– Помою потом руки с хлоркой. А ты возьми мешок и отнеси в прачечную.

– Босс, – сказала она, запихивая одежду панка обратно в мешок, – если он будет шляться по бару голым, тряся своей пипиркой, то я несогласная. Мне брата-дебила хватает. И я что-то не видела у него запасной одежды.

– Идеи? Предложения?

– Могу притащить братово. Он такой же мелкий худой говнюк.

– А тебе не влетит?

– Брат не заметит. Он всё равно не меняет одежду, пока та на нём не сгниёт.

– Ты всё время такие гадости говоришь про свою семью…

– Если бы ты их видел, босс, ты бы понял, что это комплименты.

***

– Слы, чел, ну, ты чо, чел? – заныл панк, рассматривая одежду. – Что за реднековские хоботья? Это вообще некруто, чел, рили! Где мой прикид, чел?

– В могильнике для отходов повышенной токсичности, разумеется.

– Да ты гонишь, чел! Скажи, что ты гонишь? – испугался он.

– Ладно, в прачечной они. Завтра вернут. Уборщица принесла одежду и садовый секатор.

– Слы, а секатор зачем, чел?

– У человека должен быть выбор, – сказал я назидательно, – и у тебя он есть. Ты можешь выйти одетым, или выйти, как есть. В этом случае секатор ей пригодится.

– Вот же рили стрёмная жаба у тебя, чел… – поёжился панк.

– А ты думал! – кивнул я с самым серьёзным видом. – У меня даже вышибалы в баре нет.

– Почему, чел?

– А вот как раз поэтому.

В джинсовом комбинезоне на лямках, кедах и клетчатой рубахе панк стал даже слегка похож на человека. Если издали.

Когда он спустился в бар, Швабра подошла вплотную, от чего Говночел испуганно дёрнулся, и демонстративно понюхала.

– Фу, – скорчила она гримасу, – пахнет братом.

– Алё, герла! Это не я, это хоботья!

– Хоть не говном, – сказала она брезгливо, отходя.

– Слы, ты чо на таком агрессиве, жаба? – коснулся её плеча панк.

Девушка резко остановилась, развернулась и зашипела ему в лицо:

– Ещё раз до меня дотронешься, я прокрадусь ночью в твою комнату, зажму пальцами нос, а когда ты откроешь рот, вставлю туда воронку и залью щёлочь для прочистки труб! И буду лить до тех пор, пока она не потечёт у тебя из задницы! Ты меня понял, уродец?

– Без бэ, дошло, сорьки, – отпрыгнул от неё панк.

– Кстати, босс, – спросила как ни в чём не бывало Швабра, – а где будет жить этот придурок? Мне чисто для справки.

– Не говори ей, чел! Она же крэйзи на всю башку, чел! Я её сцу, чел!

– Может, старую кладовку разобрать? – предложил я, не обращая внимания на его панику.

– И кто её будет разбирать?

– Да он сам и будет. Должна же от него быть какая-то польза? Эй, ты, – обратился я к панку, – ты что вообще делать умеешь?

– Я-то? На гитаре лабать могу, рили. «Панк не лечился и не учился, зато играет на гитаре – надрочился!» – спел он. – Только гитара йок. Пропил, сорьки.

– Это нам без надобности, – отказался я, – у нас приличное заведение. А что-нибудь полезное?

– Это всякое там руками? Не, чел, сорьки, я не по этой теме. Я рили творческий чел, чел. У меня группа была, «Кринжовые факеры», жгли по клубам ты не поверишь как, чел! Панк-рок, йоу! Отрывались на все! Однажды я даже ссал со сцены, прикинь? Заорал в микрофон: «Сейчас будет радуга!» – и устроил им радугу… Правда, – добавил он со вздохом, – больше нас в тот зал не звали. Да ни в какой не звали, если честно, чел. Ребята за это были на меня в большой залупе, рили. Из-за такой ерунды распалась великая группа «Кринжовые факеры»!

– Ясно, – покивал я. – Перед нами, значит, жертва косного общества, не оценившего передовой культурный перфоманс.

– Рили, чел! Ты въезжаешь, чел!

– Что же, тогда придётся поручить тебе творческую работу. Вон там, за задней дверью, мусорные баки. Они ржавые и облезлые, просто позор. Их надо очистить от ржавчины и старой краски, а потом покрасить. Скребок и краску тебе выдаст Шв… Вот эта строгая, но справедливая девушка.

– Эй, босс, что это было за «шв»? Ты как меня назвал, ну, признавайся! Шведка? Я не похожа на шведку!

– Не скажу. Покажи ему, где краска, растворитель, кисти и всё такое.

– Но, босс!

– Вперёд.

– Босс-мусоровоз!

– И рифма так себе.

Швабра надулась и ушла в подсобку. Высунувшись оттуда, прикрикнула на панка:

– Эй, ты! Чего застыл? Я, что ли, по-твоему, буду это всё таскать?

– Слы, чел, может, ну его, чел? – спросил он у меня. – Красить помойку некруто, чел.

– А как по мне, самый панк-рок, – ответил я твёрдо.

– Во я, блин, встрял… – вздохнул панк и поплёлся в подсобку.

***

Перед самым открытием снова пришёл Депутатор.

– Виски?

– Как всегда, – кивнул он, снимая фуражку.

Я налил два стакана с содовой, он заглотил их, не моргнув глазом, вернул на место фуражку и положил на стойку папку с документами.

– Надо кое-что подписать. Бюрократия… Где там ваш подопечный?

– Красит мусорные баки. Трудотерапия.

– Хорошее дело, – кивнул Депутатор. – Давно пора было их покрасить. У всей улицы крашеные, а ваши – нет. Непорядок. Ладно, я что сказать-то хотел? Судья подписал бумаги. Этот несознательный молодой человек теперь официально числится на балансе города, как отбывающий общественные работы. Я бы должен его поселить в рабочее общежитие, но атмосфера там… Алкоголь, азартные игры, нередки драки, да и приезжих не любят. Не лучшее место для юноши, вставшего, будем надеяться, на путь исправления.

– Тут есть кладовка…

– Отличная идея! – подхватил Депутатор. – Именно это я и хотел предложить! Если вы предоставите место для проживания, город вам компенсирует по стандартной ставке. Сумма небольшая, но зато не облагается налогом. Теперь по питанию. Я могу приписать его к благотворительной столовой, но, если вы будете кормить сами, то компенсация…

– Буду, – кивнул я. – Это не проблема. Но вот с одеждой…

– Да-да, понимаю. Обеспечивать его нарядами город не обязан, но два комплекта рабочей одежды выпишем. А также ботинки и перчатки.

– Щедро.

– В некотором смысле он сейчас заключённый. Благодаря вашей доброте этот молодой человек отбывает срок не за вооружённый грабёж, а за хулиганство, антиобщественное поведение и порчу имущества…

Моей доброте? Да ладно!

– …Однако я прошу вас не забывать, что он всё же наказанный обществом преступник. Тюрьмы у нас в городе нет, обходимся мерами воспитательного характера. Спасибо, что приняли участие в его судьбе. Подпишите вот тут, тут и тут.

Полицейский раскрыл и развернул ко мне папку.

– Это вы приняли в нём участие, – сказал я, подписывая. – А я отдуваюсь.

– Он напомнил мне сына. Такой же балбес. Может быть, и моему кто-то окажет услугу, не дав сорваться в последний момент. Сам я не могу взять никого на поруки, конфликт интересов, но вам ведь важна репутация? Вы хотите быть нужным городу? Не так ли, Роберт?

– С чего вы взяли? – вскинулся я.

– Просто показалось, – серьёзно посмотрел на меня голубыми, но ненастоящими глазами на правильном, но ненастоящем лице Депутатор. – Город оценит гражданскую сознательность, я вас уверяю. Тут такое любят. Впрочем, вы в любой момент можете отказаться, вернув молодого человека в объятия Фемиды. Полезно будет ему об этом периодически напоминать.

– Учту, – сказал я мрачно.

Мне совсем не понравилось направление, в котором пошёл этот разговор, но полицейский не стал развивать тему, а откланялся и ушёл.

***

– Это логотип твоей группы? – спросил я, разглядывая размалёванный бак.

– Не, чел, зырь, это круче! Этот трэш-бокс теперь символизирует идею панк-движения, переданную средствами примитивного граффити-искусства…

– Движения в помойку, – мрачно прокомментировала Швабра.

– Слы, герла, такова реальность торжествующего мещанского потребления, рили!

– Что он несёт, босс?

– Не обращай внимания. Пойдём, пора открываться. А ты закрась весь этот ужас, потом отмой растворителем кисти, всё, что ты уляпал краской, и себя заодно.

– Чел, ты чо творишь, чел? Ты не вдупляешь, чел! Это же рили искусство, чел! Не надо так!

– За такое «искусство» городские власти оштрафуют бар. После чего полиция немедленно поинтересуется, кто автор этого графического порнотерроризма, а узнав, что он уже на условке, очень обрадуется…

– Ну, блин, во ты рили обломщик, чел!

– Это могут увидеть мои одноклассники, – добавила Швабра. – И будут потом ссаться до конца дней своих. А они и без этого ужасно противные.

Барный вечер выдался вялым, как бывает по понедельникам. Кроме обязательных Калдыря и Заебисьмана, клиентов почти не было.

Забегала, оглядываясь, чтобы не попасться на глаза ученикам, Училка Два Мохито. Она хоть и гордая независимая женщина, но предпочитает понедельники, когда тут пусто. Мол, некоторые родители, узрев педагога в этом гнезде порока, усомнятся в её моральных принципах. Как будто родителям вообще можно угодить.

Зашёл пропустить стаканчик после окончания приёма доктор Клизма Коньяк. Он тоже не любит скоплений народа. Однажды признался, что видит в горожанах не людей, а диагнозы. Пить с геморроем и раскланиваться с псориазом, ведя при этом светскую беседу с эректильной дисфункцией, ему некомфортно. Интересно, он тоже придумывает им клички, или медицинской терминологии достаточно?

Последним на сегодня стал Помойка Бурбон, водитель муниципального мусоровоза. Ещё один «понедельничный клиент». Во-первых, это его единственный выходной, а во-вторых, при такой работе как ни мойся, а запашок остаётся. Помойка этого стесняется и старается не бывать там, где собирается много людей.

– Что там у вас с баками происходит? – профессионально поинтересовался он.

– Красим, – ответил я лаконично. – К завтрашнему вывозу высохнут.

– А, это хорошо, это правильно, – закивал он. – Ржавые баки – безобразие. Говорят, ты какого-то приблудыша на поруки взял? Слишком добрый ты, Роберт. Нам тут приезжие не нужны!

– Но почему же? Вон, баки покрасил, всё польза. Кроме того, я сам приезжий.

– Ты? – искренне удивился Помойка. – Да ладно!

– А ты припомни.

– Ну, – задумался он, – вроде бы что-то такое… Но ты же совсем другое дело! Ты свой, каждый скажет. Если этот засранец не оценит твой доброты, хотя бы посмотрит косо… Ты только скажи!

– Спасибо, – сказал я с неискренней благодарностью. – Я ценю. Ещё бурбона?

Когда Помойка ушёл, я сказал в темноту подсобки:

– Выходи. Тебя запах выдаёт.

На свет, благоухая растворителем, вышел Говночел. Хорошо, что у Помойки по профессиональным причинам обоняние отсутствует.

– Слы, чел, а чо он?

– Не твоё дело. Может, я просто человек хороший?

– Гонишь, чел. Ни хрена ты не хороший. Налей пивца, а?

– Не наливайте ему, босс! – завопила из-за приоткрытой двери отмывающая сортир Швабра. – Иначе я обижусь и во все стаканы наплюю!

– Видишь, Говночел, она против.

– Слы, чел, а ты чо, её слушаешься, что ли? Это вообще некруто, чел. Ты же босс, чел!

– Это было бы нечестно.

– Ни хрена не в этом дело, чел. Плевать тебе на неё. Ты ведь тоже говночел, как я. Только хитрый, – раздосадованный панк хотел сплюнуть, но, покосившись на дверь сортира, благоразумно не стал. Ушёл наверх.

Это он правильно. Тем, кто плюёт в баре на пол, Швабра потом плюёт в пиво. Когда думает, что я не вижу, разумеется.

В остальном панк совершенно прав.