Глава 3

Утром мы поднялись еще затемно, потому что спать на голых досках нар и кроватных сетках, хоть и в спальниках, было очень жёстко. Васька ушел за оленями, а мы с Колькой начали выносить вещи на улицу. Васька привел шесть оленей, следом за ними прибежали две собаки.

– Собак возьму двух, – сказал Васька, – Дингу заберу с собой, а то у Петра там одни кобели остались, а с Дружком будете возвращаться назад. Он зверовой, а там много медведей, хоть ночью будет охранять.

– Да не нужен он нам, его тоже забери с собой, мы и без него дойдём, его же ещё и кормить по дороге надо, – сказал Колька.

– Нет, Дружка с собой брать никак нельзя, он подраться любит, они там передерутся, – сказал Васька, – пусть уж лучше с вами останется.

Колька махнул рукой и отвернулся в сторону оленей и тут же стал снова ругаться.

– Ты что же это, самых худых и самых старых оленей привёл, что лучше этих не было, – возмущался Колька.

Олени и правда были старые и худые.

– Какие были, таких и дали, лучше этих не было, а дареному коню, сам знаешь что, – сказал, улыбаясь, Васька.

– А назад мы их, что на себе понесём, их же нужно вернуть хозяину, – не мог, успокоится Колька.

– А ты что молодых захотел, чтобы каждое утро искать их по лесу, эти хоть привычные к такой работе и далеко от палатки не уходят, я не первый раз их у него беру, – сказал Васька. Да и дорогу в Долину смерти они помнят, не смотри что они старые.

Навьючив оленей, и с минуту постояв перед трудной дорогой, мы тронулись в путь. От улуса тропа сразу же уходила в лес.

– Мы пойдем сначала параллельно реке, так будет ближе, а затем начнём срезать, так как река делает большие петли, – сказал Васька.

– Это что реку на этих петлях вброд придётся переходить? – спросил Колька.

– Да, и не один раз, – сказал Васька. – Да, ты не бойся, там мелко, я много раз переходил на тех перекатах, даже летом, а сейчас конец сентября, осень хорошая выдалась, дождей нет, поэтому вода спала сильно.

– Тебе виднее, – сказал Колька, – я по этой тропе ни разу не ходил.

– Вот и запоминай дорогу, – сказал Васька, – особенно на перекатах, чтобы потом на обратном пути не блудить и не брести по пояс в воде.

– А сколько километров до Долины смерти? – спросил я.

– Четыре-пять дней пути, вот и все километры, кто их здесь считал, по тайге да по болотам. Но уверяю вас, эти километры покажутся вам очень длинными, – сказал, улыбаясь, Васька.

Первый день пути идти по тропе было легко, тропа была хорошо набита, потому что шла по сосновому бору, и мы прошли по ней почти весь день, не останавливаясь, не смотря на то, что мы даже не отдохнули перед дорогой, как хотел Колька. Я обрадовался и спросил у Васьки:

– Это, что, вся тропа такая?

Он рассмеялся

– Это будет самая хорошая тропа за всю нашу дорогу до самой Долины смерти, потому что она идёт по сосновому бору, а дальше пойдёт чернолесье, а затем и болота пойдут и с каждым днём идти будет только тяжелее, так что не расслабляйтесь, всё ещё впереди, – сказал он.

Васька постоянно подгонял нас:

– Мужики время поджимает, лучше прийти пораньше, лучше уж там отдохнём, – говорил он.

Я понимал Ваську, ему хотелось как можно быстрее попасть на ту чёрную поляну и, не дай Бог, прийти на день-два позже намеченного срока, не успев улететь. Поэтому он и торопился. Хотя я в душе не верил, что можно с помощью луча улететь на другую планету, у меня даже не укладывалось это в голове, но я всё равно был рад тому, что пошёл с ними в тайгу и возможно увижу котлы и чёрную поляну.

– Почему так хорошо набита тропа, и кто по ней ходит? – спросил я.

– Да, приезжают сюда старатели золото мыть, уходят толпой, а возвращаются по одному.

– Что так? Теряются? – спросил я.

– Да, по-разному бывает, – уклончиво ответил Васька.

– Да и лось хорошо ходит по этой тропе, вот медведь его и скрадывает на ней.

– Человеком тоже не брезгует, особенно старателями, – сказал Колька, – вот поэтому они и возвращаются по одному из гольцов.

Собаки иногда отвлекались на белку, но мы её не стреляли, так как она была ещё не выходная, да и торопились очень и собаки перестали искать её. Правда, иногда, они надолго отставали от нас, видимо, держали лося. Жёлтые листья, опавшие с лиственных деревьев, лежали на тропе пяти сантиметровым слоем и при ходьбе сильно шуршали под ногами, заглушая собачий лай.

«Да, осень в этом году выдалась на славу», – подумал я. Бабье лето подходило уже к концу, а погода в это время стояла на удивление хорошая и не только в Благовещенске, но и в Якутии. Иногда днём было даже жарко, а такое в Якутии бывает очень редко. Обычно в это время года либо идут обложные дожди, либо уже подсыпает снежок. Мне и раньше приходилось бывать в Якутии в это время года и не один раз, но в основном я бывал ближе к югу Якутии в Олёкминском районе, на реке Чаре и Олёкме.

Собаки снова залаяли в два голоса, но уже где-то снова в стороне от тропы.

– Ничего, пойдем по болоту, там белки поменьше, да и по кочкарнику сильно-то за ней не напрыгаешься, – сказал Васька.

– Будем останавливаться на ночь по моим прежним стоянкам, там хоть колья для палатки есть, но расстояние между стоянками большое, поэтому к стоянкам будем приходить уже по темноте.

– А ты что не мог их поближе друг к другу сделать, – ворчал Колька.

– Я тогда молодой был, быстро ходил по тайге, поэтому и успевал засветло приходить на стоянку, – сказал, улыбаясь, Васька.

Колька замыкал наш караван, он часто ругался, запинаясь о кочки.

«Хорошо, что хоть вчера водки не выпили», – подумал я, – «а то сейчас все бы чертыхались».

Уже начало темнятся, когда мы вышли на Васькину ночевку.

– Все мужики, ставим палатку и готовим ужин, – отдавал Васька распоряжения.

Мы беспрекословно подчинялись его командам.

– Колька, давай за дровами и олени тоже за тобой.

Место было удобное, рядом бежал ручей. Я занялся костром, а Васька быстро поставил палатку и принялся готовить ужин. С непривычки, усталость давала о себе знать. Поэтому поужинав, мы улеглись спать. Ночью собаки в два голоса подняли лай.

– Вот сволочь, не даст поспать, – проворчал спросонья Васька.

– На кого они так зло лают? – спросил я, ещё не сообразив спросонья, что так они лают только на медведя.

– Да медведь, кто же еще-то?! Прошлый раз так же всю ночь ходил рядом, сволочь.

– Прошлый раз? Это сколько лет назад? – спросил я.

– Да уж года три, однако, будет, – сказал Васька.

За ночь собаки три раза поднимали лай. На третий раз Колька не выдержал и, выйдя из палатки, несколько раз выстрелил из карабина в воздух.

– Вот так и будем каждую ночь стрелять, – ворчал Колька, залезая обратно в спальник.

– Вот сволочь! – ругался Колька, – он теперь будет идти за нами до самой долины.

– А ты говорил, отдохнём, вот и отдохнёшь пожалуй тут, особенно завтра днём на болоте, – ворчал Колька.

Мы с Васькой молча улыбались.

Утром, не выспавшиеся, мы пошли по тропе дальше. Тропа проходила через поймы небольших речек, по кочкарнику, идти по ней было очень тяжело. Собаки тоже устали, они плелись сзади нас, наступая нам на пятки не обращая внимания даже на белок, которые частенько прыгали через тропу, с кедра на кедр перед самым их носом, дразня собак, но собакам было не до них, они тоже сильно уставали, бредя по воде следом за нами. Пройдя полдня по кочкарнику, мы вышли на край соснового бора.

– Здесь идти будет немного легче, – сказал Васька.

– Все мужики, привал, нужно пообедать, да и отдохнуть, а иначе до следующей ночёвки сегодня мы не дойдём, придётся ночевать в болоте.

Собаки тоже попадали рядом с нами. Немного перекусив и отдохнув, мы тронулись дальше по набитой тропе. До ночёвки мы добрались уже по темноте. Палатку мы ставить не стали, нарубили лапника и, бросив на него спальники, улеглись на них вокруг костра. Костер, правда, пришлось по очереди поддерживать всю ночь, ночи в октябре там уже холодные. Собаки ночью на медведя не лаяли, видимо, они ему порядком надоели своим лаем, и он от нас отстал.

Утром, немного перекусив, мы тронулись в путь. До обеда идти по тропе было легко, она шла по лесу, но с обеда снова начались мучения. Мы вышли в пойму правого притока реки Вилюй. Местами мы выходили на болото, идти по нему было еще тяжелее. Но нам ещё и по много раз за день приходилось переходить вброд бурные речки, впадающие в правый приток реки Вилюй. Глубина воды на перекатах была небольшая, не выше колена, зато сильное течение сносило нас вниз по течению, и нам не один раз пришлось набрать в сапоги воды. Колька даже упал один раз в воду, споткнувшись о подводный камень, и мне пришлось прыгать за ним в бурную холодную воду, иначе бы он разбился о камни на каменистом пороге. Васька быстро развёл костёр, и нам пришлось, стуча от холода зубами, три часа сушить свою промокшую насквозь одежду. Я тогда ещё удивился, и как мы не простыли тогда, видимо в экстремальных условиях организм сопротивляется простуде.

«Да, тут не до рыбалки», – подумал я. – «Прав был Васька, если ещё появится желание рыбачить. А желание рыбачить здесь вряд ли появится, после такой дороги. Да ещё после такого купания в реке».

Уже к ночи, еле волоча ноги, мы вышли на Васькину стоянку. Палатку мы ставить не стали, не было сил, ночевали у костра на спальниках.

– Ну как, Иванович такой, переход? – спросил Васька. – Не жалеешь, что пошел с нами в тайгу? Мы с Колькой привычные к таким переходам, но тоже сильно устаём.

– С непривычки тяжеловато, конечно, но терпимо, – сказал я.

«Нет я ни грамма не жалел что пошёл с ними в Долину смерти, другого такого случая больше не будет», – подумал я.

– Не простыл, после такой холодной водички, может водки налить? – спросил Васька.

– Нет, Вася, ты сам знаешь, что «по» чуть-чуть мы не умеем.

– А если выпьем по многу, то завтра будет очень тяжело идти по такому же болоту, по которому мы шли сегодня, – сказал я.

– Это ты «однако» верно сказал, тогда уж лучше совсем не стоит пить. Ну вот, а ты говорил – пошутил. Да за такие шутки убить мало, после такой дороги.

– Дожились, даже водку пить не хотим, расскажи кому-нибудь, не поверят, – сказал Васька и рассмеялся.

– А желание-то порыбачить у тебя не пропало? – спросил с улыбкой Васька.

Я промолчал. Что я мог ему ответить. Какая тут рыбалка, когда ноги еле тащишь. Особенно после сегодняшнего купания.

«Не заболеть бы, тут больницы рядом нет, так и останешься здесь в болотах навсегда», － подумал я.

Я впервые за всё это время подумал, а как же Васька рискует один в болотах, ведь помочь-то некому будет, если вдруг что-то с ним случится в болотах.

«Вот так и погибают охотники», – подумал я.

– Завтра весь день придется идти по болоту, но к ночи мужики нам нужно любой ценой дойти до стоянки, – сказал Васька.– Иначе в том болоте нам негде будет заночевать, кругом только топкая трясина.

– Если дойдём, ещё к ночи по таким кочкам, – проворчал Колька.

Переход ему давался тяжело, видимо, сказывалась палёная водка.

－ Дойдём, не ночевать же в кочкарнике, – сказал Васька.

– Там сыро шибко, да и костёр не из чего будет развести.

Ночью собаки снова подняли лай в два голоса, Колька не выдержал и начал стрелять из карабина прямо в лес.

– Бесполезно, не трать зря патроны, вам же ещё назад возвращаться, а то ещё и оленей не дай Бог постреляешь, они где-то тут рядом ходят, – сказал Васька.

– Утром, перекусив, мы тронулись по тропе в сторону болота, которое тянулось на десятки километров вдоль поймы реки и, по которому нам сегодня придётся идти весь день. Почти весь день мы шли по кочкарнику. Местами кочки доходили до пояса, карабины постоянно цеплялись прикладами за кочки, и их приходилось поправлять, подтягивая за ремень вверх. А местами, когда заканчивался кочкарник, мы выходили на мшистое торфяное болото, но идти по нему было ещё тяжелее, чем по кочкарнику. И стоило только нам на секунду остановиться, как ноги тут же по колено уходили в воду. А местами мы по очереди проваливались по пояс в полуметровый торф, под которым находилась ледяная вода, и ноги от такой воды сводило судорогой.

– А что другой дороги в долину нет, только эта? – спросил я Ваську.

– Да есть обходная тропа, но она по хребту идёт, а там сплошные подъёмы, да спуски крутые. Да и идти по ней на сутки дольше, а Колька сам видишь, по ровному месту еле идёт, а по той тропе быстро на подъёмах выдохнется.

Вдруг Колька, как будто в подтверждение Васькиным словам начал ругаться.

– Что случилось? – Васька остановился.

– Да сапог где-то пропорол, вода хлюпает, – сказал Колька.

– Ну, так переобуйся, – сказал Васька, – сапоги то есть запасные.

– В болоте, что ли? – ворчал Колька, – вот выйдем на сухое место, тогда уж и переобуюсь.

– Тебе виднее, – сказал Васька. – Смотри только ноги не застуди тебе ещё назад возвращаться. Вот Иванович, сам видишь, он здесь-то еле идёт, а на тех подъёмах он не вытянет и нам придётся уже не на сутки, а надвое суток дольше добираться до долины. А времени мало осталось, сам видишь. Я хорошо понимал Ваську, ему нельзя было опоздать на чёрную поляну.

Но больше всего в болотах нас доставал мокрец, – это такая мелкая мошка, которая пролазит даже через мелкую ячею накомарника и стоит только солнцу чуть-чуть пригреть, как он начинает беспощадно жалить, такое ощущение как будто твоё лицо обожжено крапивой. А держится он, «зараза», почему-то до самых сильных холодов, преимущественно на топких мшистых болотах. Но больше всех от мокреца почему-то страдал Колька, видимо потому что мокрец очень сильно не любит водочный перегар, не знаю уж, насколько это правда, но Кольке доставалось от него в разы больше, чем нам.

А уж перегаром-то от него несло точно за версту, хоть он и не пил уже три дня. На мшистых кочках росла клюква, и с кочек изредка взлетали глухари, отлетев недалеко от тропы, они садились на низкорослый кедрач, раскачиваясь под своим весом на ветках кедрача, дразня этим собак. Но собакам было не до них, они устали, бредя по воде следом за нами. Да и мокрец доставал их тоже не меньше, чем нас. Колька хотел подстрелить одного самого наглого глухаря, который сидел на ветке кедры рядом с тропой и уже потянул с плеча карабин но, махнув на него рукой передумал.

– Далеко еще? – спросил Колька, отмахиваясь обеими руками от мокреца.

– Часа два до ручья, за ручьём стоянка, – ответил Васька.

– Да, когда же это всё кончится! – ругался Колька, отмахиваясь от мокреца обеими руками.

– Когда мороз ударит, только тогда он успокоится, – сказал Васька.

Колька посмотрел на него как на врага народа и с досады даже отвернулся от него, чтобы не выругаться. К стоянке мы подошли уже по темноте.

– Будем ставить палатку, надо немного обсушиться, – сказал Васька. – И нужно сегодня установить печку в палатке, что бы хоть немного прогреться после купания в реке, а то не дай Бог ещё заболеете оба, что я тогда с вами делать-то буду один.

Я развел костер на старом кострище и сходил на ручей за водой на чай. Ноги от усталости гудели и подгибались. Васька быстро поставил палатку, натаскал кучу валежника и принялся развьючивать оленей я, как мог, помогал ему. Хорошо, что к ночи похолодало, и мокрец немного успокоился, спрятавшись на ночь в мох.

– Переобуйся, – сказал Васька – и кинул Кольке запасные сапоги на все размеры.

– Не хватало, чтобы ты заболел здесь. А главное ноги береги, не дай Бог, застудишь.

– Не заболею, водку-то я зачем сюда брал?!

– Неужели только для растирания ног, – сказал Васька и рассмеялся.

– Как знаешь, – сказал Васька, присаживаясь к костру.

– Все мужики, можно и отдохнуть, – сказал он.

Я разлил чай по кружкам, и мы уселись вокруг костра.