Цитаты из книги «Одиннадцать видов одиночества»

он помнил только свою уверенность в том, что у них все хорошо, что их история начинается очень удачно, что ее широко распахнутые сияющие глаза видят его именно таким, каким он хотел перед нею предстать. Все, что бы он ни говорил, казалось ей чрезвычайно остроумным, а то, что говорила она, – или сам звук ее голоса, какие бы слова она ни произносила, – вызывало в нем ощущение силы, словно он становился и выше ростом, и шире в плечах – таким, каким отродясь не бывал.

Мы едва ли не расстраивались, когда на задворках лагеря он разрешал нам перейти на походный шаг и каждый из нас снова становился самим собой – отдельно взятой личностью.

Вся эта мелкая жизнь маленьких клерков, мелкая крысиная возня… Пойми, они все на одно лицо. Эти люди – совершенно одинаковые. Они все время говорят одно и то же: «Эй, как там „Янкиз“ сыграли?» или «Эй, как там „Джайантс“ выступили?»[2] – и живут они все у черта на куличках, где-нибудь в Саннисайде, или Вудхейвене, или в других жутких местах, и мамаши их расставляют на каминных полках этих ужасных фарфоровых слоников.

залихватски ударил по клавишам,

Безупречностью легко восхищаться, но любить ее трудно, а Рис не желал облегчить нам задачу. Это была единственная его ошибка, но очень серьезная, ибо уважение без любви – чувство непрочное – во всяком случае, когда речь идет о юных незрелых умах. Рис дозировал душевное тепло не менее строго, чем питьевую воду: наслаждаясь каждой крошечной каплей несоизмеримо сильнее, чем оно того стоило, мы всегда жаждали еще и никогда не получали достаточно, чтобы утолить жажду. Мы были счастливы, когда он вдруг перестал коверкать наши имена на перекличке, и пришли в полный восторг, заметив, что в его замечаниях больше нет стремления оскорбить, ведь мы понимали: это знаки того, что он признает наши успехи в солдатском деле, – однако почему-то мы чувствовали, что имеем право на большее.

Вся ее жизнь состояла из строго упорядоченной смены множества заученных настроений – точнее, ее жизнь стала такой. И она с этим отлично справлялась; лишь иногда, пристально, с близкого расстояния заглянув ей в лицо, можно было догадаться, каких усилий ей это стоит.

Вообще говоря, можно ведь и рассудка лишиться, пытаясь устроить себе сеанс психоанализа – среди бела дня, посреди Лексингтон-авеню.

Забыть ли старую любовь И не грустить о ней?

Позднее он еще не раз вспомнит, как упирался взглядом в гладкий черный пластик столешницы между своими неподвижными руками и эта поверхность казалась ему единственным спокойным и стабильным местом во вселенной.

В голове Кена уже возникали новые планы на эту ночь: наслаждаясь прохладой, они будут гулять по набережной Круазет и вести долгий серьезный разговор о цельности человеческой личности, что сейчас редко встретишь среди всеобщего притворства, хотя стремление к этому, по идее, должно пронизывать всю нашу жизнь.