Выбравшись из молодого подлеска, девушка спустилась к канаве, собираясь подняться по насыпи и выйти на дорогу. И какой леший понес ее к гравийке? Нет, определенно спросонья она плохо соображала, ведь куда безопаснее и быстрее было вылезть отсюда с другой стороны и, минуя пруд, в два счета оказаться дома.

Темная тень совершенно неожиданно мелькнула на фоне белоснежных берез кладбищенской рощи, и Машка, чувствуя, как от испуга ухнуло куда-то вниз сердце, не думая, прижалась к земле, затаив дыхание. И не сразу осмелилась поднять голову, чтобы проверить, не померещилось ли ей. Молодой месяц закатился за лесок, а свет звезд мало рассеивал темноту, в которой девушка пыталась хоть что-то разглядеть.

Сначала она ничего не увидела, но вот хрустнула ветка под чьими-то крадущимися шагами, и Машка обернулась на звук. Холодок тихого ужаса побежал по спине. Кто-то действительно осторожно крался вдоль ограды. Именно крался, держась в тени деревьев. И направлялся явно к развалинам старой фермы.

Еще не совсем понимая, что собирается делать, Лигорская приподнялась и ползком вдоль дороги последовала за человеком. Чтобы не потерять его из виду, девушке приходилось останавливаться и, вытягивая голову, напрягать зрение. Каждую минуту рискуя быть замеченной, она в сердцах проклинала все на свете.

И вдруг человек исчез. Просто потерялся среди берез, словно сквозь землю провалился.

Чуть не заскрипев зубами от досады, Машка, чувствуя, как напряжены ноги, заставила себя выпрямиться и оглядеться. Она рисковала, но здравый смысл подсказывал: по всей вероятности, этот неизвестный, хоть и проявляет осторожность, всерьез не опасается быть замеченным. Большинство людей в это время суток спит, а не торчит в засаде у кладбища. Он, конечно, не подозревает о слежке. Но куда же он все-таки пропал? Переползать дорогу, чтобы оказаться на другой стороне, было крайне опасным предприятием, но ничего другого Машке не оставалось. Уж больно любопытно было узнать, кто шатается ночью у кладбища и зачем!

Пришлось девушке по-пластунски переправиться через дорогу, а потом так же, не поднимаясь, сползти головой вниз в кювет, оцарапать ладонь и чуть не взвыть от боли. Понимая, что так дело не пойдет и вряд ли таким образом она выяснит хоть что-то, Машка немного полежала, не шевелясь и вслушиваясь в тишину вокруг, а потом заставила себя подняться и, пригнувшись, добраться до первой попавшейся на пути березы. Тут уже она смогла перевести дух и осмотреться, но ничего подозрительного так и не увидела.

По одну сторону от нее, меж берез и кустов, вставали могильные кресты, памятники и ограды, по другую, среди зарослей бурьяна, виднелись невысокие развалины строений фермы, водонапорная башня и рядом – каким-то чудом уцелевшая сторожка. И никакого движения, даже шороха… Только где-то в кронах деревьев подала голос неизвестная птица, предчувствуя близящийся рассвет. Но ведь этот человек не пригрезился Машке. Он был. И она чувствовала: он где-то рядом. Но что ему здесь понадобилось, по-прежнему не могла понять. Какие секреты хранит старое кладбище или развалины фермы? Что здесь происходит?

Огни, которые видели вчера ребята, сейчас не казались Машке бредом. Теперь она запросто могла в них поверить.

Передвигаясь от дерева к дереву, замирая, вглядываясь и прислушиваясь, Маша пробралась в глубь кладбищенской рощи, но все оказалось зря. Человека нигде не было. А меж тем на горизонте за лесом начинал заниматься рассвет. Ждать, когда взойдет солнце и таинственный незнакомец будет возвращаться, казалось бесполезным, но девушка все же просидела до зари, прислонившись к березе, и в итоге так ничего и не увидела.

А потом, все так же опасаясь выпрямиться, Машка перебралась через дорогу ползком и через заросли побежала домой, минуя пруд и простирающиеся до горизонта посевы ржи. Позабыв о товарищах, которые продолжали спать в карьерах, Машка обзывала себя последними словами.

Первые лучи солнца брызнули из-за леса. В деревне начинался новый день: мычали коровы, кричали петухи, лаяли собаки, просыпались люди.

Вбежав во двор, Машка почти упала на лавочку, пытаясь перевести дыхание. Ну и ночка выдалась! Пошла, называется, в засаду за компанию. А оказалось все наоборот. Компания, ничего не подозревая, спала себе мирно, а она полночи ползала на коленках, стараясь не дышать, едва не свернула шею, спускаясь с насыпи, исцарапала руки, вымазала одежду и вообще чувствовала себя не лучшим образом. К тому же еще и страху натерпелась.

А ребята… Блин! Вот интересно, а что они подумают, когда проснутся и не обнаружат ее? Девушка криво усмехнулась. Наверняка решат, что она струсила и сбежала. Или что ее похитили – как их там? Ах да, сатанисты! Как бы там ни было, а ее исчезновение точно заставит их понервничать. И поделом, нечего спать!

Немного успокоившись и восстановив дыхание, Лигорская покосилась на дом бабы Антоли, из которого не доносилось ни звука. А на крыльце Катик, нетерпеливо помахивая хвостом, выжидающе поглядывал то на нее, то на запертую дверь. Бабушка, конечно же, еще спала, но вот-вот все могло измениться. Поэтому ей лучше сейчас же пробраться в свою комнату и лечь спать. Не то, если баба Антоля застанет ее в таком виде, вопросов не оберешься, а врать и что-то придумывать снова Машка не хотела.

Поднявшись с лавочки, девушка подошла к умывальнику.

– Доброе утро, Мария Николаевна! – вдруг раздался у нее за спиной жизнерадостный и бодрый мужской голос.

Вздрогнув, Маша обернулась и выпрямилась, стряхнув капельки воды с рук. В нескольких метрах, засунув руки в карманы брюк, стоял Сафронов и улыбался, глядя на нее, чуть прищурив глаза. Вот только его не доставало в это утро, которое с большой натяжкой можно было назвать добрым!

– Доброе, – пробормотала в ответ она, отводя глаза.

– Чего это ты не в духе с утра? Не с той ноги встала или еще не ложилась? – поинтересовался он, подходя ближе.

– Тебе-то чего? – огрызнулась она.

– Да ничего, вообще-то, если не считать того, что прямо сейчас мы с тобой идем за ягодами. Баба Антоля вчера рассказала мне, какая ты умница, как вчера ранешенько отправилась в лес и набрала ягод. Вот только она же понимает: ты девочка городская и заблудиться можешь, а она переживает. Вот и попросила меня сопроводить тебя в лес. Собственно, я шел за тобой. Деревенские уже пошли…

Он смеется над ней, что ли? Какие ягоды? Нет, он определенно издевается, причем самым наглым образом!

– Слушай, ты что, сдурел? Какие ягоды? Ты не видишь – я только вернулась! Мне не до них сейчас… Я иду спать. Иди хоть за ягодами, хоть за грибами или вообще на кудыкину гору, только от меня отвали!

– Нет, Машка, так дело не пойдет. Я леса не знаю, ты, походу, тоже, но ты ведь вчера там уже была! Так что брось капризничать и пойдем. Раньше пойдем – быстрее вернемся!

– Ты меня вообще слышишь? Я сказала нет!

– Слышу. А ты меня, видимо, не очень. Мы идем за ягодами.

– Нет!

– Машка, перестань вредничать!

– Тебе надо – ты и иди!

– Я заблужусь один!

– Покричишь – может, кто и откликнется!

– А если нет?

– Ну побродишь по лесу и выберешься. Подумаешь, большое дело! Слушай, Сафронов, так и быть, я обещаю: если до полудня не явишься, я позвоню в службу спасения!

– Ох и зараза же ты! Пойдем в лес.

– Не пойду!

– Ты чего, струсила, что ли? Меня боишься, или вчерашние ягоды не ты собирала?

– Не много ли ты о себе воображаешь? Я не боюсь тебя, вот еще не хватало. И конечно, это я собирала ягоды! Кто ж еще? Леший, что ли? – девушка вытерла руки и лицо льняным полотенцем, которое висело тут же, на заборе, и снова уселась на лавочку. Спать хотелось жутко.

– Ну, так вставай и докажи мне это! Что нам с тобой это лукошко – в два счета наберем! – продолжал уговаривать ее мужчина.

Подойдя к лавочке, он взял Машину руку чуть выше локтя и потянул, заставляя подняться.

– Как же я тебя ненавижу! – пробормотала девушка, вынужденная встать и пойти за ним.

– Я, знаешь ли, тоже не испытываю к тебе особо теплых чувств. В жизни не встречал таких вредин!

– Подумаешь! Конечно, ты встречал только дур, вроде тех, что в деревне по лавочкам тусуются, – парировала Маша.

– Между прочим, нормальные девчонки, вчера познакомился. Не зазнайки, как некоторые! – весело заявил он.

Они миновали бабушкин огород, и Вадим отпустил ее руку, уже не боясь, что она сбежит.

– Некоторые – это я, что ли? А впрочем, почему бы и нет? Они же глупые курицы, а вот я…

– Рыжая заносчивая ведьма! – перебил ее мужчина.

– А ты… – Машку понесло, и она готова была уже такого наговорить ему, но неожиданно споткнулась и проехала раненой ладошкой по жесткой луговой траве.

– Блин! – в сердцах воскликнула девушка и закусила нижнюю губу. На глаза навернулись слезы.

Мужчина присел рядом на корточки и хотел было помочь ей встать, но Маша отшатнулась, удерживая в одной ладони другую, и подула на ранку.

– Ну что? Договорились? – спросил Сафронов, и голос его потеплел. Исчезли насмешливые, издевательские нотки. Он смотрел на нее, чуть приподняв брови, а в уголках его красиво очерченных, полных чувственных губ притаились ямочки. Лигорская отчетливо ощущала приятный аромат парфюма, исходивший от него. По своему небогатому опыту общения с мужчинами она могла судить, что это дорогой одеколон. Девушке всегда нравилось, когда от мужчин приятно пахло, и она не считала это мажорством – наоборот, полагала, что ухоженный мужчина успешен во всем.

– Это ты во всем виноват! Нечего меня нервировать… – заявила она.

– Ну конечно я! – он улыбнулся. – Дай мне руку!

– Нет, не надо!

– Ты прямо как ребенок!

Сафронов коснулся пальцами многострадальной ладошки и перевернул ее тыльной стороной. Брови его при этом поползли вверх. Маша тут же сжала ладонь в кулак и подняла на него глаза. Впервые за время короткого знакомства их взгляды встретились так близко.

Его глаза темно-серого цвета весело поблескивали, но где-то в уголках, скрытое золотисто-бронзовыми пушистыми ресницами, притаилось нечто, заставившее девушку почувствовать странную дрожь. Только сейчас она осознала, что так раздражало ее в этом человеке с самого начала: от него исходили опасные волны мужского обаяния, силы и сексуальности. Они, казалось, были заложены в его улыбке, в блеске глаз, в движениях и даже в звуках глубокого хрипловатого голоса. Хотя ничем особенным он не выделялся. Высокий широкоплечий смазливый шатен тридцати с небольшим лет.

– И чем это вы, Мария Николаевна, занимаетесь ночами? Руками землю роете? – он первый отвел глаза и, окинув ее с ног до головы оценивающим взглядом, сделал для себя кое-какие нелестные выводы. Легко поднявшись на ноги, он протянул руку девушке, которую она приняла, правда, без особого желания.