Радуга и Вереск

Когда-то открыл для себя автора книгой «Арифметика войны». Рассказы были интересными, но проходными, на один раз. И я даже не особо запомнил, кто такой Ермаков. Потом попадались еще какие-то военные рассказы, которые не отложились. И вдруг я натыкаюсь на «Песнь Тунгуса» и залипаю! В первый момент я даже не связал этот роман и военные рассказы, в моей голове это были разные люди. Я был покорен. Книга была живая и талантливая. Может быть немного хромал стиль, литературно это выглядело неидеально, но сомнений у меня не было, что это талантливо!
«Радуга и Вереск» меня также не оставила равнодушным. Хорошо сделанный и продуманный роман. Немного неровный, но он уже совсем на другом уровне, по сравнению с военными произведениями. Такое ощущение, что автор не мог не писать, война из него выходила с прозой. Еще Бабченко в свое время говорил, что он справился с ПТСР только благодаря тому, что разрешил себе писать. Может я и ошибаюсь, мне трудно судить, могу лишь попытаться угадать.
Но вот читаю и понимаю, что открываю для себя нового и интересного писателя, за творчеством которого следить буду обязательно. Роман перекликается с повестью Бориса Васильева» «Летят мои кони…», там очень теплые описания Смоленска, ода этому древнему городу и его жителям. Я сам никогда в Смоленске не был, но произведение Ермакова меня вдохновило, очень захотелось побывать. Люблю книги, которые на что-то подвигают. Даже если это будет просто путешествием выходного дня.

Великолепное эпическое полотно, сплетённое из двух нитей: исторической — о первой трети XVII века — и современной — о веке XXI-м, куда более прозаическом, но тоже не чуждом романтики (если хорошо поискать).

Хронотопически их соединяет Смоленск, а точнее — одна из уцелевших башен смоленской крепости (всего их было 38, с ума сойти!) Веселуха, где обнаруживается лаз между временами — скорее метафорический, чем настоящий. Однако герою современной линии фотографу Павлу Косточкину хватает и его — буквально пропитанное историей (и кровью, чего уж тут) место по капле выдавливает из Косточкина скептика и столичного циника и намертво связывает его судьбу с судьбой молодца из XVII века. А молодец этот, при всей своей внешней приятности, обладает в наших читательских глазах одним крупным недостатком — не наш он, а польский шляхтич Николаус Вржосек, приехавший в Смоленск служить польской Короне и восторженно слушать рассказы друга своего отца, как долго, изнурительно, а потому под конец кроваво поляки брали Смоленск, город на Борисфене, как тогда европейцы называли Днепр.

Сюжетно же наших героев связывает знаменитая летопись Радзивилла с красочными миниатюрами (полистать её можно, например, здесь) — ну и некоторая общность судьбы. Сильно спойлерить не буду, чтению это не на пользу.

Книга большая, местами тяжеловесная, но по материалу, по фактуре — очень интересная, мало где вы найдёте так много исторических деталей и такое погружение в атмосферу, в том числе речевую. Русский, белорусский, польский, немецкий, латынь — на каких только языках не говорили в приграничном Смоленске! И как у любого приграничного города, судьба у Смоленска сложная, трагическая и прихотливо сложенная — с ним и сейчас непросто определиться, наш он или не наш, а в XVII веке и подавно. Вот Николаус в 1632 году приезжает в город на Борисфене с полным правом и осознанием: наш! Польский! Верой и правдой отвоевали у схизматиков! А читатель мучительно кусает губы: ну как же так?

В общем, не жалеет Ермаков читателя, не жалеет и не пытается ему понравиться. Тем, наверное, и цепляет.

"Will those feet in modern times
Walk on soles that are made in China?
Feel the bright prosaic malls
In the corridors that go on and on and on
Are we blind - can we see?
We are one - incomplete
Are we blind - In the shade
Waiting for lightning - to be saved
Cause love is noise and love is pain
Love is these blues that I'm singing again
Love is noise and love is pain
Love is these blues that I'm singing again, again"
The Verve - Love Is Noise

Полуслепые блуждания коридором (в нашем случае крепостной стеной и башнями над городом) из современности в 17 век ожидают свадебного фотографа Косточкина в Смоленске. После падения на лестнице, покупки фотоальбома с пропавшими изображениями и встречи с местными краеведами у главного героя книги возникают образы из прошлого. Эта параллельная реальность описана в исторических главах книги.

С.М. Прокудин-Горский Крепостная стена Смоленска (т.н. "Смоленский кремль"). Никольские ворота (между 1911 и 1912гг)

Скорее всего именно через эти ворота польский шляхтич Николаус Вржосек попадает в средневековый польский Смоленск между осадами его русскими войсками. Он успевает захватить кусочки мирной жизни города с лютневыми концертами, охотой, историческими рассказами.

Знакомство с местностью и её жителями меняет главных героев: толчком к этому у Николауса становится трофейная летопись Радзивилла, а у Косточкина - прогулка по линии Этингера.

Присутствие в тексте отсылок к британской группе The Verve у Олега Ермакова очень напоминает книги Ю Несбё: Ник Кейв в «Нетопырь» Ю Несбё , Джим Хендрикс в «Тараканы» Ю Несбё , Принс в «Красношейка» Несбё Ю . Это дополняет культурный фон книги.

Оценка книги могла бы быть и выше, но впечатление немного испортила последняя глава перед эпилогом своими политическими настроениями.

The Verve - Bitter Sweet Symphony