– Встреча с Остерманом, государь, Пётр Алексеевич, – Митька скрепил письмо печатью и пошёл гонца искать, чтобы отправить того в Нижний Новгород к Петьке.

Ещё одно нововведение, придуманное Митькой, что странно без моих подсказок – это моё расписание на день. Расписанием занимался Митька, и оно чётко регламентировало все мои встречи и занятия делами.

Теперь, чтобы со мной встретиться, необходимо было не просто челобитную бросить и ждать, когда мне в голову взбредёт принять на аудиенции. Сейчас необходимо было согласовать дату и время встречи с Митькой, который утверждал каждый мой следующий рабочий день в конце текущего.

Кроме этого, необходимо было обговорить с моим секретарём, какие именно вопросы будут обсуждаться, чтобы я не выглядел слишком бледно, а успел подготовиться.

Всё это распространялось на все случаи, кроме тех, которые я оговаривал отдельно, как, например с Берингом, которого я ждал уже как на иголках сидя. А ведь сегодня мне ещё с одним монахом-расстригой разбираться придётся.

– Остерман Андрей Иванович к государю, – представив посетителя, Митька дождался, когда один из гвардейцев зайдёт внутрь, и только после этого закрыл двери. Вот сейчас он точно убежал курьера искать.

– Входи, Андрей Иванович, входи, да присаживайся, не стой столбом, – я указал рукой на кресло для посетителей. Сам же остался стоять. Облокотясь о спинку своего кресла. Выглядел Остерман не очень хорошо. Землистый цвет лица, залысины, потухший взгляд… Одежда была на нём надета старая и висела мешком, значит, похудел он сильно, парика на голове нет. Но старается сидеть прямо, только руки на коленях сложил, чтобы не видно было, как они подрагивают. – Вижу, бедствуешь ты, Андрей Иванович?

– Не жалуюс, государ, – а русский у него заметно улучшился, только мягкие звуки не проговаривает. Остерман оглянулся на подпирающего дверь гвардейца, ну так уголовничек же перед государем сидит, а вдруг кинется, да как покусает? – Разве я хот раз давал повод для того, чтобы меня опасатся?

– Не давал, – я покачал головой. – Но ты ведь и воровать у меня разрешения не просил, и законы как мои и за меня принимать тоже без моего уведомления подписывал. Али скажешь, что не было такого?

– Зачем позвал меня, государ? Чтоб ещё раз обвинения кинут? Я и так знаю, что виноват перед тобой. Но толко перед тобой, перед Россией чист я, даже в мыслях не предавал я страну, что приют мне дала, в трудное время.

– А меня, значит, можно было, – я задумчиво смотрел на своего бывшего учителя и думал, правильно ли я поступаю, вытаскивая его из ямы с дерьмом, где он главным золотарём Москвы сейчас трудится.

– С тобой трудно было благами не восползоватся, кои в руки как переспевшие яблоки падали. Я толко понят не могу, как пропустил момент, когда пропустил его, и ты повзрослел, да того, кто открыл тебе глаза на Долгоруких, проморгал. За них, кстати, спасибо. Если бы всё не решилось зимой, разорили бы они страну. В Тёмные века, к Московии скатили бы все начинания деда твоего и прадеда Алексея Михайловича.

– Зато откровенно, – пробормотал я, глядя на Остермана, который вместо того, чтобы упасть духом, внезапно словно снова стал тем безбашенным юнцом, который сбежал в Россию после убийства на дуэли своего обидчика. – Как тебе твоя новая служба, Андрей Иванович?

– Привыкну, – он скривился. – Понимаю, унизит поболнее хотел ты меня, государ, Пётр Алексеевич, но я-то уже с жизнъю попрощался, так что, верю, что пожалел ты меня, а служба… ничего, и оттуда можно ползу найти. Да, если ест время выслушат меня, хочу совет дат, по старой памяти, да об одолжении просит.

– Любопытно, – я даже вперед подался. – И что же за совет ты хочешь мне дать, Андрей Иванович?

– Сейчас по всей Москве, да и по приказу твоему, государ, Пётр Алексеевич, в других город и не толко в городах Российской империи идут строителства наподобие «Болшой клоаки», что ещё из Древнего Рима пришла. Брус внёс изменения, чтобы воды с улиц туда же стекали, и дороги в болота не превращалис. Это похвално, очен похвално, и правилно. Так вот, мой совет, как старшего золотара Москвы, – он хмыкнул, но мне понравилась его самоирония, – сделат отстойник в специалном месте, и туда же приказом все скотобойни перенести, и всех мёртвых животных. Большую яму вырыт. Не одну, а целую систему. И известью всё пересыпят, а потом закрыват накрепко.

– Постой, ты что же селитряницы хочешь сделать? – я быстро перебирал в уме возможности. – Но, для получения селитры из всей этой… – я поморщился, – много времени должно пройти.

– Есть способ ускорит процесс, – Остерман слабо улыбнулся. – Нужно костры разжигат возле ям, в них сжигат всё, что от скотобойни осталос, да от туш дохлых животных. И эту золу туда же лит. Вместе с известъю. – Я внимательно изучал сидящего передо мной человека. Либих нечто подобное только в период Наполеоновских войн придумает, а тут…

– Откуда такие познания, Андрей Иванович? Звучит слишком уж сказочно-былинно.

– Я много читал, государ, – он вздохнул. – Так многие делали. В Китае вообще каждую каплю человеческой мочи и фекалий подбирали, а им секрет изготовления пороха был известен очен давно. Нужно палатки ставит, над теми погребалными кострами, чтобы и дым шёл туда, куда надо – в ямы, а не в сторону городов.

– И сколько ты мне селитры дашь через год, например? – я прикидывал стоимость всего этого и готового продукта и у меня постоянно сбивался внутренний калькулятор.

Мало того что с горожан будем брать за обслуживание канализации, хоть чисто символически, но будем, потому что халява порождает наплевательское отношение к чужому труду. Мало того, что очистим города и веси от дерьма и тем самым снижая риск развития какой-нибудь эпидемии, так ещё и это предложение.

– Много, государ, Пётр Алексеевич, – он снова усмехнулся. – Люди не перестанут дават дермо и мочу, даже если им приказат этого не делат.

– Это точно, – я прищурился. – Дозволю я всё это организовать, поле специальное под те нужды выделю, наказ всем губернаторам на тоже дам, и даже разрешу продавать селитру, кроме той части, что государству пойдёт на производство пороха как для нужд армии, так и для любых других нужд, и даже освобожу от налогов – вы налоги мне готовым продуктом отдадите. Мало того, я даже известь буду поставлять за казённый счёт, чтобы затраты поделить и не ввязывать вас в это бремя, но есть одно условие.

– Какое условие, государ? – теперь уже прищурился Остерман, а я не прекращал восхищаться этим человеком, сумевшим из дерьма найти лазейку для получения прибыли.

– Вы берёте на себя ещё и сжигание мусора, коей будет подвозиться к вам на специальных телегах. Знаешь же уже, что в ведомстве полицейского генерала Радищева Афанасия Прокофьевича есть целое подразделение низших чинов – дворники, кои не только за порядком законным на улицах следят, но и просто за порядком? – он кивнул, а я продолжил. – Так вот, тот мусор, нужно будет куда-то девать. Да и горожанам скоро новый указ доведут, что тому, кто мусор на улицу выбросит из окна, али гуляя по улицам, штрафу придётся платить по полкопейке за раз. А вот тем, кто в специальные короба будет выбрасывать, тому слава и почёт будет полагаться. Раз в день телега специальная будет тот мусор собирать, да к вам на ваши ямы отвозить. Ну а там вы сами будете решать, что с ним делать – сжечь, аль в яму свою бросить.

– Я согласен, – кивнул Остерман.

– Прекрасно. А теперь перейдём к вопросу, по которому я тебя сюда и вызвал, Андрей Иванович, – я полюбовался его слегка перекосившимся лицом. – Давно ли ты, Андрей Иванович, с Бестужевым-Рюминым разговаривал о герцогине Курляндской Анне Ионановне?

– Давненко уже, – Остерман потёр подбородок. – Болше полугода уже.

– Что он тебе о ней говорил? Она способна на интригу политическую большего масштаба? – я внимательно смотрел на его лицо, пытаясь отследить малейшие изменения.

– Анна Иоановна? – Остерман даже крякнул и закусил губу, чтобы не заржать. – Да она даже платъе себе выбрат не в состоянии, во всём полагается на мужчину, который её в данный момент ублажает.

– Я так и думал, – я кивнул. – Так вот, решил я вернуть тебя, Андрей Иванович, на службу в наш дипломатический приказ. Более опытного человека, чем ты, поди ещё поищи.

– И в чём будет заключатся моя миссия в Курландию? Вед я туда буду направлен?

– Туда, – я кивнул. – Ты поедешь Анну Иоановну арестовывать, – я радостно улыбнулся, глядя на его ошарашенное лицо. – Твоё дело, Андрей Иванович, будет состоять в том, чтобы навести во дворце герцогини побольше шороха и вернуться оттуда живым. Да, ещё надобно будет точно узнать, кто на сей раз греет её простыни.

– И всо? – Остерман нахмурился, шевеля губами, словно что-то просчитывая про себя.

– И всё, – я перестал улыбаться, глядя на этот раз жёстко. Про Волконского я тебе говорить не буду, не нужно тебе про князя пока знать. Хотя может так случиться, что вам на пару придётся к границе с Россией пробиваться. – Заметь, Андрей Иванович, возвращая тебя на службу, я не отнимаю то небольшое дельце, что ты хочешь организовать, и даже буду в нём всячески способствовать.

На этот раз он смотрел на меня гораздо дольше и, наконец, произнёс.

– Я ещё раз ошибся, думая, что тобой кто-то руководит, государ, Пётр Алексеевич. Я согласен вернутся на службу и начат её с самых низов.

– Ну вот и отлично, все детали тебе, Андрей Иванович, твой тёзка расскажет. Тебе сейчас с ним работать придётся. Надеюсь, зла на него ты за своё заточение не держишь, Ушаков всего лишь свою работу выполнял. – Он понял, что аудиенция закончена. Встал и пошёл к двери, а я никак не мог обнаружить у него признаков того самого ревматизма, который мучил Остермана ещё совсем недавно по каждому удобному случаю. – Да, и ещё, Андрей Иванович, – он обернулся, когда уже стоял возле гвардейца, который на всей протяжённости нашей беседы притворялся слепо-глухо-немым. – Вы не знаете хорошего мастера по различным шифрам?

– Знаю, – Остерман пожал плечами. – И ты, государ, Пётр Алексеевич, тоже знал бы, если бы проявлял хот малэйшее усердие в учении.

– Не увлекайся, Андрей Иванович, – помимо моей воли в голосе прозвучала неприкрытая угроза.

– Христиан Голдбах, твой учитель математических наук, государ, – Остерман не был бы Остерманом, если бы угрозу не почувствовал, и не принял во внимание. – Он сейчас в Москве, насколко я знаю. Наверное, думает, что государ одумается и продолжит обучение. Хотя я уже вижу, что учит тебя, государ, уже нечему. – Дверь на этот раз за ним закрылась, а я всё ещё смотрел в ту сторону, не понимая, как я сам про Христиана Гольдбаха не додумался?