15–7

Заявившийся в дворянскую усадьбу заправила сиротской общины больше не выглядел приторно-благостным слабаком. Теперь его попросту распирало от силы, она расходилась волнами могильного холода и, накатывая, пробирала до самого нутра. Не гладила, но пинала. Из носа потекла кровь.

– Давно не виделись, трудник! – рассмеялся Наставник. – Хотел бы я вдумчиво пообщаться с тобой – жаль, не судьба: спешу навестить родню, пока все не разбежались по тёмным углам!

В ночи за спиной бородача маячила девичья фигура – хоть и было не до того, но я всё же пригляделся к Червоне, смазливое личико которой кривила гримаса неземного блаженства. Девица лучилась так, будто умудрилась вместить в себя никак не меньше десяти талантов небесной силы.

Едва ли не на чистом упрямстве я вобрал энергию и взялся раскручивать ту по оправе, выгадывая момент для неожиданной атаки. Только пустое – по соединившему Червону и Наставника призрачному жгуту уже потекла небесная сила, пришлось ударить на опережение. Всего так и перетряхнула болезненная судорога, но не сплоховал, и бросок фиолетового с чёрной окаёмкой серпа вышел стремительней некуда. Метил я не в бородача и даже не в рыжеволосую деваху – растворившийся в ночном мраке аркан непредсказуемым зигзагом устремился к связавшей заправил сиротской общины пуповине и… взорвался, не достигнув цели.

Наставник зло рассмеялся, и в этот самый миг за спиной Червоны проявились из ночного мрака две тени. Они обернулись людьми в монашеских балахонах, один накинул на голову девице мешок и затянул его горловину, другой заломил руки и защёлкнул на запястьях зачарованные кандалы.

Всё случилось буквально в один миг, а дальше силовой жгут развеялся, бородач резко крутанулся на месте и тотчас получил в живот блистательным копьём. Остриё вышло из спины, магическое оружие приподняло Наставника в воздух, после чего небесное сияние сгустилось ещё и в двуручный меч. Первыми двумя ударами воплощение церковной волшбы отсекло жертве руки, следующими снесло ноги, а дальше копьё пришпилило корчившийся в агонии обрубок к земле.

– Чего разлёгся? – рыкнул на меня брат Сиплый. – Остальных проверь!

Сам он вытянул руку к блистательному копью, и то перестало помаргивать, враз вернув себе на миг утраченную было материальность. Излишним это отнюдь не было по той простой причине, что Наставник и не думал подыхать, а бился в корчах, хрипел и пытался высвободиться. Кровь из страшных ран не текла – то ли сумел их затворить, то ли монахи намеревались захватить его живым.

Переполненную небесной силой Червону убивать никто не собирался совершенно точно: её вязал брат Кроткий.

– Ну?!

Но злой окрик никакого впечатления на меня не произвёл – двигаться я сейчас был попросту не в состоянии. Перевалился на спину и крикнул:

– Дарьян, ты там живой?

– Да не дери ты глотку, дурень! – рассвирепел брат Сиплый, а когда отозвался книжник, гаркнул: – Заткнитесь все и проваливайте отсюда!

В окнах усадьбы уже мелькали отблески огней, так что пришлось сначала подняться на четвереньки, а затем и встать на ноги. Подошли обхватившие друг друга Кабан и Кочан. Дарьян и Огнич начали возиться с босяками, но добраться до оставленной в овраге кареты наша команда инвалидов в любом случае не могла. Впрочем – и не пришлось.

Только-только откачали обмороженных босяков, как прискакали верховые и прикатил в экипаже отец Шалый. Выслушав доклад монахов, он вытянул руку к пришпиленному к земле обрубку.

– Я могу… – прохрипел бородатый, но в воздухе над ним налилась небесным сиянием магическая печать. Та рухнула и развалила тело на несколько обугленных кусков, неповреждённой осталась лишь голова.

– Ничего ты не можешь! – зло процедил Шалый и резко обернулся, начал сыпать распоряжениями: – Дом оцепить! Девку убрать! Этих – в карету! И подлатайте их!

Этих – это нас.

В усадьбу дома Синей птицы вместе со священником заявилось две дюжины подручных, нашлись среди них и целители. Мне их помощь не потребовалась – я просто надорвался, а вот состояние босяков алхимические пилюли лишь худо-бедно стабилизировали, с ними пришлось повозиться. Но и так, нельзя сказать, будто им очень уж полегчало, да и поймавший ледяной шип Огнич продолжил хромать, а Дарьян, Кочан и Кабан красоваться пятнами обмороженной кожи.

Мне бы порадоваться, что легко отделался, но было мерзко и худо. Пока тряслись в карете на колдобинах, несколько раз проваливался в забытьё, да и поутру едва с кровати встал. Ядро – пустое. В ядре – ни крупицы небесной силы. А попытался наполнить – и входящие меридианы загорелись огнём. Но – живой. И даже порез на щеке сам собой затянулся, не оставив ни шрама, ни рубца.

Какое-то время я валялся на койке и работал с внутренней энергетикой – ослаблял спазмы и выправлял искажения. В итоге пришёл к выводу, что не всё так плохо и основная часть абриса во вчерашней схватке не пострадала. Наверное, и не надорвался я даже, просто перенапрягся.

Черти драные, надо начинать входящие меридианы к ядру подводить, а то в следующей заварушке могу и сгинуть!

Одежда, благо нарядился вчера во всё старое, теперь годилась лишь на тряпки, из двух комплектов новой я предпочёл пошитую в экспедиционном стиле. Поизносившуюся обувку Лучезара тоже решил выкинуть, со стоном согнулся и натянул ещё ни разу не надёванные сапоги. Стиснутые чудовищной хваткой туманного щупальца рёбра нестерпимо ныли – ладно хоть ещё от переломов уберегла магическая броня.

Нахлобучив на голову шляпу, я ухватил трофейную трость и, тяжело наваливаясь на неё, вышел из комнаты. Никого в гостиной не обнаружил и потащился во двор. Там все и отыскались, за исключением разве что босяков. Стол под яблоней оказался заставлен кувшинами с пивом, несколько пустых уже убрали под дерево.

Глотка пересохла, и от предложенной кружки я не отказался. Осушил её до дна, мотнул головой и лишь после этого спросил:

– Ёрш и Вьюн где?

– Отлёживаются, – сообщил Дарьян, наливая мне ещё.

– А это откуда? – указал я на кувшины.

– Шалый расщедрился, – скривился Огнич. – Вроде как поощрение.

– Ага! – хохотнул Кабан. – Пиво выставил, а за каждую из алхимических пилюль по полсотни содрал!

– Нечестно! – пробурчал фургонщик. – Сразу предупреждать нужно было!

– Забей! – махнул рукой Кочан.

– Угу, – кивнул Дарьян. – Знай ты заранее о штрафе, пилюлю выплюнул бы и кровью истёк.

– Не придумывай! – фыркнул Огнич и с интересом глянул на меня. – Боярин, тростью не поделишься? Хромать мне теперь долго.

– Самому нужна, – отрезал я, уселся на лавку и вновь приложился к глиняной кружке, но на сей раз ограничился единственным глотком. – Может, кувшины в подвал отнести?

– Да не успеют нагреться! – отмахнулся Кабан. – Выпьем!

К пиву Шалый от щедрот своих присовокупил несколько свежих калачей, головку сыра и три кольца колбасы – я взялся готовить себе немудрёный завтрак, попутно спросил:

– Знаете, чего там и как?

Дарьян покачал головой.

– Непонятно пока. Но вроде всё как надо прошло. Тебе просили передать, что никуда идти не нужно, акции на пристани отдадут.

Огнич запрокинул голову, вливая в себя из кружки последние капли пива, затем уточнил:

– Так ты с нами в Черноводск плывёшь, получается?

– Не с вами, а сам по себе и за собственный счёт, – ответил я. – Вам на какой пароход билеты взяли? Я на «Шатуна» купил.

– Нам тоже, – кивнул Кочан.

Распахнулась входная дверь, и на улицу, пошатываясь, вышли босяки. Выглядели они не так уж и паршиво, разве что были пятнистыми из-за частично облезшей кожи.

– Пиво! – прохрипел Вьюн.

– Живём! – обрадовался Ёрш, и парни заграбастали сразу по кувшину.

Кочан поглядел на них с улыбкой и хмыкнул:

– Вот вы вчера в лужу сели!

Но пронять босяков у него не получилось.

– Да все хороши! – буркнул Вьюн и вновь присосался к горлышку.

Огнич грохнул кружкой о стол и зло выдал:

– Нас просто Шалый подставил!

– Ну… Не совсем подставил… – замялся Дарьян.

– Да набрехал он с три короба! – рыкнул Кабан и тоже грохнул по столу, только не кружкой, а кулачищем. – Докажи, Боярин!

Я задумался на миг, затем кивнул.

– Не без этого. Только что с того?

– Как это – что с того? Тот чёрт ледяной нас едва в клочья не порвал. Чудом выжили!

– Монахи бы не дали.

– Да прям!

Ну и пошло-поехало, косточки Шалому перемыли изрядно и хоть к единому мнению касательно мотивов священника и не пришли, зато с подачи Огнича решили требовать компенсацию.

– Пиво он прислал! – возмущался фургонщик. – Алхимических пилюль пожалел!

Впрочем, когда за нами приехали сразу две кареты, боевой запал у всех как-то неожиданно иссяк. Тем более что Шалый перешёл в наступление первым.

– Бездари! – припечатал он нас. – С простейшим заданием справиться не смогли!

Но вот это он уже зря. Тут уж у меня взыграло ретивое.

– Простейшее, отчим?! Да с чего бы это? – поднялся я навстречу священнику. – Аколит и аспирант для нас и сами по себе цели не из лёгких, а завалить асессора и вовсе задача непосильная! Я уж не говорю о том, что этот старый хрен мне слабаком отнюдь не показался!

Отец Шалый скривился.

– Не начинай, Серый! Нормальный асессор вас бы в тонкий блин раскатал!

– Не спорю! – чуток сдал я назад. – Но небесную силу он не хуже пикового аспиранта в себя тянул, а о драной ледяной мошкаре на инструктаже и речи не шло!

– И не только о ней, – закивал Вьюн.

– Уж ты бы лучше помолчал! Опозорились с дружочком дальше некуда! – грозно глянул в ответ священник и примирительно выставил перед собой раскрытые ладони. – Но понимаю причину вашего возмущения, молодые люди. Прекрасно понимаю! Старый хрыч и вправду оказался не такой уж развалиной. Очевидно, дополнительная денежная подпитка от сиротской общины помогла ему прорваться через кое-какие барьеры и развить способности до более-менее приемлемого уровня.

– Ну здорово! – возмутился Огнич. – У вас промашка вышла, а нас едва не прихлопнули!

– Не преувеличивай, Конокрад! – благодушно улыбнулся священник. – Я ведь отправил в усадьбу своих людей. Именно они и спасли ваши шкуры, не так ли?

– И мы им за это премного благодарны, – подключился к разговору Дарьян, – но почему они тянули до последнего и вмешались только после гибели асессора? Не случись этого, так бы и смотрели, как нас убивают?

– Просто в усадьбу заявился чернокнижник с пособницей, и никак нельзя было его насторожить. Энергии он запас столько, что мог сровнять с землёй и десяток таких вот усадеб.

– Как он вообще сумел удрать из сиротской общины, если её собирались обложить по всем правилам? – поинтересовался я.

Священник подошёл к столу, взял один из кувшинов и потряс его, чтобы тут же перевернуть горлышком вниз и вылить остатки содержимого в пустую кружку. Промочив горло, он ещё раз нас всех оглядел и сказал:

– Слушайте и запоминайте! Едва ли возникнут вопросы, но ежели сие всё же случится, официальная версия такова: церковь привлекла вас к облаве на сектантов, которые обосновались в сиротской общине, располагавшейся близ усадьбы дома Синей птицы. Увы, глава секты заподозрил неладное, провёл кровавый ритуал и заявился ради мести к своим родичам, трёх из которых собственноручно и убил. После чего вы настигли его и одолели в неравной схватке. Всем всё ясно?

Дарьян озадаченно поскрёб затылок.

– За что он родичей-то?

– Боковая ветвь, давние обиды, желание возглавить дом, – перечислил отец Шалый и повторил вопрос: – Всем всё ясно?

– А что за секта была? – поинтересовался я. – Или секрет?

– Да какие тут могут быть секреты? – усмехнулся священник. – Секта «Нового могущества». – Он вздохнул. – Сказать по правде, проявили вы себя не так уж и плохо, но, если хотите чего-то добиться в жизни, не пренебрегайте тренировками и возвышением. Иначе сожрут.

– А штраф за пилюлю никак нельзя отменить? – уточнил воспрянувший духом Огнич.

– Нет! – отрезал Шалый и позвал меня: – Серый, на два слова.

Мы отошли, и священник вручил толстую пачку акций.

– Судебный процесс отменён, но советую не опаздывать на пароход. А возвращаться когда-нибудь в Южноморск, наоборот, настоятельно не рекомендую.

– Да уж понятно, – буркнул я. – Серьёзная секта-то была?

– Название одно! – зло процедил Шалый.

Я вопросительно глянул на него, и священник отмахнулся.

– Квазикульт! – Но всё же счёл нужным пояснить: – Почивший в бозе глава дома Синей птицы, потратив большую часть состояния на безуспешные попытки дорасти до архимага, решил поправить денежные дела за счёт сироток и привлёк к торговле живым товаром двоюродного племянника, ещё даже более никчёмного, чем его собственные сыновья. С одной стороны – не чужой человек, а с другой – вскройся всё, сумел бы на незнание сослаться.

– Что вскрыться-то могло? – не понял я. – Ну, продают малолеток в бордели, кому до этого какое дело? Сказали бы, что бродяжкам туда и дорога.

– Во-первых, есть кому дело! – строго глянул на меня священник. – Во-вторых, с извращенцев и сводников много денег не получишь. Здесь на другом зарабатывали: на жертвенных агнцах, на внутренних органах для подпольных алхимиков, на крови для чернокнижников. Сироток много, было из кого выбрать. Золотишко потекло, доходы дома выросли.

– Уроды! – вырвалось у меня.

Отец Шалый кивнул.

– Это ещё мягко сказано! Уж не знаю, заподозрил племянничек, что его неминуемо сделают козлом отпущения, или просто вознамерился стать главой дома, но со временем он из самых отпетых воспитанников со спящими колдовскими способностями сколотил секту и начал приносить в жертву других воспитанников с латентным даром. Толку с того было немного, но собиралась по чуть-чуть энергия, размазывалась по сектантам тонким слоем. А поскольку пользоваться ею они не умели и лишь становились здоровее и крепче, то жертвенная сила никуда особо и не девалась.

Я нахмурился.

– И к чему такие сложности?

– Слышал о самогоне двойной перегонки? Нет? Это для избавления от примесей делают, и здесь то же самое. Жертвенная энергия марает душу так, что начисто уже не отмыться. Сколько бы времени ни прошло, всё равно следы останутся, а за такое самое малое костёр полагается. Тут же всё много изощрённей организовано было: сначала рядовые сектанты во время жертвоприношений вбирали в себя запятнанную смертью энергию, затем добровольно согласились отдать её Червоне. В ходе этого ритуала они все дружно сдохли, а после их учитель черпал из девицы уже относительно чистую силу, да ещё и не держал её в себе, а сразу пускал в ход. Точно чистеньким остался бы – тут он всё верно рассчитал. Ещё и опасность почуял, на опережение действовать начал, сучонок…

Злость в голосе священника была отнюдь не наигранной, да я и сам прекрасно помнил, как подёргивались обугленные куски тела незадачливого чернокнижника, а потому пенять представителю церкви на прискорбно низкую бдительность его коллег не стал, и спросил о другом:

– А рыжая-то как такую прорву в себе удержала?

– Есть такие ритуалы, но по всем расчётам жить ей до завтрашнего утра. – Шалый пожал плечами, обхлопал себя и протянул выуженную из нагрудного кармана серебряную бляху с церковной пятиконечной звездой. – Держи.

Металл чуток нагрелся, и у меня зачесались кончики пальцев, удалось уловить связавшую нас магию. Я повертел в руках зачарованный кругляш – на обороте обнаружилось одно только слово: «Серый».

– И этого будет достаточно?

– Вполне, – усмехнулся Шалый. – Но на всякий случай держи ещё подорожную со всеми подписями и печатями. И вот рекомендательное письмо моему собрату в канцелярии епископа Черноводья. Он тебя со школьным руководством сведёт, но на большее не рассчитывай. В расчёте?

Я кивнул, и священник потребовал:

– Тогда собирай манатки и дуй вместе с остальными на пристань! Чтоб духу твоего в Южноморске больше не было!

– Прощайте, отчим! – фыркнул я и зашагал к столу.

– Не обессудь, но я предупредил собрата, что ты проблемный, – бросил мне в спину Шалый и рассмеялся. – Удачи!

Я не обиделся. Чужого мне не надо, а что моё, то возьму сам.