Глава 3

Щель под дверью вспыхнула голубым свечением на мгновение.

– Порталом ушёл, негодяй, – сказала сестра Мерле, снова помахивая у себя перед лицом ладонью. – Но как бы это ужасно ни звучало, возможно, этот пошляк прав, и тебе лучше будет пока пожить вдали от столицы. Затем, когда достигнешь совершеннолетия, сможешь перебраться в другой, более технически развитый мир. Где уровень магии не столь важен, а Орден Инквизиции не так яро раскинул свои щупальца… Храни их Светлые боги! – снова знак-закорючка у лба. – Ох, милая, прости! Это я виновата. Так радовалась за тебя, что ненароком сглазила твою удачу. Раскаркалась: «академия-академия»! И вот, пожалуйста! Верно говорят, не спеши радоваться поперёд дела…

Я успокаивающе погладила монахиню по руке. Мне было приятно, что эта женщина так переживает о моей судьбе. Хотя, казалось бы, кто я ей, да? Но, видимо, во мне и правда что-то есть, раз Мироздание благословляет меня подобными Мерле людьми.

– Так, негоже раскисать! – шмыгнула носом монахиня, схватила меня за руку и опять потащила за собой по коридорам. – Времени до убытия поезда осталось мало, а нам так много нужно успеть сделать!

Я безропотно старалась поспевать за ней. Но в реальности просто мотылялась позади, гулко бухая своими ботиночками по полу на поворотах, чтобы не вмазываться в стены. Ладно, будем смотреть правде в глаза: меня болтало из стороны в сторону, как непотребное в проруби, пока монахиня тащила меня на буксире, крепко держа за руку. Мерле неслась вперёд со скоростью локомотива, и встречные монахи сразу вжимались в стены и без предупреждающего гудка. Тьфу-ты, окрика. Вот это дрессура… аж завидно! Сразу заметно, уже не раз кеглями от неё летали.

– На твоё счастье, у меня там живёт двоюродная сестра Марвена Торн. Держит в Усваре таверну «Хромой пёс».

Теперь мне были понятны познания сестры Мерле об этом городке. И раз она сказала: «Дыра-орки-гномы», значит, так оно и есть.

– Я напишу письмо, передашь ей его сразу по приезде. Пусть присмотрит за тобой, пока ты там в приюте жить будешь.

– Какой ещё приют?! В смысле, поживёшь в приюте?! – я резко упёрлась обеими ногами в пол, пытаясь затормозить.

Но для Мерле это не стало препятствием, она с лёгкостью продолжала тащить меня за собой.

– Не хочу я ни в какой приют! Можно как-нибудь без него обойтись?

– Ну, а где ты там жить-то будешь? Комнату над таверной снимешь? Их Марвена сдаёт только на ночь. Или девицам лёгкого поведения из Гудзорского борделя. Одни с мужчинами путешествуют в качестве компаньонок, дорогу им скрашивают. А кто специально в Усвар рожать приезжает, чтобы ребёночка потом в приюте оставить. Опасно там девочке без присмотра жить, таверна есть таверна. Да и на что? В Усваре, как и во всех городах, где есть детские сиротские дома, гражданам запрещено давать детям деньги. Если и возьмут на работу, то за еду. А плата за жильё? Одежду себе на что покупать будешь? В приюте хоть какая-то, но крыша над головой будет. В обноски, но одета. Усвар находится в низине у подножия гор, там даже летом холодно. Точно! – хлопнула она себя по лбу. – Тебе ещё пальтишко нужно раздобыть. Что-нибудь поплоше, чтобы не отобрали…

– Так! Стоп! – строго сказала я. То, что я сейчас услышала, меня совсем не обрадовало и нужно узнать подробности, пока не стало слишком поздно.

Монахиня резко затормозила и удивлённо уставилась на меня.

– Объясни мне толком, какая жизнь в приюте, иначе я с места не сдвинусь. Образование есть? Будет ли у меня возможность куда-нибудь поступить потом?

– Ой, да какое там образование, – махнула рукой Мерле. – Если читать-писать детей выучат, и то хорошо. Девочки после наступления совершеннолетия едут в Гудзор и пристраиваются служанками, или … в бордель. Мальчики идут матросами или чернорабочими.

Ага, ясно. Девочки в бордель, а после рожают и сдают детей в тот же приют, из которого и вышли. Порочный круг какой-то. Не-не-не, я на такое подписываться не хочу.

– Есть возможность несовершеннолетнему жить не в приюте?

– Ну-у… силком туда никто тащить не будет, конечно, – пожала плечами Мерле. – Но как ты без денег-то проживешь? Припрёт, сама придёшь, деваться-то тебе некуда. Но имей в виду, на воротной арке любого приюта висит артефакт. Пройдёшь под воротами и автоматически будешь зачислена. Тут уже да, всё строго. Если сбежать надумаешь, будут ловить и возвращать в этот приют раз за разом. Так что сразу решай, как жить дальше. Я напишу Марвене, пусть приютит тебя на несколько дней. Осмотришься в городе, пообвыкнешь, да и поймёшь, что других вариантов у тебя нет.

Я благодарно покивала, а сама сделала пометку в мозгу:

«Ищи, Лина, варианты! Приют – как крысиная клетка, раз войдёшь и уже ничего путного в жизни не добьёшься. Образование тебе хорошее нужно, пуще хлеба насущного. Будет образование, выкарабкаешься как-нибудь».

– Ну? Идём тогда? Времени совсем нет. Ещё с собой тебе нужно что-нибудь перекусить собрать. И пальтишко, опять-таки, найти… Рассиживаться некогда, на поезд бы не опоздать. Так что, извини, хоть и обещала тебя накормить после магической проверки, но кушать теперь тебе придётся в вагоне, – и снова потащила меня за собой.

Монахиня собрала мне с собой небольшой саквояж, разумно снабдив сменой нижнего белья и чулок. Раздобыла простенькое, сильно поношенное, но чистое коричневое пальто с кожаными ремешками на шее. Стоило мне его надеть, как на плече и правой стороне груди тут же возник узорный орнамент с буквой «С» в центре – метка странника, которая будет проявляться ещё год.

На перроне, в пару, суете и толкотне, сестра Мерле всунула мне в руку мешочек с монетами из своих личных сбережений и конверт с письмом для своей кузины. Несколько раз трогательно обняла, поцеловала в лоб, осенила своим, уже привычным мне, знаком-загогулькой и мягко втолкнула в вагон. Ехать до Усвара мне предстояло одной. Выдавив из себя улыбку, я помахала ей на прощание и, цепко зажав в пальцах билет, пошла разыскивать своё место.

Вагон оказался общим. Но приятно порадовали мягкие сиденья, обращённые друг к другу и узкий столик между ними. Я поставила саквояж и выглянула в окно, выискивая в толпе сестру Мерле. Люди пёстрой рекой текли возле вагона. Шумели, толкались, но светло-серого наряда монахини в этой толчее видно не было. Может быть, оно и к лучшему: долгие проводы – лишние слёзы. А Мерле и так уже для меня много сделала.

Я вздохнула и села на своё место, притулив саквояж возле себя. Из него ощутимо потянуло вкусным запахом пирожков и чего-то ещё съестного. Живот бурно отреагировал голодным урчанием на аромат. Я осмотрелась. Пассажиры занимали свои места, махали провожающим в окна. Как-то неловко доставать перекус и есть. Пожалуй, подожду, когда кто-нибудь ещё решит трапезничать, и тогда без стеснения тоже поем.

Чтобы отвлечься от мыслей о еде, я принялась рассматривать людей на перроне. Толпа поражала воображение своей разномастностью. Я легко угадала в высоких светловолосых и остроухих господах эльфов, а в кряжистых, точно вырубленных из серой скалы – орков. Вот необычайно красивая, но бледная девушка вскользь мазнула по мне глазами, и я заметила в них красные отблески. Неужели вампир? А там, распихивая толпу локтями, пробирались гномы, на первый взгляд показавшиеся мне детьми. Но заплетённых в косы бород у детей не бывает.

Какой теперь мне казалась Грязь… – тьфу-ты! То есть Земля – серой и унылой. Здесь жизнь била ключом, энергия будто наполняла воздух. Я чётко ощущала разницу. Да, на Земле аура похожа на стоячую воду, нужно каждый раз прилагать усилия, чтобы вытянуть себя из депрессивного настроя. Вытягивать себя буквально за волосы. А здесь, стоило мне приуныть, невидимые потоки омыли меня, стирая и унося мою печаль.

Конечно, будущее пугало своей неизвестностью, но новый мир манил, разжигал внутри любопытство. Хотя, возможно, это просто влияние на сознание нового, ещё детского тела, а не то, что я себе напридумала.

Паровоз издал громкий свистящий гудок и обдал перрон паром. Вагон слегка вздрогнул, и толпа плавно поплыла за окном вместе с вокзалом. Пассажиры стали успокаиваться, отлипать от окон и рассаживаться согласно купленным билетам. На сиденье рядом со мной присел седоватый мужчина в строгом костюме. Он развернул газету и углубился в чтение. Стараясь не выглядеть излишне навязчивой, я скосила глаза и рассмотрела его ухоженные руки, блестящие золотом запонки на манжетах. Этот человек явно был не из рабочего класса. Возможно, юрист или бухгалтер, если такие профессии здесь имелись.

Удовлетворив любопытство, я отвернулась к окну. Поезд выезжал из города, словно объезжая его по кругу, и я имела удовольствие полюбоваться на храмы, ратуши и, конечно же, дворец.

«Возможно, я когда-нибудь ещё сюда вернусь, – мысленно вздохнула я и откинулась на сиденье. – Но не ранее, чем Инквизиция перестанет неровно дышать смертью моей персоне в затылок».

Поезд набирал скорость, всё чётче выбивая колёсами ритм по рельсам: «ту-ту-тук-тук, ту-ту-тук-тук». Двух-трёхэтажные дома сменились каменными лачугами. А вскоре и те растаяли в изумрудных полях. Все краски казались более насыщенными, ярче, чем на Земле. Небо синее, а трава зеленее. Хотя, возможно, всё дело в смоге. А вернее, в его отсутствии.

На сиденье напротив грузно плюхнулась запыхавшаяся женщина и стала шумно обмахиваться веером. Рядом с ней скромно приткнулся щуплый паренёк. Кровное родство в них угадывалось сходу: мать и сын. Я вежливо улыбнулась попутчикам. В ответ эта «мадам», кривя излишне ярко накрашенные губы, окатила меня презрительным взглядом. Что ж, бывает и такое. Возможно, моя вежливость была воспринята как попытка более близкого знакомства. В местном обществе явственно присутствовало чёткое разделение на слои. И, видимо, меня сочли низшим классом, оценив по одёжке. Хотя, в некотором роде, так оно и есть, она угадала: я – нищая. Пока.

Придав лицу невозмутимое выражение, я снова отвернулась к окну. Ехать ещё долго, и обострять ситуацию не хотелось.

– Ваши билеты, пожалуйста, – обратился к нам кондуктор.

Мой сосед по сиденью отложил газету и протянул свой билет. Кондуктор кристаллом-артефактом считал метку на запястье мужчины, сверился с билетом, оторвал от него корешок и вернул билет пассажиру. Следующей протянула свой билет я. Мой сосед снова раскрыл газету и опять углубился в чтение. Кондуктор повторил манипуляции с артефактом и корешком. Когда он закончил с оставшимися двумя моими попутчиками, кривящая губы матрона не выдержала:

– Послушайте, голубчик, – обратилась она к нему. – Скажите, неужели вот с этим ничего нельзя поделать? – она визгливо выделила в своей речи «этим» и ткнула пальцем в мою сторону.

Я не сразу сообразила, что она имеет в виду, и быстро оглядела своё пальто на наличие каких-либо пятен и прочих неэстетичных вещей. Когда ничего не обнаружила, до меня дошло, что эта мадам подразумевала ВСЮ меня.

– Билет у девочки в полном порядке, – пожал плечами проводник. – Что вы хотите?

– Как же?! Разве вы не видите, что это… – она сделала паузу и с ненавистью выплюнула мне в лицо: – Пэрри!

Ах, да, точно. Сестра Мерле и Ульрих говорили же, что в некоторых местах моя новая фамилия используется как пренебрежительное обращение к странникам. Порой даже как ругательство. Не думала, что так скоро столкнусь с этим. Вот спасибо, Ульрих! Удружил так удружил.

– Что вы молчите?! – ярилась мадам всё сильнее. – Неужели, чтобы избавиться от общества этой пэрри, мне необходимо обратиться к начальнику поезда?!

Так-так, дорога до Усвара обещала быть невыносимо тяжёлой. Пассажиры уже заметили разгорающийся скандал и с интересом прислушивались. Некоторые, даже не стесняясь, глазели, привставая со своих мест. Вот, ещё мнят себя выше кого-то, а у самих полное отсутствие воспитания. В повисшей тишине я чётко слышала ползущие по вагону шепотки, точно змеиное шипение. И все они были на стороне этой мадам.

Похоже, мы сестрой Мерле ошиблись и взяли билет в неподходящий для пэрри вагон. Я взглянула на кондуктора. Пожилой мужчина пошёл бордовыми пятнами, кончики его пальцев дрожали, но он упрямо продолжал молчать. Кажется, мне следует возглавить этот бедлам и вывернуть ситуацию в выгодное для себя русло.

– Действительно, уважаемый, – ледяным тоном с достоинством проговорила я. – С этим срочно нужно что-то делать. Здесь отчаянно смердит расизмом. А я слышала, что он заразен и крайне вреден для здоровья.

Рядом со мной из-за газеты отчётливо послышалось насмешливое «кхех!» лощёного господина. А кондуктор, поначалу взирая на меня с недоумением и жалостью, теперь вернул себе здоровый вид лица. И уже прятал усмешку в уголках губ, искоса поглядывая на обвисающее лицо мадам.

– Не были ли бы вы столь любезны, – продолжала я, – пересадить меня в другой вагон. Где моя нежная детская психика была бы ограждена от пагубного влияния подобной этой… этой… – тут я запнулась. Называть «госпожой» эту склочницу мне категорически не хотелось, а более-менее подходящих местных обращений я не знала. Ну, не «гражданочкой» же её называть, в самом деле?

– Тэрра, – тихо подсказали мне из-за газеты.

– Благодарю, – кивнула я и исправилась: – От пагубного влияния подобных этой тэрре.

Кондуктор просиял и разве что не аплодировал мне в открытую. Теперь бордовыми пятнами пошла «мадам».

– К сожалению, юная дира, все купе в первом классе заняты, – с достоинством поклонился мне кондуктор. – Но я могу узнать, сможет ли начальник поезда уступить вам своё личное купе на время вашей поездки.

Тихое «пф-ф!» прозвучало из-за газеты. Но я и без него догадалась, что кондуктор опасно переигрывает. К счастью, мадам этого не поняла. Выдохнула: «– Что?!.. Да как?!.» – и захлебнулась возмущением, не в силах вымолвить ни слова.

– Думаю, не стоит беспокоить начальника поезда из-за пустяков. Он занят важным делом, отвечая за каждого из нас в нашем путешествии. Светлые боги указуют нам быть в смирении и скромности. Я с благодарностью приму место в любом другом вагоне. Пусть Светлые боги благословят наш путь! – и осенила себя знаком-загогулькой сестры Мерле.

Весь вагон повторил за мной, пришёптывая на выдохе: « – Пусть благословят наш путь». Я бросила взгляд победительницы на тётку: вот так, негодяйка! Я – нежный агнец, воспитанная и набожная девочка-скромница. А ты – злобный агрессор, нападающий на невинное дитя. Фу такой быть. Сиди теперь здесь и растекайся дрожащей лужицей под гнётом всеобщего неодобрения и негодования.

– В таком случае позвольте мне донести ваш багаж, юная дира, – снова поклонился кондуктор и принял мой саквояж. – Следуйте за мной.

Господин с газетой встал, пропуская меня. Я заметила весёлые искры, скачущие у него в глазах, и улыбнулась ему на прощание.

Я привычно спряталась под маской вежливой полуулыбки и пошла за кондуктором, держа спину гордо и прямо под любопытными взглядами пассажиров.

– Да-да! Отведите её в загон для кентавров! – раздалось визгливое мне в спину, – Тоже мне, дира нашлась! Знай своё место, грязная пэрри! – тётка вышла из ступора и решила оставить последнее слово за собой. Но после драки кулаками не машут, теперь её ядовитое брызганье слюной было сродни тявканью брехливой подзаборной шавки и вызывало в окружающих только брезгливое раздражение. Я тоже невольно поморщилась: очень хотелось вернуться и вмазать ей хорошенько. Но тогда весь эффект, которого я добивалась, будет похерен. Я просто скачусь до её уровня – банальной базарной бабищи.

Я усилием воли запихнула шипящую злость поглубже и надела на неё строгий ошейник.

Вот. Я опять это делаю, подавляю эмоции. Всё-таки от старых привычек сложно избавиться.