Глава 4

Не особо торопясь домой, Машка вошла в родной двор, когда деревню окутали душистые июньские сумерки. Уж очень не хотелось встречаться с Сафроновым, а тем более ужинать с ним за одним столом. И она бы с радостью, не заходя домой, отправилась с ребятами в разведку, если бы не пообещала Сашке принести поесть. Да и бабушку зачем расстраивать? Поэтому, оставив Хоменка ждать в лугах, Маша пошла за едой.

Во дворе было пустынно. В передней комнате горел свет, и, прежде чем войти в дом, девушка украдкой заглянула в окно. Стол был накрыт к ужину, бабушка сидела на табуретке и увлеченно месила тесто. Вадима не наблюдалось, и, воодушевленная этим, Машка вошла в сени, затворив за собой дверь. Нос защекотали запахи. Девушка уже успела убедиться, что в каждом деревенском доме пахнет по-своему. В доме бабы Антоли пахло ветхостью и старостью, прошлогодними сушеными грибами, хранившимися в закутке, на печи, всевозможными травами и цветами, а сейчас еще и аппетитными ароматами простой деревенской еды. Кажется, бабушка что-то говорила о домашних колбасках… Вдохнув их запах, Машка почувствовала, как заурчало в животе. А она, оказывается, проголодалась!

– Бабуль, я пришла! – громко сказала девушка, входя в дом.

– Унучачка мая! А ці ж можна так доўга гуляць? Вячэра ўжо астыла, а цябе ўсё няма! Я ўжо колькі разоў на вуліцу выходзіла…

– Бабушка, прости! Загулялась… В лугах была… Так хорошо там… Лежала в траве, смотрела на небо и задремала. Но как же вкусно пахнет! Я так проголодалась.

– Давай я табе бульбачкі накладу! – старушка отставила в сторону миску с тестом и, тяжело поднявшись, отправилась за ширму, где у печи, укутанная в льняное полотенце, стояла кастрюлька с картошкой. – А той чалавек ужо павячэраў і пайшоў да Манькі па малако. Зараз прыйдзе і пойдзе на вышкі спаць. Я прыгатавала яму пасцель. Ён ужо і перанёс яе…

Отлично! По крайней мере сегодня она Сафронова больше не увидит. А если повезет, то и впредь можно избежать встреч. Неприятен он ей, и ничего с этим не поделаешь. Бывают такие люди, вызывающие внутренний дискомфорт и чувство отторжения. Машка была не из пугливых, но что-то подсказывало ей, что от Вадима лучше держаться подальше. Это не был страх чего-то конкретного, облеченного в слова и действия, и уж тем более он не был связан с каким-то физическим воздействием. Нет, Машка испытывала нечто более скрытое и глубокое, но не менее пугающее. Девушка была уверена, что, даже если бы она по его вине и не свалилась в пруд, дружбы у них все равно бы не вышло.

Забыв вымыть руки, Маша тут же уселась за стол, пододвинув поближе табуретку, и, как только бабушка поставила перед ней тарелку, принялась за еду.

– Машуня, мо чайнік паставіць? Павячэраеш, і чаю пап’ем? Ці ты малачка пачакаеш? Я во зараз з цестам распраўлюся…

– Нет, бабуль, чаю я не буду и молоко тоже ждать не стану. Я сейчас поем и пойду. Обещала девчонкам, они собрались на лавке у бабы Дорки и ждут меня, – не моргнув глазом, соврала девушка.

– Ды адпачні ты хоць сёння! Усё бегаеш, бегаеш бесперапынку. То ягады, то палавікі…

– Нет, бабуль, я не устала, правда! Разве ж можно в двадцать лет…

Баба Антоля лишь головой покачала, но спорить не стала.

Справившись с тестом, старушка вышла во двор, а Машка, вскочив со стула, быстро собрала для Сашки ужин, прикрыв его льняным полотенцем, отнесла в сенцы и задвинула в дальний темный угол, собираясь захватить сверток на выходе.

Покончив с ужином, Лигорская прошла к себе, не зажигая свет, быстро стащила сарафанчик, стянула со спинки стула спортивные брюки, надела футболку, завязала шнурки в кедах, пошарив на столе и не найдя расчески, заплела волосы в некое подобие косы и, прихватив спортивную кофту и еду для друга, покинула дом.

Ребята еще не пришли. А Сашка сидел на обочине проселочной дороги, прямо напротив огорода Машиной бабушки, жевал травинку и с тоской посматривал в сторону своего дома, из окон которого лился приветливый теплый свет: бабушка с дедом, скорее всего, садились ужинать.

– Сашка, ты чего скис, а? Я тебе, между прочим, поесть принесла! Не грусти, уверена, что уже завтра дед твой успокоится и ты сможешь вернуться домой. Ну извинишься, пообещаешь не поступать так больше, и все будет в порядке! – попыталась подбодрить друга Лигорская.

Девушка подошла ближе и опустилась на землю, протянув парню сверток с едой.

– Да все нормально! – немного приободрившись, Сашка стал торопливо разворачивать его.

Пока он увлеченно ел, Машка огляделась вокруг. Все стихло. Ночь подбиралась к деревне, убаюкивая, усыпляя. Все звуки смолки. И только одинокий собачий лай где-то в конце улицы нарушал воцарившуюся тишину.

– Ты уже решил, куда сегодня ночевать пойдешь? – спросила она, оборачиваясь к парню.

– Никуда не пойду, – с набитым ртом ответил Хоменок, – останусь на школьном дворе. Переночую в гамаке. Ночи теплые, не замерзну. А нет так заберусь к кому-нибудь на сеновал, да вот хотя бы к Андреевой бабке. В общем, это не проблема!

– С едой проблем тоже не будет.

– Спасибо!

– Не за что. Ты, Сашка, все же выбери сеновал поприличней. А то ведь, чувствую, и мне через день-другой придется искать себе место для ночлега. Скоро гости приедут, а я, знаешь ли, с родственниками в весьма натянутых отношениях. Непременно кто-нибудь займет диван в моей комнате, а мне такое соседство не очень-то приятно. Ты же помнишь моих троюродных сестриц? Вот они могут приехать! А уж если Олька моя заявится… Я точно из дома сбегу… А вот и ребята! – В сгущающихся сумерках Машка разглядела две стремительно приближающиеся фигуры.

Сашка, как раз покончив с едой, тщательно вытерся полотенцем и, отложив его в сторону, поднялся. Машка последовала его примеру.

С приходом Васьки и Андрея ночь приобрела оттенок таинственности и опасности. Ребята притихли. И даже Машка, понимая, что все это на самом деле мнительность и воображение, молчала.

Чтобы не привлекать к себе внимания, друзья решили выйти из деревни через огороды. А там, за околицей, сразу же перешли насыпную гравийную дорогу, соединявшую две деревни, и спустились вниз, к канавам. Держась в тени деревьев, прокрались к карьерам и затаились среди молодой поросли берез и сосен. Умиротворенность и покой, царившие над деревней, здесь исчезли. Каким бы глупым это ни казалось, отчетливо ощущалась напряженность, а вместе с ней и страх. И уже непонятно было, дело в рассказе ребят или все же в потенциальной близости старого кладбища, которое находилось через дорогу от них, но Машка чувствовала, как растет в крови уровень адреналина. От кладбища веяло чем-то зловещим и пугающим. А развалины старой фермы, что были сразу за ним, и вовсе казались декорациями к фильму ужасов. Как сторожевая башня у ворот в преисподнюю, в неярком свете звезд тускло поблескивала заброшенная водонапорная башня.

– И долго вы собираетесь здесь торчать? – шепотом осведомилась Лигорская, чувствуя, как мурашки страха бегут по спине.

– Ну раньше полуночи вряд ли стоит чего-то ждать!

– Так какого фига мы притащились сюда так рано? – возмутилась девушка и огляделась по сторонам, прикидывая, где бы поудобнее устроиться. Не могла же она стоять вот так, прислонившись к стволу дерева! Хотелось присесть.

– Чтобы подстраховаться. Вчера мы видели огни под утро. Но никто ведь не знает, когда они появятся сегодня, – отозвался Сашка.

– Если появятся вообще, – добавила Машка.

– А я сегодня весь день голову ломал над тем, почему огни возникли у кладбища или на развалинах фермы. Ведь по логике, если они ищут наш клад, рыть следует на карьерах. А я был там под вечер и не заметил ничего особенного. Рожь не примята. И никаких следов от шин авто, – заметил Васька.

– А я вот думаю, что там парочка влюбленных на машине заехала уединиться. А вы придумали невесть что! – съязвила девушка.

– Ага, парочка! Под утро. К кладбищу. И еще неизвестно, как они заехали туда. Нет, влюбленные вряд ли, разве что сатанисты какие-то. Но и в это мало верится! – возразил Андрей.

Лигорская тяжко вздохнула, жалея, что ввязалась в эту авантюру. К тому же что-то ей подсказывало, что все это полный бред.

– Может, покурим? – внесла она предложение.

– Машка, да ты что? А вдруг засекут? Забудь. Мы должны затаиться и ждать.

– Ладно, должны так должны. Тогда, может быть, кто-нибудь принесет мне веток, чтоб я могла хотя бы присесть!

Ребята наломали веток, устелив ими землю под деревьями, и, выбрав удачный наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривались и кладбище, и ферма, и карьеры, и дорога, залегли в засаду. Несколько раз по очереди они пробирались ближе к карьерам, туда, где, по их мнению, когда-то стоял дом прапрадеда Андрея и Маши. Это место интересовало парней больше всего. И они, наверное, предпочли бы прямо там, во ржи, спрятаться, если бы не уверенность в том, что огни фар привиделись им где-то у кладбища или на развалинах фермы, а уж никак не у карьеров. Кто и что там мог делать, ребята не знали и даже не догадывались, но очень надеялись сегодня ночью это прояснить.

Сидя рядом с Машей, они внимательно вглядывались в темноту, которую почти не рассеивал свет звезд и молодого месяца, взошедшего над лесом, и боялись хоть что-то пропустить. А Лигорская откровенно скучала, зевала и не понимала, зачем она здесь. Ребята перестали даже перешептываться. Глубокая ночь и тишина царили кругом, ее не нарушали даже легкий шорох или дуновение ветерка. Ничего не происходило, и Машу стало клонить ко сну.

Как-то незаметно глаза закрылись. Девушка потихоньку сползла на ветки, свернулась калачиком и уснула. И неизвестно, сколько длился ее сон, пока от неудобства, влажности и прохлады, заворочавшись, она не почувствовала, как сучок от ветки больно уперся в бок. Лигорская открыла глаза и, с минуту вглядываясь в темноту, попыталась понять, где она и что происходит. Кругом было все так же темно и тихо. Девушка неуклюже села и огляделась. Трое друзей мирно спали на подстилке из березовых веток.

– Вот тупицы! – пробормотала она.

Засаду, называется, устроили, разведчики недоделанные! Да, удалась засада, нечего сказать. Завтра она над ними посмеется. И больше пусть даже не зарекаются о чем-то подобном! Машка встала на ноги, потянулась и, решив не будить товарищей, отправилась домой.