– Он отдаёт меня своему воину, – самоконтроль прощается с девушкой, повисшая на реснице слеза срывается и разбивается о палец мужчины.
– Какому воину? – цедит сквозь зубы Хосров, с трудом сдерживаясь, чтобы не раскрошить стену позади парня.
– Ли Хаону.
– Щедрый подарок, – цокает языком Хосров, – отдаёт тебя самой последней мрази, значит.
В Хосрове котлы ярости бурлят, и он не знает, к кому именно она сейчас направлена, но готов в них и Арслана, и Хаона утопить.
– Тебе не о чём беспокоиться, – вновь притягивает к себе девушку, зарывается лицом в ее шею, пытается хоть немного свою ярость прикосновениями к той, кто его с ума сводит, унять. – Ни один мужчина в этом мире и пальцем к тебе отныне не прикоснётся, потому что ты моя.
***
Хосров, оставив Ани, быстрыми шагами покидает комнату. Он выбегает во двор и сразу идёт к Хану, которого конюх собирается увести в конюшню. Хосров отнимает поводья и запрыгивает на коня. Его воины, которые только уселись в саду и взяли в руки чаши, второпях несутся к своим коням и срываются за своим господином. Поглядывающая из-за кустов в саду на двор Юна, думает, интересно, каково это, когда любишь вот так сильно. Следующую горькую мысль о том, что она вряд ли узнает, ее так никогда не полюбят, она сплёвывает с травинками, которые жевала, и возвращается копаться в саду.
Арслан вместе с войском находится за городскими стенами, где был до этого и Хосров, который взял перерыв. Гуук ставит новую тактику, и в сборе весь командующий состав и основные отряды. Арслан видит несущегося к ним галопом Хана, из-под бьющихся о камни копыт которого разлетаются искры. Клубы пыли поднимаются над землёй, оставляя за всадником и его верным конём серо-ржавое облако, в которое сразу же попадают следующие за ним воины.
– По чью он душу? – натянув поводья Маммона, останавливается рядом с Арсланом хмурый Гуук.
– Сейчас увидишь, – подмигивает ему Кан и следит за стремительным приближением Хосрова. – Раз, два, три.
Хосров на скаку вынимает из ножен меч и, пролетая мимо коня, на котором сидит Хаон, замахивается. Голова мужчины катится под ноги Хана и отлетает в сторону. Хосров убирает меч, на всей скорости натягивает поводья Хана и останавливается напротив Арслана. Кан с ухмылкой всматривается в забрызганное чужой кровью лицо, а потом, вздохнув, тянется за мечом:
– Скольких уже ты убил из-за нее? Двоих? Так вот я третий.
– Я не подниму против тебя меч из-за женщины, – одаривает его надменным взглядом Хосров.
– Из-за женщины? – хмурится Гуук. – Я убью ее, и проблема решена. Или же вы убьёте друг друга, и я похороню вас втроём. Представляю, как удивятся те, кто будут проводить раскопки вашей могилы.
– У тебя вечно были проблемы с чувством юмора, – поворачивается к нему Арслан.
– У него этого чувства просто нет, – отрезает Хосров.
– Именно, – зло отвечает Гуук. – Потому что я не люблю шутить. Так что решите вопрос, или я прикажу ее поделить надвое. Никого не обижу.
– Попроси, – пристально смотрит на Хосрова Арслан.
Хосров суживает глаза, взглядом стаскивает Арслана с коня, рубит ему конечности и, вспоров брюхо, набивает его сеном, и чучело у ворот вывешивает. Всё равно не насыщается. Арслан отчётливо запах своей крови в воздухе чувствует, сгущающиеся над Хосровом тучи видит, ждёт, руку на мече держит. Хосров, ещё пару секунд простояв, резко разворачивает коня и уносится обратно в город. Остыть.
– Посаженную на цепь собаку нельзя дразнить, рано или поздно она вырвется и перегрызёт твою глотку, – поглаживает гриву Маммона Гуук.
– Я хотел избавиться от Хаона, он сеял смуты среди войск, и я хотел хоть раз в жизни увидеть эмоции Хосрова. Я получил и то, и то. Я доволен, – усмехается Арслан.
***
Вечером Хосров, вернувшись в покои, застаёт сидящую на его постели Ани.
– Господин сказал, это подарок, – протягивает руки к воину девушка и вмиг оказывается в его объятиях.
Хосров прижимает ее к себе и сразу вовлекает в долгий поцелуй. Теперь Хосров Арслану должен.
***
Юна просыпается уставшей. Она кое-как заставляет себя встать, чтобы, опоздав на раздачу указаний, не получить ударов палками по пяткам, и, запомнив все свои поручения, идёт начинать день с конюшни, а потом планирует пойти к бассейну. К Маммону после того инцидента никак не подступиться. Юна только со стороны любуется вороным красавцем и втайне грустит, что потеряла друга, только обретя. Она пробовал прокрасться к коню ночью, когда все спят, но остальные лошади сразу начали шуметь, и прибежал заспанный конюх. Юна, спрятавшись за вёдрами, почти не дышала, чтобы ее не заметили. С тех пор она больше не рискует и только встречает и провожает коня взглядом.
Время близится к обеду, Юна уже вычистила стойла, убрала оставленный обитателями гарема мусор у бассейна, вымыла мрамор до блеска и только направилась на задний двор мыть посуду, как к ней подбегает Дунг и просит идти за ним. Как бы Юна ни старалась не заводить ни с кем дружбу, она скучает по человеческому общению, а Дунг не из тех, кто понимает с первого раза. За эти дни, будучи назначенными в одинаковые места, они сдружились. Дунг трещит без умолку, отвлекает Юну, и с ним рабочее время пролетает незаметно. Дунг сам живёт в Иблисе. Он перешёл во дворец три года назад и продолжает настаивать, что о такой работе мечтать можно, потому что сколько платят в Идэн, не платят нигде в городе. Дунг невысокий, коренастый парнишка с приятными чертами лица. Он знает сотни забавных историй, каждый день рассказывает Юне всё новые и не позволяет грустить. Юна рассказала Дунгу, как именно попала во дворец, опустив при этом некоторые детали, в частности то, что она на конюшне из-за наказания. Юна сказала, что ее отбирали для гарема, но господину ее внешность не понравилась, и поэтому она будет отныне прислугой.
– Помнишь, ты спрашивала, удавалось ли кому-то сбежать из дворца и возможно ли это, – оглядываясь по сторонам, утаскивает за дерево девушку Дунг.
Юна кивает.
– Ты всё ещё хочешь сбежать?
– Конечно, – не задумывается девушка.
– Завтра в обед во дворе дворца пройдёт небольшая ярмарка для обитательниц гарема, – тихо говорит Дунг. – Лучшие торговцы со своим товаром тут соберутся. Правители все дворец покинут, кроме тех, кто стены охраняет, чтобы девушки всех трёх гаремов смогли свободно гулять и делать покупки. Поэтому есть реальный шанс забраться в одну из повозок, проверять на выходе её не будут.
– Они проверяют всё, даже сёдла!
– Не завтра, потому что повозка, в которой ты спрячешься, будет принадлежать моему дяде, – прикладывает ладонь к его губам Дунг. – Не кричи, не привлекай внимание. Так вот в этой повозке второе дно, даже если обыщут, не найдут. И потом, мой дядя старик болтливый, он охрану заболтает. Просто не бери с собой много вещей, ты сама туда еле поместишься.
– Да у меня ничего и нет, – смеётся воодушевленная шансом вырваться Юна. – Только котомка с двумя рубахами.
В обед Юна находит на камне у пруда завернутые в тканевую салфетку, оставленные Ани пирожные. Она делится с Дунгом и с удовольствием поедает пропитанную мёдом выпечку.
Дунг оказывается прав. С утра слуги устанавливают во дворе дворца столы, накрывают их бархатом, на котором будут раскладывать свои товары купцы. К обеду во двор въезжают груженные повозки торговцев. Купцы раскладывают по столам дивные шелка, меха, индийский муслин, одежду и украшения. Юна носится между двором и дворцом, успевая везде, и периодически поглядывает на Дунга, который должен указать ей нужную повозку. Девушке не верится, что она наконец-то вырвется из плена. У Юны нет денег и в Иблисе ей идти некуда, но она планирует выжить и добраться до Мираса, чего бы это не стоило.
Получив знак от Дунга, Юна, пока двор кишит обитателями гарема и гудит, забирает свою котомку из барака и пробирается сперва в крытую повозку, а потом, отодвинув доску на дне, прячется под ней и стопками парчи. Она сильно нервничает, когда повозку останавливает охрана у ворот, и, кажется, они всё-таки заглядывают внутрь, луч готовящегося ко сну солнца падает на доску и просачивается под неё. Через пару минут повозка вновь начинает двигаться, и Юна выдыхает. Девушке до последнего не верится, что она вырвалась из лап Гуука.
***
Пропажу Юны первым обнаруживает конюх, которому девушка таскала воду после обеда. Новость доходит до Бао, и тот приказывает тщательно обыскать дворец. Девушки нигде нет, надо докладывать господину, а у Бао от страха поджилки трясутся. Он нервно поглядывает на ворота в ожидании Гуука, и стоит тому въехать во двор, как падает на колени перед Маммоном, моля помиловать.
– В чём дело? – устало спрашивает Дьявол, уговаривая себя не затоптать его.
– Девушка, господин. Та девушка сбежала, – прикрывает ладонями рот и вновь склоняет голову до земли Бао.
Гуук сразу понимает, о ком он говорит, и разворачивает коня лицом к стражникам.
– Найти. А тех, кто виновен в том, что из Идэна сбежала девушка – наказать. А ты, – поворачивается он к Бао, – молись, чтобы она нашлась, иначе я прикажу сварить тебя в одном из котлов, из которых ты жрёшь, – сплёвывает он и, обойдя скулящего мужчину, идёт ко дворцу.
Гуук нервными шагами меряет главный зал, выгоняет всех прочь, никого не желает слушать и всё ждёт новостей, пару раз порываясь лично пойти искать девушку.
– Если она покинет Иблис, я спалю этот город, – он терзает пальцами ни в чём не повинный подлокотник кресла.
– Не покинет, я выставил людей на каждом выезде, правда, огромные столпотворения у ворот, но проверяют всё, вплоть до ручных котомок, – останавливается рядом Хосров.
– Как? Как она могла выйти за пределы дворца сама? У нее есть союзник извне, я до всех доберусь, я найду этих мразей, ей помогающих, – рычит Гуук. – Это моя девчонка. Она принадлежит мне! Я ее цепями к себе прикую, чтобы неповадно было.
– Нашли, – вбегает в зал запыхавшийся воин, и Гуук наконец-то выдыхает.
***
Для Юны всё складывалось просто замечательно. На одной из улочек хозяин повозки, как они в пути и договорились, постучав по дну, ушёл поесть, а Юна, выбравшись, внутренними двориками направилась к стенам города. Девушка планировала, что, выйдя за пределы Иблиса, примкнёт к первому же каравану. Юна не успела далеко отойти от повозки, как ее схватили и, перекинув через коня, привезли опять во дворец. Юна не сомневается, что в этот раз точно умрёт, и она к этому готова.
Девушку волокут в главный зал Идэна и, толкнув на каменный пол перед Гууком, отходят. У стены расхаживает Хосров, на полу на коленях продолжает заливаться слезами Бао, воины стоят позади девушки, готовые в любой момент свернуть ему шею.
Юна поднимается с пола, чтобы, как минимум, не уподобляться отвратительному ей Бао, но получает сильный удар по ногам дубинкой от стоящего позади воина и вновь падает на колени перед Гууком.
– Я не разрешал, – Гуук смотрит сверху вниз, Юна корочкой льда покрывается, обычно привычные отблески огня в чужих глазах острыми льдинками сменились. Даже колени к полу под ледяным взглядом словно примерзают.
– Мне не нужно твоё разрешение, – она сама себя издалека будто слышит, всё пытается снова подняться, но в этот раз удар ещё сильнее. У Юны из глаз искры сыпятся, она больше попыток не делает.
– Ты нарушила мои указания. Вместо того, чтобы ползать под моими ногами, моля о прощении, ты смеешь мне перечить. Научись уже покорности, моё терпение на самой грани, – Гуук нагибается вплотную, обхватывает ее за горло и удерживает. – Мне надоело играть, – губы в губы, глаза в глаза. У Юны сердце по стенкам вниз сползает, впервые она не то чтобы не хочет отвечать, она не может. Она в угольного цвета глаза, на дне которых смола закипает, всматривается, как в этой смоле живьём сгорает, видит.
– Мой господин, – отвлекает Гуука вошедшая, скорее вплывшая в комнату Рин.
Юна в который раз поражается тому, как красиво она двигается, и мысленно благодарит ее за вмешательство, потому что только что Гуук ее одним только взглядом чуть не сломал.
– Прошу простить за вмешательство, – опустив взгляд, останавливается напротив правителя Рин. – Но вчера днём у бассейна я забыла ожерелье, ваш подарок, – Рин делает паузу, утирая скатывающиеся слезы, – простите мне мою забывчивость, знаю, что это я виновата. Так вот мы обыскали весь дворец, допросили слуг, и ожерелья нет. Эта девушка, – поворачивается она к Юне, – единственная, кто не участвовал на допросе и обыске, и услышав, что она сбежала, я сразу пришла сюда.
– Мне ничьи украшения не нужны, – вскипает Юна, явно понимая намёк.
– Веди себя учтиво, – подойдя, останавливается рядом с ней Бао. – Пока слово не дали, молчи.
– Пусть еще раз дворец обыщут, – хмурится Гуук. – Не думаю, что этой нужно ожерелье.
– Как скажете, господин, – кланяется Рин и медленно идёт в сторону выхода, но не дойдя до двери, замирает: – Я просто в отчаянии, то ожерелье было мне очень дорого, может, я и сглупила, я подумала, что обычно сбегают, что-то натворив.
– Или ради свободы, только тебе о ней вряд ли что известно! – выкрикивает в ярости Юна и получает по губам от Бао.
– Обыщите ее, – решает успокоить любопытство своих людей и, главное, Рин Гуук.
На ругающейся в ходе обыска Юне, как и ожидалось, ничего не оказывается, но когда разворачивают ее котомку, ожерелье с громким звуком падает на пол.
– Я его не брала, – вмиг бледнеет Юна и в ужасе наблюдает за тем, как Рин, вернувшись, поднимает с пола украшение.
– Это оно, – улыбается Рин, прижимая колье к груди. – Потерю вашего подарка я бы себе не простила, – утирает теперь уже слёзы радости.
Гуук продолжает, нахмурившись, смотреть на Юну, девушку этот взгляд по полу расплющивает.
– Я не воровка! – отчаянно машет головой Юна. – Я не брала это ожерелье!
– Очень жаль, что, подавшись соблазну лёгкого заработка, ты пошла на это, – вздыхает Рин. – Воровство – грех, и за него рубят руки. Мне правда очень жаль.
В Мирасе, если украденная вещь была дороже невольника на рынке, то за это вору рубили руку. Тут скорее всего правила такие же. Ожерелье, судя по всему, стоит десятерых невольников, и Юна понимает, что из-за чьей-то подставы может лишиться руки, а может обеих.
– Я не крала, мне оно не нужно, – подскакивает на ноги Юна, но в этот раз ее бьют в живот, заставляя согнуться надвое.
Гуук так и стоит посередине зала, обдумывая произошедшее. Все его люди в ожидании смотрят на правителя и ждут вердикт, от которого зависит не просто то, захочет ли ещё кто-то что-то красть во дворце, но и его образ. Любого другого Гуук бы даже казнить приказал, но отрубить девушке руку, притом он сильно сомневается в том, что Юна украла ожерелье, он не прикажет. Нужно заменить наказание, но оно должно быть жестоким и запоминающимся, чтобы неповадно было. Гуук от ее выходок устал, и если бы не воровство, он бы ее лично в своих покоях наказал, притом так, что девушка бы ещё пару дней ни ходить, ни разговаривать бы не смогла.
– Пусть ее высекут.
– Господин? – уточняет удивлённый Бао.
– Сто ударов кнутом. Во дворе. Соберите всех, пусть видят.
Бао в шоке кланяется, думая, что лучше бы девушке отрубили руку. Она не выживет после хлыста и умрёт ещё в процессе или от потери крови, или от болевого шока.
– Думаю, ты будешь довольна наказанием, – смотрит Гуук на Рин.
– Я буду довольна любым вашим решением, – учтиво кланяется девушка, а сама закипает изнутри, что он заменил наказание.
– Я не воровка! Я ничего не крала! Я не буду отвечать за кого-то! – продолжает кричать Юна, пока ее волокут во двор. – Ты не можешь так со мной поступить! Ты не можешь… – умолкает от пронзившей боли, получив ещё один удар в живот от Бао.
– Мой господин, – шипит Бао, – и только так ты можешь обращаться к правителю.
Девушку подтаскивают к одному из столбов, удерживающих навес перед дворцом, и, подняв руки над головой, соединив запястья, привязывают к нему. Юна не умолкает ни на секунду, она продолжает слать проклятия и утверждать, что она не виновна, но ее будто никто не слышит. Вокруг собирается вся прислуга, на балконы выходят гаремы трёх правителей. Ясмин сидит за парапетом на полу и, потирая продолжающую ныть метку, отказывается смотреть и слушать. Ани, приложив ладони к ушам, забилась в свою комнату.
Прямо на Юне разрезают рубаху и избавляют ее от неё. Ее палач, один из воинов, кто обычно стоит у ворот, рассекает кнутом воздух и ждёт приказа для начала. Белоснежный двор забит обслуживающим персоналом, Юна, прислонившись лбом к столбу, делает паузу от постоянных криков, которые утопают в гуле толпы, даёт отдохнуть своему горлу. Она поглядывает на бьющий невдалеке фонтан, на фонари, установленные на столбах, и блики пламени, играющие на блестящем полу, и понимает, что совсем скоро заляпает ей самой же натёртый мрамор кровью. Юна чувствует себя пятилетним ребёнком, под кроватью которого поселился монстр, которым ее в детстве пугала прислуга. Она тогда бежала к отцу или братьям, и до самого утра лежала в их кровати, боясь вернуться к себе. Она вновь встретила монстра, только этот не прячется под кроватью, а Юне бежать некуда, кроме как к нему же. Остановить это может только тот, кто начал. Задыхающаяся от внутренней истерики девушка поднимает глаза к ночному небу, на котором даже звёзд, отказавшихся наблюдать за ее агонией, сегодня нет, и молит небеса, чтобы они напомнили Гууку о человечности, нашли в его душе тот крохотный островок отвечающий за милосердие. Вот только даже небеса перед Дьяволом бессильны.
Гуук выходит к людям, останавливается в десяти шагах от привязанной к столбу девушки и смотрит.
– Не поступай так со мной, – Юна его не видит, но по наступившей вмиг тишине понимает, что он вышел во двор. – Единственное, что я бы украла, это твою жизнь, и ты это знаешь, – кусает губы, радуясь, что спиной к нему и слёзы страха Дьявол не увидит.
Гуук знает. Уже даже уверен. Но его недаром дьяволом зовут. Он подходит к девушке, невесомо пальцами по спине проводит, а потом, нагнувшись к уху, вкрадчиво шепчет:
– Желаю тебе поскорее потерять сознание.
О проекте
О подписке