Глава 8. Директриса Чизкейк

– Босс, открывай, босс!

– Что ты орёшь? – свесился я из окна спальни. – У тебя же ключ есть.

– Если я открою подсобку своим ключом, то выгружать придётся тоже мне, – честно ответила Швабра. – А если ты спустишься, то сам всё перетаскаешь. Я и так пёрла эту телегу со склада. Давай, спускайся.

– Предлагал же перепоручить доставку Говночелу, – сказал я, спустившись и открыв дверь. – Всё равно дрыхнет без дела.

– И ты ему доверишь бутылки с алкоголем?

– Нет, – признал я, – это и правда плохая идея. Но могу отправлять тебе в помощь. Он будет грузить, таскать и катить, а ты за ним присматривать и командовать.

– Соблазнительно, – согласилась Швабра, – всю жизнь мечтала кем-нибудь покомандовать. Просто для разнообразия. Присылай его завтра к складу. Ух, как я поглумлюсь!

– Не перегибай… – добавил я безнадёжно, но, разумеется, был проигнорирован.

Пока я сгрузил с тележки и расставил припасы, уже пришла пора готовиться к утреннему открытию. У Швабры рабочий день ещё не начался, но она не уходит, а сидит на стойке, глядя, как я расставляю стулья и меняю салфетки. Помочь мне даже не дёрнулась – время не оплачено.

– Босс, напомни, зачем мы это делаем?

– Чтобы заработать денег, которыми я потом заплачу тебе жалование. Ты же любишь деньги.

– Не. Я не люблю деньги.

– Внезапно, – удивился я.

– Они мне нужны, факт. Позарез нужны. Но я их не люблю. Это разные вещи, босс.

– И в чём разница?

– Я им не радуюсь.

– А ты вообще хоть чему-то радуешься?

– Я что, по-твоему, какое-то унылое говно? – разозлилась Швабра.

– Нет, ты удивительно жизнерадостный позитивный подросток, неизменно демонстрирующий оптимизм и эмпатию.

– Издеваешься, – констатировала уборщица. – Ну-ну, я запомню.

– Мы с тобой знакомы уже… Ого, почти месяц. Я видел, как ты злишься, ругаешься, плюёшься, вредничаешь, занудствуешь, говнишься… Но знаешь, чего я не видел?

– Чего? – подозрительно спросила Швабра.

– Как ты улыбаешься. Ты вообще улыбаешься когда-нибудь?

– Если ты сейчас поскользнёшься и грохнешься жопой об пол, я буду ржать, как ненормальная, – мрачно сказала девушка. – Честное слово.

– Поверю на слово, – ответил я, поправляя салфетки на столике.

Да, чёрт побери, у нас теперь салфетки. Только утром и только на трёх столиках, но первый бастион пал. Этак мы невесть до чего докатимся.

Швабра спрыгнула со стойки, подошла ко мне вплотную, посмотрела снизу вверх и сказала сердито:

– Ну, а ты сам, босс? Твоя-то улыбка куда делась? Ну, давай, покажи. Это же так просто – уголки губ вверх! Младенец справится. Что, никак? Может, тебе анекдот рассказать? Рожу скорчить? А, босс? Почему я унылое говно, я знаю. А почему ты?

– Не твоё дело.

– То-то и оно. Я к тебе в душу не лезу, и ты ко мне не лезь. И всё у нас будет…

– Хорошо?

– Нормально. Поверь, босс, для меня это уже много.

– Как скажешь, – не стал спорить я. – Поднимись, разбуди Говночела, если не сложно. Чего это я работаю, а он дрыхнет.

– Не пойду, – помотала головой Швабра, – сам буди.

– Почему?

– В прошлый раз он открыл мне дверь. В одних трусах.

– Так в трусах же.

– Если бы он был без трусов, я бы его пнула по яйцам, а потом убежала блевать. Но мне и так было достаточно гадко. Фу. Голые мужики омерзительны. И вообще, я не на работе сейчас. Просто жду подружку, она обещала сюда прийти.

– За цветочками поухаживать?

За прошедшие дни белобрысая Ведьмочка выдернула все сорняки, взрыхлила землю, аккуратно обложила клумбу камешками, подсадила к фиолетовыми лилейникам такие же тёмные флоксы, подстригла вокруг траву при помощи извлечённой из сарайчика косилки. А я даже не знаю, где от этого сарайчика ключ.

– Типа того, – немедленно помрачнела Швабра.

– А чего она у себя дома такую клумбу не заведёт? – поинтересовался я.

– Чтоб у тебя черти язык вырвали, босс! – крикнула внезапно девушка и выбежала на улицу.

Очень эмоциональная барышня.

***

«Утренний клушатник» называет Швабра это собрание. Первый случай, когда девушка отказалась от денег из принципа. Пока не предложил ей обслуживать утром дамский столик, думал, что такое вообще невозможно.

– Они дают хорошие чаевые, – соблазнял я. – А ты всё равно болтаешься без дела, пока каникулы.

Меня, если честно, «клушатник» бесит – денег они бару приносят чуть, потому что основная прибыль – выпивка, а дамы с утра не пьют. При этом нервов требуют чертовски много. Сбросить их на Швабру казалось мне хорошей идеей, но она оказалась категорически против.

– Не, босс, – сказала она решительно, – у меня обезвоживание начнётся, столько плевать.

– Что так?

– О, я знаю, как это будет выглядеть! Вот, представь, я такая подхожу к их столику…

Швабра чеканным шагом промаршировала к столу и обращаясь в пустоту спросила: «Что будете заказывать?» Тут же села за столик и, приняв надменный вид, сама себе ответила чрезвычайно противным сюсюкающим тоном: «Ах, бедная девочка! Как жаль, что тебе приходится работать в столь юном возрасте! Все эти туалеты… Фи! Принеси-ка нам для начала кофе…»

Девушка вскочила и сделала вид, что записывает заказ и уходит, потом быстро села на другой стул, скорчила скорбную рожу и сказала: «Эта девица… Как её можно допускать к работе с приличными людьми? Да от неё смердит!» Перескочила на соседнее место, изобразила лицом что-то совсем уже гадкое: «Я не понимаю, почему она вообще учится в городской школе? Там же наши дети!» Новая смена места и выражения лица: «Таких, как она, вообще нельзя учить, даже грамоте! Сразу начинают думать, что им всё позволено!» Снова на первый стул: «Ах, и не говорите! Отродье, как есть отродье!» Швабра махнула рукой и встала, не закончив мысль.

– Всё так плохо? – уточнил я.

– Даже хуже. Мне нужны деньги, но их чаевые я забила бы им в глотки шваброй. После того, как наплюю им в пирог и нассу в кофе, разумеется.

– В кофе сложно нассать, чашки маленькие.

– Я бы очень постаралась, босс. Так что не проси меня их обслуживать, ладно?

– Как скажешь…

***

– Прошу, дамы, – пришлось открыться раньше, не заставлять же ждать десять минут женщин, не умеющих смотреть на часы?

– Латте, – небрежно бросает Директриса Чизкейк, – и чизкейк.

Директриса – это не должность, а принадлежность. Супруга Директора. Стервозная, но очень ухоженная дама возраста тридцать плюс. С неё-то и начался «клушатник». Точнее, с того, что Односолодовый Директор решил со мной «серьёзно поговорить». Он и раньше порывался, но всё время ему была обстановка не та: то Училка не того цвета, то Калдырь не в том состоянии, то Помойка Бурбон воздух озонирует. А в тот раз ему повезло, бар был пуст.

– Лучший односолодовый, – велел он.

Ну, разумеется. Для него и держу эту пафосную бутылку. Каждый раз так и подмывает проверить, отличит ли он дорогое, как жидкая платина, пойло от обычного вискаря, если налить в ту же тару? Но это было бы как-то не по-барменски. Или наоборот, слишком по-барменски, не знаю. Я же не настоящий бармен.

– Нам надо поговорить, Роберт. Серьёзно.

Я кивнул и взял стакан с полотенцем. Барменская магия. Бар-вуду.

– Мне кажется, Роберт, вы недооцениваете важность вашей позиции.

– Моя позиция за стойкой, – заметил я спокойно.

– Именно! Вы естественный центр притяжения. Своего рода пример.

– Может, дело в напитках?

– Бар – общественное место. Бармен – социальная функция.

Я молча пожал плечами. Функция так функция.

– Ваше отношение к маргиналам и сомнительным личностям задаёт обществу неверные ориентиры.

– А каковы верные?

Директор помолчал, внимательно на меня глядя. Сверлил недобрым взглядом, как злой колдун, но полотенце и стакан работают, у меня даже жопа не зачесалась.

– Лето заканчивается, Роберт.

– Факт, – не стал я спорить с календарём.

– Вам придётся делать выбор. Всем придётся. Вы меня понимаете?

– Нет.

– Вы должны подать верный пример.

– Я подаю только напитки.

– Такова ваша позиция?

– Таков принцип работы бара. Наливаю всем, кто не мешает пить другим.

– Что ж, – сказал Директор, вставая, – мы, несомненно, ещё вернёмся к этому вопросу. А пока… моя супруга ищет место, чтобы встречаться с подругами, но вечерняя атмосфера вашего заведения для них чересчур токсична. Почему бы вам не открываться утром?

– А почему бы дамам не пойти в кафе?

– В забегаловку для дальнобойщиков? К этой вульгарной женщине? Мы не считаем её частью города. Она сама по себе. Никто из городских туда не ходит. Это, в конце концов, просто неприлично. Я прошу вас, Роберт, пойдите мне навстречу! Поверьте, моё расположение дорого стоит.

Так у нас появился «утренний клушатник». И чёртово радио.

***

– Роберт, время! – напоминает капризным тоном Директриса, и я тащу к ним на столик тяжеленный радиоприёмник.

Культурная программа – прослушивание утреннего выпуска радиопостановки «Отродья Ведьмы». Под мой кофе и бисквиты от Мадам Пирожок. В кафе к ней ходить они, значит, брезгуют, но выпечку наворачивают так, что только успевай подносить.

– …Он уверен! – возмущённо начинает голос. – Он, видите ли, точно знает!

Это, значит, главный герой. Тот самый человек с пылающей зад… гражданской ответственностью, так и норовящий ею что-нибудь поджечь. Сейчас мне кажется, что у него голос Директора, но антикварный ламповый приёмник довольно сильно искажает звук, и я не поручусь. Просто ощущение от персонажа такое же – наглое пафосное чмо, уверенное в своей правоте по умолчанию.

– …Но, может быть, и правда, девочка не отродье? – сомневается кто-то из его соратников. – Всегда есть вероятность ошибки. Зло коварно.

– Время уходит, и лучше ошибиться в эту сторону, чем в другую. Вы хотите, чтобы отродья заполнили город?

– Не дай Господь! – вздыхает его собеседник. – Не дай Господь…

Действие разматывается так медленно, что даже из тех обрывков, что я услышал, начинает складываться какая-никакая картина происходящего. Это радиопостановка по мотивам не то книги, не то комикса, не то комикса по книге, не то книги по комиксу… Я ничего такого не читал, но не могу не признать, что актёры, как минимум, стараются. Некоторое переигрывание и излишняя мелодраматичность постановки сначала раздражают, но потом привыкаешь. Принимаешь как жанровую особенность. Мистический триллер, в котором Древнее Зло Возвращается, требует изрядной порции пафоса, иначе превратится в плохую комедию. Нет, правда, как это вообще можно воспринимать всерьёз? Но дамы волнуются и трепещут, нервно заедая стресс выпечкой. Жаль, что, в отличие от алкоголя, зарабатывает на этом в основном Мадам Пирожок.

Возможно, дело в том, что действие происходит в таком же маленьком городке, и им легко представить себя в эпицентре событий. Хотя событий как таковых мало, всё больше рассуждений разных лиц о том, что «грядёт», и «вот-вот начнётся». В данный сюжетный момент интрига крутится вокруг того, что группа граждан с зашкаливающей социальной инициативностью решила, что дочь одного из горожан – некое «отродье». Почему именно она, я пропустил. Поэтому сложилось впечатление, что основными симптомами признаны: «она красивая» и «ей семнадцать». Скажите мне, какая девчонка не красива в семнадцать? Ладно, а кроме Швабры? Девочку хотели «проверить». Не знаю, как именно, но в Средние века, кажется, ведьм бросали в воду. В кандалах. Выплывет – ведьма. Утонет – похороним, как честную женщину. Беспроигрышный метод, но я понимаю, почему отец против.

– …Её мать умерла от горячки вскоре после родов, – отвечает из хриплого динамика папа подозреваемой.

– Это было семнадцать лет назад, – напирает главный герой, – старый доктор умер, и мы знаем это только с твоих слов.

– Остались его записи.

– Он мог написать что угодно за порцию выпивки. Не скажу дурного про старого дока, но мы оба знаем, что он изрядно закладывал, от чего и помер.

– Я не знаю, от чего умер доктор. Но моя жена умерла от горячки, оставив мне дочь. Вы и близко не подойдёте к моей девочке. Никто из вас. Если с ней что-то случится, однажды ночью ты проснёшься от арбалетного болта в башке и успеешь посмотреть на свой труп вылетевшими из глазниц глазами. Я достаточно ясно сказал?

– Более чем, – зловеще ответил его собеседник, – более чем. Но лето заканчивается. Скоро всё изменится. И нас будет много.

– Значит, хорошо, что я запасся болтами.

На этом драматическом моменте прозвучала музыкальная кода – передача закончилась.

– Как он может! – возмущённо сказала Директриса. – Какой чудовищный эгоизм! Ставить свои интересы выше безопасности города!

– Всё же дочь… – позволила себе проявить преступное несогласие с линией партии одна из подружек. – Я бы тоже задумалась…

– О чём бы ты задумалась! – взвилась Директриса. – Как тут вообще можно задуматься? Это же отродье!

Остальные дамы единым фронтом выступили на стороне лидерши, вогнав провинившуюся в бледность и дрожь:

– Ну ты даёшь!

– Скажешь тоже!

– Надеюсь, ты пошутила?

– А вдруг не отродье? – слабо возразила та. – Это же ещё неизвестно?

– Ну и что? – возмущается Директриса. – Даже если так, это один человек, а на кону общие интересы! Неужели непонятно, что лучше перестраховаться? Подумаешь, какая-то девчонка…

– Да-да, конечно, извини… – тут же сдалась та. – Разумеется, ты права. Да и девчонка, конечно, отродье. По всему видно.

– Да-да, все признаки налицо!

– Без сомнений!

– Ошибка исключена! – загомонили облегчённо дамы.

Конфликт был исчерпан.

***

Швабру и её белокурую подружку я обнаружил на заднем дворе. Моя уборщица мрачно смотрит на то, как девушка, надев защитные перчатки, выдёргивает из клумбы сорняки.

– Лезут и лезут, – жалуется та, – ну что ты будешь делать.

– Я? – злится почему-то Швабра. – Ничего не буду. У меня от этого места озноб и тошнота.

– Просто тебе страшно. Тебя всегда тошнит, когда ты боишься, я же знаю.

– А тебе нет? Тебе, правда, не страшно? Хочешь такую же клумбочку? У себя, там?

– А ты будешь ухаживать за этой?

– НИ ЗА ЧТО!!!

– Тогда не хочу. Кстати, мне кажется, получилось довольно мило. Фиолетовое мне всегда шло.

– Угу. Ты ещё табличку поставь.

– Какую табличку? – спросил я.

– Никакую, – буркнула Швабра. – Не подслушивай чужие разговоры. Чего надо, босс?

– Скажи, – обратился я к блондинке, собирающей садовый инструмент, – у тебя что, ключ от моего сарая?

– Нет, он без ключа открывается. Замок для вида висит. Дверь просто надо чуть-чуть приподнять.

Она продемонстрировала это, убрав туда грабли и ведро.

– Надо же. Не знал. Хочу закинуть вещи из бывшей кладовки, а то они коридор загромождают.

– Я вам помогу! – сказала девушка.

– Серьёзно? Зачем?

– Мне нечем заняться, и я люблю копаться в старом барахле. Можно?

– Я планировал поручить Говночелу, но, если хочешь, можешь поискать там что-нибудь интересное.

– Мы там уже нашли интересное, – мрачно сказала ей Швабра. – Наручники, ножи и колья. Ничего не напоминает? Оно тебе надо, подруга?

– Обожаю всё винтажное, нуарное и готичное! – засмеялась блондинка. – Как в комиксах, да?

– Дурочка сумасшедшая, – проворчала уборщица себе под нос.

– Да ладно, это забавно, – пихнула её кулачком в костлявое плечо подружка.

– Чёрта с два! – ответила Швабра, но всё же поплелась за нами.

***

– Слы, герла, ну ты ваще отпад, герла! – сказал обалдевший панк. – Я рили в крэшах. Май херт брокен.

– Только потяни ручонки к моей подруге, – рявкнула на него Швабра, – и я смету твои зубы с пола веником!

– Слы, жаба, не агрессируй! Я рили прусь от беленьких! Ты же рили блонда, герла? Никаких женских штучек?

– Это мой натуральный цвет, – приветливо улыбнулась ему блондинка, – а ты забавный.

– Ха! Забавный? Да я рили фронтмен крутецкой панк-руппы «Кринжовые Факеры»! Найди мне гитару, и я всем тут дам просраться!

– Штаны не забудь снять, просракер, – вызверилась на него Швабра.

– Слы, ну ты обломщица, жаба! Я ж не виноват, что ты на рожу стрёмная.

– Ах, я стрёмная? – зашипела на него Швабра. – Ну, всё…

– Слы, босс! – спрятался за меня панк. – Ты на неё намордник надевай, что ли. У неё ж небось, укус, как у кобры!

– Так, закончили, – сказал я веско.

– Ты, – указал я на Швабру, – иди вниз, готовь столики к школьной программе. Иди, иди, потом в тарелку ему плюнешь.

– Рили, босс? Ты чо? – возмутился панк. – Ты ей разрешаешь?

– Она всё равно плюнет, разрешу я или нет, – заметил я философски. – А панков такие мелочи волновать не должны. Или ты не тру панк?

– Ха! Да трушнее меня пункера не найти, рили! Кринжовые Факеры, воу! – и он сделал пальцы «козой».

– Ты, – велел я ему, – будешь таскать в сарай вещи из коридора. Девушка хотела их разобрать, так что поступаешь в её распоряжение.