Пожалуй, лишь печальные известия из дому, полученные накануне аудиенции, помогли ей держаться, не поддаваться уничижительной волне, окатившей, казалось, всё её существо. Никогда прежде Марион не чувствовала себя настолько раздавленной, побитой и униженной – как старая брехливая псина, которой даёт пинка хозяин…

Письмо, полученное накануне, было написано управляющим и имело крайне лаконичное содержание: благородный сэр Кеннет, занимавшийся воспитанием Синего баронета Михаэля, тихо скончался во сне от затяжной хвори, кончину от которой давно пророчили все лекаря…

Судьба подбрасывала ей испытания одно за другим, и Марион не знала, хватит ли у неё сил победить в бесконечной борьбе. Будто недостаточно было того, что она потеряла Магнуса! Будто недостаточно свалившихся на неё проблем, вражды с Ликонтом и внезапного помешательства Северины, решившей покончить с верной многолетней службой и отправить её на вражескую территорию, чтобы навсегда избавиться от непростой ситуации, сложившейся вокруг фаворитки – а уж в том, что вернуться в Аверон в ближайшие несколько лет ей не удастся, Марион не сомневалась. И вот теперь – друг семьи, почти родственник, близкий человек, единственный, кому могла она доверить воспитание своего сына…

Михаэль поедет с ней, это решено. Марион знала, что такое жизнь при монастырях, куда отправляли отроков влиятельные родители в подобных случаях. Нет. Довольно. Из-за проклятой войны, проклятой службы и проклятой императрицы она потеряла почти десять лет драгоценной жизни её сына. Её не было рядом, когда он болел и нуждался в ней, когда он радовался своим успехам, когда звал, проснувшись с криком от ночных кошмаров. Довольно, довольно! Её мальчик остался сейчас совсем один, и не было рядом никого, кто помог бы пережить горе – сэра Кеннета Михо считал почти дедушкой, и потеря его была значительной для детского сердца.

Валлия – не лучшее место для того, чтобы растить ребёнка, но Михо скоро станет совсем взрослым… ещё всего семь лет – и он войдёт в права наследия замка и земель Синих баронов. Тогда она сможет отпустить его, позволить жить самому. А до тех пор… её мальчик нуждался в ней, её ласке и заботе, защите и любви. Он поедет с ней, это решено.

И если ублюдок Ликонт только попробует косо взглянуть в сторону Михаэля, только попробует…

Марион остановила коня, гаркнула команду, выстраивая воинов по обе стороны городских ворот, отъехала, пропуская делегацию через подвесной мост.

Почётный караул отдал честь валлийским гостям, отсалютовав бывшим врагам копьями, и ехавший чуть позади крон-принца герцог придержал коня, останавливаясь напротив неё.

– До встречи в Галагате, леди Марион, – Нестор удерживал поводья левой рукой, позволяя складкам плаща скрыть то, что осталось от правой. – Я буду ждать вас с большим нетерпением.

Шлем скрывал половину её лица, но Нестор увидел, как дрогнули её губы. Поняла…

Поняла, кто уговорил Северину спровадить буйную воительницу подальше от реннского двора. Поняла, кто спланировал свою партию на много ходов вперёд, поняла…

Ведьма промолчала.

Ликонт жёстко усмехнулся – одними губами – и чуть нагнулся вперёд, внимательно рассматривая аверонскую вязь на капитанском шлеме воительницы. Сегодня был последний день её службы, последний раз, когда она одевала капитанский доспех. Догадывался ли об этом Ликонт, Марион не знала – и уже не хотела знать, не желая думать именно сейчас о том, что ещё приготовил ей ненавистный генерал.

– Знаменитая реннская сталь, – герцог качнул головой, вновь выпрямляясь в седле. – Сталь – крепкий металл, леди Марион. Она ломается, но не гнётся.

Нестор тронул поводья, догоняя крон-принца. Ехавший впереди, сразу за принцем Орестом Януш оглянулся, выискивая Марион глазами среди рядов закованных в латы воинов, и тотчас отвернулся, когда патрон подъехал к ним.

Валлийская делегация проехала подвесной мост, и любопытствующие горожане, шумно прощавшиеся с будущим супругом любимой принцессы, принялись расходиться по домам…

ЧАСТЬ 2. Эпидемия

Он встряхнул колбу, перемешивая споры плесени и питательную среду, и плотно закрыл колпачком. Приготовленной смеси хватило на пару десятков таких колбочек, настаивать которые приходилось в полной темноте – подвал его лаборатории как нельзя лучше подходил для этого.

Получение нового лекарства занимало долгих четырнадцать дней. Вначале следовало дождаться появления зеленовато-синей плесени на порченом хлебе или фрукте, затем пять дней настаивать отделённые споры в полной темноте, и ещё семь – в специальной смеси, разлитой по чистым колбам. Только после этого жидкость можно было фильтровать и быстро морозить, чтобы избежать повторного разложения уже готового лекарства. С заморозкой приходилось сложнее всего – Януш использовал для этого нижний подвал лаборатории, где на стенах выступала изморозь, а принесенная вода покрывалась ледяной коркой.

За годы войны Янушу приходилось встречаться с многочисленными случаями ампутаций конечностей и заражениями от, казалось бы, совершенно безобидных царапин, погубивших великое множество людей.

Он ничего не мог сделать, но каждый раз, бессильно наблюдая за тем, как мучился и умирал на его руках человек, ненавидел собственную беспомощность так сильно, что это не давало покоя даже во сне. Он начал опыты и эксперименты ещё тогда, в первый год войны, выкраивая драгоценные часы, минуты покоя, не давая отдыха уставшему мозгу, заставляя себя думать и искать решение.

Он давно применял в своей практике бальзамы, мази и настойки, созданные своими руками, обладающие удивительными целебными свойствами, и буквально ставившие безнадёжных больных на ноги. Давно, ещё до знакомства с Ликонтом, когда приходилось перебиваться от заработка к заработку, за Янушем закрепилось опасное прозвище – колдун. Будь он чуть более известен, гнить бы ему до конца дней в королевских тюрьмах за подобную славу, а ещё больше – за свои страшные опыты и их невероятные результаты. Да, пожалуй, обвинения в колдовстве Януш боялся больше, чем какой-нибудь суеверный простолюдин из глухой деревушки. Там местная власть может отправить за подобное на костёр – официально запрещённый вид казни, но по-прежнему популярный на окраинах дикого королевства – а здесь, в столице, его ждала либо позорная казнь на площади через повешение, либо пожизненное заключение.

Герцог оказался начисто лишён подобных предрассудков. Янушу несказанно повезло – прознав о его экспериментах и постоянных поисках лекарства, Нестор отвёл ему целую лабораторию в подвалах фамильного замка, снабдил всем необходимым, обеспечил условия, о которых лекарь и мечтать не мог. Среди слуг, конечно, поползли нехорошие слухи о колдовских опытах, чёрной магии и продаже души Клеветнику, но постоянная нужда в его лекарских услугах и непререкаемый авторитет самого герцога закрывали рты самым отъявленным сплетникам: слухи не выходили за пределы замка Ликонтов.

Вернувшись из Аверона, лекарь с прежней страстью принялся за эксперименты. Не только потому, что соскучился по работе – просто за работой он не так часто вспоминал о единственной женщине, пробудившей в нём самые дикие, самые откровенные и неправильные мечты. Мысли о ней сводили с ума, и он забывался в темноте своей лаборатории, стараясь не вспоминать ни о неприкрытой наготе первой встречи, ни о тёплых губах второй. Старался не думать и о лютой ненависти, вспыхнувшей между ней и патроном – леди Марион, какой бы сильной ни была, обречена на провал.

Нестор редко вспоминал о произошедшем в Ренне, но время от времени, в их вечерних беседах за шахматной игрой, признавался, что давно готов к встрече с баронессой. Януш ему верил: порой патрон просил его помощи в написании писем, хотя давно научился владеть для этого левой рукой, и по тайной переписке с Севериной лекарь понимал, что герцог уже сделал то, что обещал – лишил Марион всего, что у неё было. Или почти всего.

После их возвращения из Аверона прошло почти полгода – прибытие принцессы Таиры для свадебной церемонии пришлось отложить из-за кончины престарелого императора Тория и связанного с событием траура. На престол взошел император Таир, старший брат принцессы, и Нестор уже наладил с ним переписку. Януш не до конца понимал, какую игру ведет патрон, работая на два фронта – короля Харитона и императора Таира – пока Нестор не признался сам: после свадебной церемонии с принцессой Таирой крон-принц Андоим вступал в наследство большей части королевства. И, по уверениям Нестора, вряд ли насытился бы этим.

Если так случится, что король Харитон неожиданно скончается, и крон-принц взойдёт на престол, Нестор недолго задержится при дворе, и недолго протянет в принципе – Андоим ненавидел и опасался его настолько, что был готов на всё ради его устранения. Более того, с устранением Ликонта ничто не сдержит Андоима от братоубийства – его младший брат принц Орест мог претендовать на престол в случае смерти крон-принца – а значит, в глазах Андоима тоже был опасен.

Януш ничего не смыслил во дворцовых интригах, но очень хотел, чтобы патрон не просчитался, и у него получилось сыграть очередную красивую партию. Нестор был единственным гарантом его благополучия, и не только его одного – судьба августейшего Ореста тоже зависела от защиты и протектората тайного советника его отца.

Ликонта, тем не менее, все хитросплетения чужих судеб и политических игр не тревожили, казалось, вовсе. Генерал проводил смотр войск, учения, приезжал в фамильный замок, наслаждаясь отсутствием необходимости постоянно быть при дворе, интересовался работой Януша, занимался постоянными тренировками, привыкая к новому телу и разработанному лекарем специальному протезу, и, на первый взгляд, полностью восстановился после случившейся с ним неприятности; даже, казалось, остыл от собственной горячечной ненависти в ожидании прибытия аверонской делегации.

Тревожило Януша как личного лекаря герцога лишь одно – полное отсутствие интереса патрона к обществу. Нестор никого не хотел видеть и никого не приглашал погостить в семейный замок – а уж раньше у владельца всего северного предела Валлии постоянно гостили друзья. Родственников у Ликонта практически не осталось, и герцога, казалось, полностью устраивал затворнический образ жизни. А ещё за всё это время, начиная с окончания войны, патрон не интересовался и женским обществом тоже, флиртуя только в переписке с Нивелийской леди Августой – по острой необходимости, получая взамен пикантнейшие подробности реннской жизни.

Януш не задавал вопросов. Герцог ждал, он тоже. Время тянулось медленно, но неотвратимо, и сегодня наступал тот самый день, когда прибывала в Галагат реннская делегация аверонских гостей, среди которых – будущая королева Валлии, Таира, и её личная телохранительница, Синяя баронесса Марион…

***

Генерал стоял на возвышении, перед дверьми галагатского храма Единого, устремив взгляд на главные ворота города. Сопровождаемая валлийским эскортом, встретившим её ещё на подъезде, в Галагат въезжала аверонская делегация во главе с принцессой Таирой. Толпившиеся вдоль красного коридора горожане шумно приветствовали будущую королеву, и в воздухе повис общий восхищённый гул: красота юной принцессы и её мягкая улыбка с первого взгляда влюбили в себя всю столицу.

Ликонт чуть повернул голову, глядя на застывшего перед ним крон-принца Андоима и стоявшего за его спиной, по правую руку, принца Ореста. Король Харитон встречать аверонцев не выехал, готовясь к торжественной встрече во дворце, но отправил со своими сыновьями тайного советника.

Гости приближались – открытая, богато украшенная карета принцессы Таиры, и двое конных рыцарей, ехавших чуть впереди и прокладывавших путь для августейшей особы. Ещё двое всадников следовали позади кареты, замыкая эскорт, и за ними – весь аверонский двор, который сопровождал принцессу: всадники и кареты, повозки и обозы.

Ликонт обвёл эскорт быстрым взглядом ещё раз, и его глаза наконец встретили ту, которую он так долго ждал. Леди Марион ехала впереди кареты, одна из тех самых конных рыцарей – в полном облачении без всяких знаков отличия, в тяжёлом доспехе, вооружённая, неулыбчивая и напряжённая, как и положено телохранителю. Глаза её ощупывали площадь и шумящий народ, чужих воинов, выстроившихся вдоль красного коридора, и каждый камень на пути кареты – бегло, цепко и без всякого интереса.

А потом она подняла глаза, встречаясь взглядом с генералом, и остановила коня. Карета остановилась тоже; крон-принц Андоим спустился со ступеней храма, приближаясь к ожидавшей его невесте.