проквакал марсианин. – Уже уходите?

Меня скрутил острый приступ ксенофобии. Дэк, запутавшийся в рукавах сорочки, был вне игры. Но малыш Джок Дюбуа проявил подлинный героизм и стал мне больше чем братом. После смерти, к сожалению…

Он бросился на Жезл, заслонив собой нас.

Скорее всего, Джок умер еще прежде, чем упал. В животе его зияла дыра, куда свободно прошел бы кулак. Но перед смертью он успел сжать в руках ложнолапу и, падая, не отпустил. Она вытянулась, словно сливочная тянучка, и лопнула у самого основания. Несчастный Джок продолжал сжимать Жезл в мертвых пальцах.

Человеку, пришедшему с этой вонючкой, пришлось отскочить, чтобы достать пушку. И тут он прокололся: нужно было пристрелить сперва Дэка, а затем меня. Вместо этого он пальнул в мертвого Джока, а второго выстрела Дэк ему не оставил, попав точно в лоб. Ишь ты, а я и не знал, что Дэк при оружии!

Марсианин даже не пытался смыться. Поднявшись, Дэк подошел к нему и сказал:

– А, Рррингрийл. Вижу тебя.

– Я вижу тебя, капитан Дэк Бродбент, – проквакал марсианин. – Ты скажешь моему Гнезду?

– Я скажу твоему Гнезду, Рррингрийл.

– Благодарю тебя, капитан Дэк Бродбент.

Длинный костлявый палец Дэка целиком вошел в ближайший глаз марсианина, достав, похоже, до самого мозга. Дэк выдернул палец – весь он был вымазан отвратительной зеленоватой слизью. В агонии тварь втянула ложнолапу в «ствол», но даже мертвая оставалась стоять на своей подошве. Дэк бросился в ванную, там зашумела вода. Я застыл в столбняке, не в силах двинуться с места, совсем как сдохший Рррингрийл.

Появился Дэк, вытирая руки о рубаху:

– Нужно их убрать, и быстро!

Ничего себе – «вытри стол»!

Я решил выяснить отношения. Одной, довольно путаной, фразой объяснил ему, что в это дело встревать не желаю, что теперь нужно вызывать полицию, и я хочу свалить до того, как здесь будут ищейки, и пошел он – не скажу куда – со своими перевоплощениями, а я намерен, расправив крылышки, упорхнуть в окно. Дэк отмахнулся:

– Не трясись, Лоренцо. Мы в цейтноте. Помоги-ка оттащить их в ванную.

– А? Бог с тобой! Запрем номер, и ноги в руки! Авось на нас не подумают.

– Авось не подумают, – согласился он, – никто не знает, что мы здесь. Но они без труда догадаются, что Джока убил Рррингрийл. Вот этого допустить нельзя. Сейчас – нельзя.

– А?

– Мы не можем позволить газетчикам растрезвонить, что марсианин убил человека! Заткнись и помогай.

Я заткнулся и стал помогать. К счастью, мне вспомнилось, что Бенни Грей был худшим из маньяков-садистов, когда-либо баловавшихся расчлененкой. Он-то и оттащил оба тела в ванную, пока Дэк, вооружившись Жезлом, довольно умело разделывал Рррингрийла на мелкие кусочки. Первый надрез он постарался провести так, чтобы не задеть мозговой полости, и проделал это довольно чисто. Однако помочь ему я все равно бы не смог. По-моему, дохлый марсианин воняет куда хуже живого.

Ублиетка нашлась тут же, в стене, за биде, но, если бы не традиционный трилистник – значок радиации, мы бы ее долго искали. Сбросив туда останки Рррингрийла – у меня даже достало храбрости помочь, – Дэк все тем же Жезлом принялся расчленять трупы людей, спуская кровь в ванну.

Ну и кровищи в человеке! Мы полностью открыли краны, но работа все равно была грязная. А взявшись было за бедного малыша Джока, Дэк вдруг остановился. На глазах его показались слезы, он сделался как слепой, и я забрал у него Жезл, пока он не отхватил себе пальцы. Бенни Грей вновь занялся привычной работой.

Когда я закончил, в номере не осталось никаких следов двух людей и марсианского монстра. Тщательно вымыв ванну, я наконец разогнулся. В дверях возник Дэк. Он был спокоен, будто ничего не случилось.

– Я проверил, не осталось ли чего на полу. Если сюда доберется криминалист со своим оборудованием, он запросто установит, как было дело. Но он, надо думать, не доберется. Пошли! Нужно наверстать почти двенадцать минут.

Мне и в голову не пришло спрашивать – куда и зачем.

– Сейчас подкуем тебе башмаки…

Дэк замотал головой:

– Нет, жать будут. Теперь главное – скорость.

– Хозяин – барин, – ответил я и отправился за ним.

У двери он притормозил:

– Да. Неподалеку могут быть другие. Если что – стреляй, иного выхода нет.

Жезл Жизни он держал наготове, прикрыв его плащом.

– Марсиане?

– Или люди. Или смешанным составом.

– Дэк, а Рррингрийл был с теми, в баре «Маньяна»?

– Ну да! С чего же я, по-твоему, все ходил вокруг да около, а после притащил тебя сюда? Похоже, они сели тебе на хвост. Или мне. Да ты не узнал его разве?

– Еще чего, конечно не узнал. Эти твари, на мой взгляд, все одинаковые.

– Ну, они то же самое про нас говорят. А в баре был Рррингрийл, его парный брат Ррринглатх и еще двое из их Гнезда или побочных линий. Все, пора. Увидишь марсианина, стреляй. Вторую пушку прихватил?

– Да. И знаешь, Дэк… Ничего в ваших делах не понимаю, но, пока эти твари против вас, я с вами. Терпеть не могу марсиан.

Он ошарашенно уставился на меня:

– Не пори ерунду! Вовсе мы не боремся с марсианами. Те четверо – просто ренегаты!

– Ка-ак?!

– Приличных марсиан очень много, то есть почти все. Да и Рррингрийл – не из худших. Славно я, бывало, поигрывал с ним в шахматишки…

– Ах вон оно что… Ну, коли так…

– Кончай. Поздно отступать. Марш к пневмотрубе! Я прикрою.

Я закрыл рот. Спорить не приходилось – действительно, по самые брови увяз.

Мы спустились в цоколь и двинули на скоростную линию, к экспресс-капсулам. Одна двухместная как раз оказалась свободна. Дэк буквально впихнул меня внутрь, я даже не заметил, что за код он набирает, но, когда перегрузка отпустила, я не очень удивился мигающей надписи: «Космопорт Джефферсон – просьба освободить капсулу».