Уже через несколько минут из дома раздались крики, давшие понять, что зачистка дома оказалась не бесполезной. На пороге дома появились пехотинцы, тащившие сопротивляющуюся девушку лет двадцати.

– Смотрите, какой у нас удачный улов, – потешался капрал Кумагаи. – Не зря сходили, будет кому нас согреть этой ночью.

– А ну прекратить, – резко гаркнул Абэ, – мирные жители не должны пострадать.

– Ей будет хорошо, – оскалил жёлтые зубы капрал.

– Девушка, вы можете быть свободны, у вас есть возможность остаться невредимой, если вы будете оказывать содействие японской императорской армии и выполнять приказы, – сказал Абэ Нори по-китайски. Обращаясь к капралу, добавил на японском языке: – немедленно отпустить мирного жителя.

– Зачем, офицер? – с вызовом спросил капрал, оттолкнув девушку в руки рядовых. – Её в любом случае сожгут или расстреляют. Тут же хоть развлечёмся. Вы обязаны заботиться о нас. Разве не так?

Кумагаи с вызовом расправил плечи и расставил свои короткие, косолапые как у медведя ноги на ширину плеч, закрыв спиной проём двери.

– Выполнять приказ, – прервал дискуссию второй лейтенант Абэ, – продолжаем движение, выполняя приказ майора Ито.

От напряжения у него пульсировало в висках: сказывались вчерашняя лёгкая контузия и удар обломка стены по голове, к счастью, защищённой каской.

Пока пехотинцы строились в линию, капрал Кумагаи, чья фамилия означала «медведь, живущий в долине», приблизился к своему командиру и сквозь зубы процедил:

– Зря ты так, шо-и Абэ. Неопытный ещё, так послушай мой совет. Уважения пехотинцев ты ещё не заслужил, а ограничения уже накладываешь, защищая этих узкоглазых. Пехотинцы недовольны. Смотри, чтобы тебе в спину пуля не попала при следующей атаке. Ведь сейчас никто особо разбираться не будет.

Странно слышать, как один азиат обзывает других азиатов узкоглазыми. Пожалуй, это ярче всего показывало всю нелепость нацизма.

Абэ Нори понимал, что это прямые угрозы в его адрес. Он проиграет в обоих случаях: уступит подчинённому и этим навлечёт усмешки и презрение всей части или получит врага, не побоявшегося выступить против него. Промедление казалось подобным смерти. Следующее его слово решит судьбу.

За спиной капрала в проёме двери мелькнула тень и раздался выстрел. Выхватив меч, с которым его предки совершили много славных подвигов, Нори отпрыгнул в сторону и стремительно приблизился к двери. В проёме появился враг с устаревшим ружьём. Не медля ни секунды, чётким движением клинка второй лейтенант Абэ снёс голову противнику удивительно маленького роста.

Голова покатилась по камням мостовой, разглядывая удивлёнными глазами своего убийцу. Врагом оказался мальчишка лет двенадцати. Столько же лет, сколько было ему, когда он определился с выбором между армией и флотом. Достаточно взрослый, чтобы принять достойную смерть в бою, несмотря на то, что он не самурай, да ещё к тому же китаец. Мальчику повезло умереть как мужчине, от благородной стали древнего клинка.

– Зиксин, зачем?! – вскрикнула девушка, увидев покатившуюся голову.

Закричала от захлестнувшей душевной боли и упала на колени. Стало понятно, что это её братишка. Не послушавший наставлений спрятаться и решивший совершить мужской поступок в тщетной попытке спасти сестру.

Девушку никто не держал, она просто не успела уйти и теперь не задумываясь бросилась к телу брата. Перевернула его на спину и приставила откатившуюся в сторону голову в тщетной попытке помочь.

Нори перевёл взгляд на поражённого выстрелом капрала и лежавшего на мостовой с дырой в груди. Капрал судорожно зажимал рукой рану, пытаясь остановить хлещущую кровь.

– Ты посмел угрожать самураю, живущему, чтобы умереть? – высокомерно спросил наследник клана Абэ. – Как ты там говорил: «Мучить не надо – лучше сразу убить»?

С холодной усмешкой рождённый воином из древнего самурайского рода Абэ Нори поднял окровавленный меч, глядя в искажённые гримасой боли и ненависти лицо смертельно раненого капрала Кумагаи.

Волчонок почувствовал вкус свежей крови и за одно мгновение повзрослел.

Глава 3. Долина тени

Одиночество —

второе из 666 проклятий ада

Пальцы левой руки, лежащей на ледяной крупе, сгибались, раздвигая ярко-зелёный настил колотого льда, впиваясь когтями в трещины гранита и таща за собой тело с переломанными конечностями. Чёрная кожа ладоней налилась синевой, что говорило о том, что голубая кровь кипит в жилах, наполняя питательной силой каждую мелкую мышцу сустава кисти, оставшейся единственной надеждой на спасение.

Если сейчас появится дракон, то Золу даже не удастся даже повернуть голову, чтобы посмотреть, как его будут жрать.

Хрустнула кость. Похоже, организм начал восстанавливаться, сращивая повреждённые конечности. Нужно что-то съесть, тогда процесс восстановления ускорится. С трудом повернув шею, Зол посмотрел на изувеченную правую руку. Если она срастётся в таком положении, то толку от неё будет не больше, чем от кривого выступа скалы.

Собравшись с силами, он положил левой рукой на правую ладонь большой камень. Левая рука продолжила царапаться по граниту, разгребая ледяную крупу, пока не вытянула руки в одну линию. Когти нашли удобную расщелину и рывком, закрутившим в вихре боли верхнюю половину туловища, распрямили повреждённую конечность.

Кстати, одиночество – это второе проклятие ада. Помощи ждать неоткуда и рассчитывать можно только на себя самого. А любой, кто нарушит твоё одиночество, окажется врагом. Это неизбежно, это же ад.

Так и случилось. Послышались мелкие шаркающие шаги где-то со стороны ног. Мучительная боль пронзила левую ступню. Он перестал чувствовать лодыжку. Там просто пульсирующей болью нарастал холод. Оглушительно заорав, Зол попытался отпугнуть падальщика, принявшегося пожирать ещё живой кусок отбивной.

Существо, откусившее лодыжку, продолжало поедать его левую ногу. Оба позвоночника сломаны, и повернуться, чтобы посмотреть, кто его жрёт, оказалось невозможно. Выручили глаза на ушах, рассмотрев невиданного ранее зверя, но это ничем не помогло и не избавило от боли. Левая рука с усилием дёрнула тело, пытаясь отпрянуть в сторону от неприятеля. Несмотря на сопротивление, наглый пожиратель живой плоти не сдавался и продолжал грызть кость, причиняя неимоверные страдания.

Кстати, чувства в аду многократно усилены. Удовольствий, впрочем, крайне мало. А оттенков и разновидностей боли слишком много.

На ладони правой руки по-прежнему лежал увесистый булыжник. Как бы ему сейчас пригодился боевой меч самурая, а лучше офицерский револьвер. Взяв кусок скалы в левую руку, Зол бросил его в сторону своей боли. Раздался удар и всхлипывающее хрюканье. Резкая боль прекратилась. В такой холод радовало только одно: вряд ли удастся истечь кровью из обгрызенной почти до колена нижней конечности.

Им, помнящим себя потомком самураев, страх воспринимался как нечто чужеродное. С детства его учили, что он родился, чтобы умереть. В этой жизни не хотелось осознавать, что придётся возродиться в ещё низших глубинах ада. Третье проклятье ада – здесь не так-то легко умереть, чтобы воспользоваться единственной лазейкой убежать. Смерть всегда рядом, она всегда дышит в затылок холодным дыханием гниющих останков, но брезгует поживиться таким безобразно ничтожным куском мяса.

Иммунитет адских жителей немыслимый. Ад не любит отпускать своих обитателей в объятья смерти. Шевельнувшись, Зол почувствовал, что от последнего рывка позвоночники встали на место и он может сесть. Опираясь на левую руку, Зол кое-как смог сесть. Это позволило увидеть обгрызенную до колена левую ногу и переломанную, причудливо вывернутую правую. Уткнувшись рылом в обгрызенную конечность, лежал труп крупного неизвестного животного, напоминавшего одновременно свинью и рысь.

Тут уже вспоминалось очередное правило ада: «если кто-то не смог съесть тебя, то ты сам его должен съесть». Хорошо, что этих падальщиков не стая. В аду нет стай, тут каждый за себя. По крайней мере ему ещё, к счастью, не встречались.

Сначала пришлось распрямлять нижние конечности. Культя левой ноги уже затянулась. Теперь у него достаточно еды. Когда он найдёт новую нору, в которой можно переждать, у него отрастёт новая нога. Главное, чтобы его не почуял дракон.

Облокотившись о ближайший валун, Зол смог осмотреться. Впив зубы в того, чьим последним обедом он стал, одинокий скиталец адской планеты драконов ощутил, что добыча оказалась неимоверно вкусной. Наверное, из-за того, что тушку покрывала кремниевая щетина, больше похожая на иглы. Нужно только понять, как этому нежному и малоприспособленному к выживанию под раскалёнными камнями поверхности существу удавалось выживать. Тогда он сможет найти ещё такую же вкусную добычу.

Он сидел на склоне холма. За долиной, усеянной снежной крупой, виднелась гора, своими контурами напоминающая Фудзияму. Физиономия Зола расплылась в радостной ухмылке, а язык от избытка чувств вывалился на грудь. Гора – это очень хорошо! Где гора, там и нора. А может быть, даже пещера, как та, о которой рассказывал отец, до того, как Зол его убил.

За время своих злоключений Зол всё же не потерял алмаз, который положил под выступающую на боку чешую. Алмаз сломал ребро и наполовину впился в тело, но не потерялся. Подумав, Зол, решил не выпрямлять ребро, слишком уж удобный карман получился. Скоро выйдет второе малое солнце и станет жарко. Нужно добраться до горы и попытаться найти там нору, и тогда он сможет выжить при появлении большого солнца. Нужно тащить за собой и добычу. Как хорошо, что эволюция не отняла у его расы хвост, которым можно обхватить такой своевременный припас.

После еды двигаться стало легче. Он даже мог сидя, облокотившись на левую руку и волоча за собой покалеченные ноги, ползти в сторону горы. Хвост, безапелляционно обхвативший тело падальщика, тащился за ним якорем, значительно замедляя передвижение.

В отличие от гранитных камней в его родной долине, под снегом здесь пряталась мелкая красная пыль, она напомнила то, из чего лепили посуду в одной из его прошлых жизней. Глина это называлось. Он показывал мальчику, едва научившемуся ходить, как нужно лепить из глины. Кем этот мелкий ему приходился тяжело вспомнить, сын? Брат? Почему он веселился?

Пожалуй, он тогда сошёл с ума. Как можно веселиться с мелким существом, ковыряясь в грязи. Весело, когда поел. Когда тебя не сожрали. Когда понял, что не испечёшься за большой день. Еды хватит на ночь и не придётся ощущать, как желудок от голода переваривает сам себя. Возможно, он веселился, потому что этот мелкий четвероногий ползун не мог на него напасть и съесть? Пожалуй, поэтому. А он не собирался его есть, поскольку и так еды хватало. Значит, такой запас еды, который он держал при себе.

Прошло много времени. Он безостановочно полз к горе. Удивительно, почему до сих пор не видно драконов.

Малое солнце уже показалось на горизонте, бросая острые лучи вдаль. Оно, наверное, тоже пыталось кого-нибудь зажарить своей злобой, но в отличие от своего большого брата силёнок у него не хватало.

Снежная крупа при первых лучах малого светила моментально растаяла и впиталась в пыль. Размокшие потёки грязи подсыхали на глазах, покрывая почву трещинами – безобразной коростой прокажённого. В его родной Долине камней при восходе малого солнца влага начинала испаряться и становилось очень душно. Но с теневой стороны камней испарения шли медленнее, и там начиналась жизнь. Там расцветал разноцветный лишайник – самое начало пищевой цепочки. Пища для различных мелких животных, которые становились едой для охотников, из которых он далеко не самый крупный и быстрый. Хватало наземных существ, стремящихся сожрать столь агрессивный деликатес, каким являлся он, не говоря уже о царящих в небе драконах.

Он увидел, что гора своей тенью закрывает почти всю долину. Он находился рядом с границей теней и в своём движении приближался к затемнённой стороне. Малое солнце припекало, и ему пришлось вздыбить жёлтую чешую и прикрыться изорванной шкурой щитоносца, съёжившейся и слегка дымившейся. Шкура давала некоторую воздушную прослойку, и организм меньше страдал от жара малого дня. Уши распластались по темечку, прикрывая лысую макушку.

Тёплый воздух медленнее растопил ледяные крошки и на почве, остающейся в тени горы. Из влажного грунта начали вылезать ноги пауков. Они вытягивались на глазах, и Зол в панике принялся соображать, как обороняться от такого полчища? И понял, что, если пауки ядовиты как те, что встречались в его долине, шансов нет никаких. Но тут на одной из ног показался фиолетовый бутон, на другой листик, потом жёлтый бутон.

Долина, насколько хватало глаз, начала раскрашиваться в замысловатый цветной узор на буро-жёлтом фоне. Это стебли растений имели такой необычный на адской планете цвет.

С горы ярко-зелёными змеями побежали потоки влаги, устремляясь к центру долины. На глазах образовалось огромное озеро. Учитывая существенную глубину котлована, озеро должно получиться не только с бескрайними берегами, но и очень глубокое. Обитатель Долины камней, собиравший капли утренней влаги в углублениях скал, никогда не мог даже представить, что её может быть так много.

Зол интенсивнее пополз к тени. Быстрее хотелось прикоснуться к тому, что он видел в прошлой жизни, когда жил в другом теле.

Трава и бутоны оказались очень мягкие. Как волосы той китайской девушки! Он забыл, как её звали. Как несправедливо, ведь любовь к ней казалась самым ценным, что запомнилось из его прошлой жизни.

А этот цветок похож на цветок сакуры, который он видел в детстве. Сакура ещё прекрасней, и её он помнил. Для чего дарили цветы? Их вроде не ели. Для того чтобы склонить самку его вида к ритуалу продления рода? Нет, потому что где-то в животе… нет, выше! – ощущалось тепло. Странное такое чувство, как будто сильно наелся вкусного и знаешь, что у тебя завтра будет еда. Такое: даже если голодный, не жалко отдать другому существу, потому что его жизнь важнее, чем твоя. Тогда это называлось «любовь». На голубой планете точно все сумасшедшие, раз чувства им важнее еды. Ну или еды у них слишком много.

Сидя на траве и смотря на торчащие между пальцами стебли растений, которые стремительно росли, Зол сел, удобнее поджав под себя правую, уже сросшуюся ногу. Огрызок левой ноги уже зарос и немного удлинился.

«Я тоже как эта адская трава, живу и расту, несмотря не на что. Значит, и она может помнить своё прошлое? – думал, возможно, первый раз в этой жизни так длинно Зол, впиваясь клыками в добычу. – Всё, что движется, всё живое.

Даже вон тот камень, бегущий на меня».

Зол вскочил на здоровую ногу, отбросив от себя остатки трапезы. Уже стоя он увидел, что со склонов горы катились камни. Забыв, что у него нет одной ноги, Зол сделал шаг к горе и покатился кубарем в траву. Падать оказалось мягко, а вот вставать сложно. Нужна опора, которая временно заменит ему ногу.

Воспоминание третье

Путь зверя

Путь самурая – это прежде всего понимание того,

что ты не знаешь,

что может случиться с тобой в следующий миг.

Хагакурэ. Сокрытое в листве Бусидо

Дома на улице, по которой шли вверенные ему пехотинцы, расступились, образовав площадь. Жестом приказав солдатам остановиться, Абэ осмотрелся. Вокруг царила оживлённая суета. Военные в такой же, как на них, форме сортировали группу бедно одетых людей, штыками отгоняя в одну сторону женщин и детей, в другую – мужчин. Жалобные крики гражданских чередовались с лающими приказами военных.

В центре площади Абэ Нори увидел своего непосредственного командира, майора Ито, отдавшего приказ о зачистке района. Отряд шо-и Абэ вывел под стволами винтовок на площадь группу задержанных. Шестнадцать мужчин, тринадцать женщин и шесть детей от четырёх до десяти лет.

Дав команду отогнать военнопленных к остальной толпе жителей захваченной столицы, Нори направился к майору Ито. Приблизившись, он встал по стойке смирно и доложил:

– Шо-са Ито, ваш приказ по зачистке района выполнен. Люди, не покорные приказам, уничтожены. Жители, не оказавшие сопротивления, приведены для сортировки.

– Почему так долго, Абэ? – недовольно буркнул майор.

– Движение отряда задержалось вооружённым сопротивлением, приведшим к ранению капрала Кумагаи. Раненого мы незамедлительно доставили к месту дислокации основных сил дивизии. В расположенную при нём медчасть.

Нори не убил капрала, тот взмолился о пощаде, поскольку вся спесь с него слетела, едва он увидел занесённый меч. Да и подобная выходка молодого командира неизбежно привела бы к трибуналу и в лучшем случае – разжалованию в рядовые. Позору, которого не достоин отец.

– Капрал Кумагаи – достойный воин, поэтому одобряю, что вы предприняли меры по его спасению.

Майор Ито посмотрел, как кричала женщина, чьего сына подростка отогнали от неё штыками, отсортировав к мужчинам, понуро стоящим на краю площади. Мужчин набралось около полусотни человек, а женщин раза в два больше.

– Зачем ты привёл женщин? Нам бы с мужчинами разобраться.

– Они не уходили, не желая оставлять своих мужей и сыновей.

– Расстреливал бы сразу за невыполнение приказов.

– Не поступало приказа расстреливать мирных жителей, только мужчин, оказывающих сопротивление.

– Ну пристрелил бы их мужей и сыновей, они бы остались плакать над ними, зачем их сюда тащить, – недовольно поморщился майор.

– Вас понял, майор Ито. Какие будут дальнейшие распоряжения?

– Обеспечьте перемещение военнопленных мужчин на набережную в распоряжение полковника Ооно и вернитесь сюда.

– Слушаюсь, майор Ито, – отрапортовал Абэ и направился к расположению своего отряда.

Организовав построение и оцепление пехотинцами отряда пленных мужчин, Абэ распорядился конвоировать их к реке.

По дороге ему встретились несколько солдат, куда-то тащивших молодую женщину. Из богатого дома раздавались крики о помощи. Двое пехотинцев гнались за молодым парнем, но, когда он стал отдаляться, остановили его выстрелами в спину и, подойдя, принялись обыскивать.

Абэ Нори смотрел, как пехотинцы его отряда отвлекаются на произвол, учиняемый солдатами других частей, вырвавшимися из-под контроля командиров, и вполголоса переговариваются.

Когда отряд свернул на набережную, в рядах пленных китайцев пробежала волна волнения. Раздались крики. Многие ускорили шаг, чтобы увидеть нечто взволновавшее их.

– Не ускорять шаг, – скомандовал Абэ на местном диалекте китайского языка, которым он владел в совершенстве благодаря своей няне Мэй Ли. – В случае попытки побега стреляем без предупреждения.

После последнюю фразу повторил по-японски для своих пехотинцев.

Выйдя на набережную, Абэ Нори понял, что так взволновало пленных. Набережная и мелководье реки оказались устланы телами убитых. Причём не только мужчин, но и женщин.

Четверо китайцев побежали к реке, по-видимому, испугавшись, что их тоже расстреляют, а там можно спрятаться между тел. Залп оглушительно громких выстрелов изрешетил их тела, не оставив шансов на спасение.

– Я же говорил, что при попытке к бегству будут стрелять без предупреждений! – возмущённо закричал на китайском Нори.

– А если мы не побежим, то расстреляете с предупреждением, – дрожащим голосом обречённо произнёс китайский парнишка примерно его возраста.

– Здесь будет производиться сортировка. Мирные жители не пострадают, только выявленные и скрывающиеся военные, – уверенно заявил второй лейтенант Абэ.

– Вон та беременная женщина, или вон тот молодой мальчишка, или бабушка – тоже военные преступники? – с видом учителя, спрашивающего урок у нерадивого ученика, спросил седовласый китаец интеллигентного вида. – Мы все здесь мирные, просто военные не дали нам эвакуироваться, а сами сбежали.

– Значит, они выказали непокорность императорской армии и будут уничтожены, – уверенно заявил Нори. – Власть императора, проявляющаяся через генералов армии, мудра, поэтому мирные жители, оказывающие содействие армии Японии, не пострадают.

– Похоже, ты и сам веришь в то, что говоришь, – сдерживая дрожь в голосе, произнёс седовласый пленный, – тогда ради собственной души не навлекай на себя проклятия и позаботься о нас.

К Нори подбежал солдат, которого он послал вперёд отряда разыскать полковника Ооно.

– Шо-и Абэ, – доложил он, – полковник направляется сюда.