Сержант вскочил, вскочили и трое старослужащих. Двинулись к Денису. Но рядом с Денисом тут же встал Батрадз. Вид обоих не предвещал ничего доброго. Батрадз спокойно, у всех на виду, передернул затвор.

– Подходите ближе, – сказал Денис, – вот на вас, ублюдках, я с удовольствием испробую свой штык.

Сержант и старослужащие остановились, на лицах их была растерянность. Такого они не встречали в практике своей службы. Подошли и встали рядом Башир и Идрис.

– Запомните, трусливые шакалы, – сказал Батрадз, – мы кавказцы и вы с нами не сможете делать то, что делаете с другими. Да и других мы научим не унижаться перед вами.

– Оставь их в покое, не видишь, это чурки! Их трогать себе дороже, – сказал сержанту один из старослужащих.

– А за чурку, запомни, ты обязательно получишь в морду или штык в зад, – сказал Башир.

Сержант и старослужащие ушли. Афганцы все так же стояли в стороне. Подошел комвзвода, младший лейтенант..

– Что тут за собрание?

Солдаты молчали.

– Ну, чего вы молчите? А что это у тебя нос в крови? – обратился он к избитому солдату.

Ответил небольшого роста солдат. Спеша и перескакивая с одного на другое, он рассказал лейтенанту, что здесь произошло.

– Убивать безоружных пленных это большая гадость, – сказал комвзвода, – правда, с нашими они не церемонятся. Попал в плен, значит ты верный покойник. И животы вспарывают, и головы отрезают. Но это они. Не будем им уподобляться. Откуда эти пленные?

– Мы ничего не знаем.

Лейтенант, с трудом подбирая слова, начал говорить с пленными на дари. Подошел солдат-таджик.

– Товарищ лейтенант, я все переведу, мой родной язык дари.

– Молодец. Чего же молчал? Спроси их, как они к нам попали и почему.

Солдат быстро заговорил. Услышав родной язык, афганцы оживились и начали отвечать.

– Они говорят, что они братья. Приехали к родственникам в кишлак и вчера их захватили в кишлаке наши солдаты. Они говорят, что их отец служит в царандое.

– Господи, вот были бы проблемы, если вы их бы отправили к праотцам. Позовите сержанта.

Пришел сержант.

– Где ты взял этих духов? – спросил лейтенант.

– В кишлаке, их привели Накипов и Свитко.

– Позвать обоих сюда.

Пришли два солдата.

– При каких обстоятельствах были захвачены вот эти духи? – спросил лейтенант.

– Обстоятельств никаких не было. Они просто шли по улице, а сержант приказал их захватить и мы их посадили в машину.

Лейтенант посмотрел на сержанта.

– И на каком основании ты их зачислил в духи? Почему врешь?

Сержант молчал. Лейтенант повернулся к переводчику.

– Скажи им, пусть идут, куда хотят. Прежде чем уйдут, хорошо накормите их. А с тобой, – повернулся он к сержанту, – будет особый разговор. Я доложу обо всем замполиту полка и командиру полка.

Лейтенант встал и ушел. «Нехороший день» – подумал Денис. И этот день преподнес им еще один сюрприз. После обеда прямо в расположении роты с недалекой высоты, поднимавшейся за расположением части, были застрелены снайпером сержант, приказывавший расправиться с афганскими юношами, и один из присутствовавших на площадке старослужащих. В ответ на выстрелы из траншеи раздались длинные пулеметные очереди, группа бойцов на БТР ринулась к высоте. Но нашли только стрелянные гильзы от американской снайперской винтовки и примятую траву за камнем. Убитых быстро окружили и оттащили в укрытие. Денис и Батрадз впервые так близко видели смерть. На всех вновь прибывших солдат эти смерти, происшедшие почти у них на глазах, произвели гнетущее впечатление. Вот были живые люди, ругались с ними и даже чуть не подрались, и вот они мертвые. Сержанту пуля попала прямо в ухо, другому солдату разнесло голову. Лейтенант пришел, глянул, потом посмотрел на солдат.

– Сколько раз говорил, передвигаться только по траншеям! Они же не первый день здесь, всего насмотрелись. И вот на тебе! А как их матерям в глаза смотреть? Кто это сможет сделать?

Денис и Батрадз отошли от трупов. В их душах не было зла на погибших, осталось только чувство горечи и недоумения происходящим.

Батальон, в котором служил Батрадз и Денис с ингушами Идрисом и Баширом, обеспечивал контролем район Джелалабада и Асадабада. Дениса поражала откровенная нищета окрестных кишлаков. Приходилось встречаться и разговаривать с местными жителями. Переводчиками выступали обычно солдаты-таджики, язык у них с местными был один или же немного отличался диалектом. Понимали они друг друга прекрасно. Денису до слез было жалко детей и он всегда старался что-нибудь дать им. Местные жители приходили часто к врачам «шурави», приводили больных детей. В основном это были женщины. Многие мужчины, их мужья, были в сопротивлении. Нельзя было определить, кто стоит перед тобой. Днем это был работящий крестьянин или мелкий торговец, а ночью.... Кто то же стрелял по ночам по расположению батальона, накрывая минами и снарядами, кто то же ставил противотанковые мины на дорогах, подрывая советские танки и бронетранспортеры. Против советских войск велась настоящая партизанская война. Было немало случаев, когда моджахеды откровенно атаковали советские части. И советские подразделения в городках и кишлаках провинции Кунар принимали все меры для безопасности: рыли траншеи и убежища, укреплялись огневыми точками с пулеметами, имели на вооружении артиллерию, ставили в окружении мины, разведка непрерывно работала, определяя намерения душманов.

В один из жарких сентябрьских дней двум взводам было поручено обследовать расположенный недалеко кишлак. По сведениям разведки в этом кишлаке ночью появилась группа душманов. На четырех БТР-ах два взвода выехали в кишлак. Приближались осторожно, останавливаясь и стараясь определить наличие врага. Вот и первые глинобитные дома кишлака. Солдаты сразу заметили странность: на улице не было ни души.

– Дрянная примета – сказал солдат, служивший в Афганистане второй год.

Вперед прошли перебежками разведчики. Командиры взводов спешили всех солдат с брони и рассыпали в цепь. Пошли за разведчиками в кишлак. До первых дувалов, глинобитных заборов, осталось совсем недалеко, разведчики миновали их. И через минуты три после того, как разведчики вошли в кишлак, раздались автоматные очереди и выстрелы «буров», афганских старых винтовок. Еще через минуту показались отступающие разведчики.

Они шли назад перебежками, пока все целые. Как только они миновали последний дувал, то сразу же укрылись в старой, невесть кем вырытой траншее. И тут же из за дувалов зататакали два крупнокалиберных пулемета, по звуку наши ДШК, сбивая землю с бруствера траншеи. Взводы залегли, окопались.

– Огонь по духам, – кричал лейтенант в сторону бронетранспортеров. Но там стрелки и сами знали, что делать. Повернув рыла стволов в сторону дувалов, два бронетранспортера изрыгнули из себя огонь и дым. Было видно, как от глинобитных заборов отлетали куски, образуя проломы. Со стороны разведчиков раздался выстрел из гранатомета. Взрыв гранаты подбросил тело вражеского пулеметчика и пулемет вверх. Но душманы не были трусливыми и неопытными. С их стороны были выпущены противотанковые гранаты из СПГ и один из бронетранспортеров задымил, его пулемет замолк. Взводный приказал открыть огонь по всем точкам, где мог находиться противник. Заработали автоматы бойцов. Одно отделение прикрывало огнем, второе перебежками двинулся к дувалам. Затем залегало и полосовало по заборам, а первое продвигалось вперед. Вот уже достигли разведчиков.

– Что у вас? Потери есть? – крикнул взводный.

– Двое, – ответил сержант, командовавший разведчиками, – раненные.

– Кто?

– Савельев и Нуриджонов. Нуриджонов тяжело.

– Отправь их отсюда в санчать.

Достигли дувалов, из за них никто уже не стрелял. Рассыпались. За дувалами лежало тела убитых, возле них валялось оружие, чуть в стороне лежал покареженый пулемет и пулеметчик с оторванной рукой, полголовы у него отсутствовало. Денис почувствовавл, как к горлу подступает тошнота, но сдержал ее. Начали прочесывать кишлак. На небольшой площади стоял дом, отличавшийся от других большими размерами. И как только бойцы начали накапливаться у площади из дома раздались выстрелы, а затем душманы открыто пошли в атаку. Было их около взвода, они выскакивали из большого дома, из боковых улочек. Бойцы сразу залегли под стенами домов и встретили душманов огнем. Это заставило душманов искать укрытие. Они рассыпались и прекратили атаку.

– Дунаев, – крикнул лейтенант, – бери Мухина, заберите раненых и на БТРе дуйте в батальон. Пусть вызывают вертолеты. Рацию разбили, связаться не могу.

– Поняли, – крикнули в ответ разведчики и скрылись в улочке.

Денис увидел, как человек пять душманов начали обходить залегших слева. У одного был гранатомет. Денис толкнул лежащего рядом Батрадза.

Не сговариваясь, они начали стрелять по душманам. Двое сразу упали, гранатомет откатился в сторону, в пыль. Один из душманов кинулся к гранатомету, но его застрелил лейтенант. Двое других кинулись за дом. Бой продолжался долго, бойцы медленно выдавливали душманов из кишлака. Появились убитые, их было четверо, и раненные, их было намного больше. Грамотно отступая, отстреливаясь из автоматов и винтовок, душманы покинули кишлак и начали отходить в близлежащую лощину, где тек ручей и рос густой кустарник. Бойцы преследовали их, поливая огнем. Наткнулись еще на нескольких убитых и двоих раненых. Раненых подобрали, оказали первую помощь. Наконец в небе застрекотали четыре вертолета, когда они приблизились, лейтенант ракетой указал направление отхода врага. Летчики увидели его. В лощину полетели ракеты, пущенные с вертолетов, загрохотали пулеметы вертолетов.

– Все, дальше пойдем после вертолетной обработки, – сказал лейтенант, – остановимся и передохнем.

Бойцы залегли, осматривая окрестности. Время было уже послеобеденное, но есть никому не хотелось. Напряжение, которое охватило людей, не спадало, а еще предстояло зачистить лощину. Кое кто тянул воду из фляг. Через минут сорок вертолеты улетели. Лейтенант поднял взводы, солдаты поднялись и заклацали затворами автоматов. С осторожностью пошли через кустарники к ручью. Обработка с вертолетов была настолько интенсивной, что противник даже не подобрал убитых, но раненых не было, значит унесли с собой. Убитых было много, человек пятнадцать, значит ушли немногие. Денис с Батрадзом шли рядом, вид убитых вызывал у них неприятие, как у всякого здорового человека.

– Сколько помню, все наши поколения воевали, – сказал Батрадз, – все старики только о войне за столом и говорят. Никогда не думал, что и мне придется воевать.

– Если бы враг пришел на нашу землю, было бы легче, – сказал Денис, – а здесь мы пришли к ним.

– В бою рассуждать некогда, да и не нужно. Война, как я понял, всех делает одинаковыми. Ты не убьешь, значит тебя убьют.

Зашли за большой камень у ручья и сразу вскинули автоматы. Двое молодых парней-афганцев, оба раненные, сидели за камнем. Оружие их, советские автоматы, лежало рядом. Один согнувшись от боли и скаля зубы, зажимал рукой рану на плече, другой держался обеими руками за живот. Денис отбросил ногой в сторону автоматы моджахедов. Вытащил пакет и начал перевязывать раненого в плечо. Перевязал. Потом осмотрел второго. Осколок длиной с ладонь, торчал у него из живота, но вошел неглубоко. «Значит будет жить» – подумал Денис. Взялся за осколок и сильно дернул его, вытаскивая. Парень потерял сознание от боли. Денис разрезал ножом рубаху моджахеда, сделал противошоковый укол и перевязал его тоже. Все это время Батрадз наготове стоял с автоматом и страховал Дениса.

– Что с ними будем делать? – спросил Денис.

– Не имею представления. А что в таких случаях делают?

– Я побуду здесь, а ты спроси комвзвода.

– Хорошо.

Батрадз ушел. Минут через десять вернулся.

– Комвзвода не нашел, ушел далеко вперед, а сержант сказал, чтобы мы их пристрелили и не заморачивались. Я сразу сказал, что не буду этого делать.

– Они что, здесь все душу потеряли? Это же люди, они же раненные, не враги они уже нам.

– Не знаю, помнишь, лейтенант тогда отругал сержанта, который нас заставлял штыками зарезать молодых парней?

– И что решим?

– Давай их отпустим, пусть идут и лечатся.

– Я не против, а смогут они дойти?

– Смогут. Один не очень тяжелый, поможет другому. Им нужно добраться до ближайшего кишлака, там им окажут помощь.

Подошел солдат из таджиков. Голова у него была забинтована, рука выше локтя тоже, прямо поверх гимнастерки.

– Задело, Алимджон? – спросил Батрадз.

– Да, немного есть, не страшно. В госпиталь не пойду. Кто это?

– Душманы, вон их автоматы лежат.

– И что вы с ними решили делать?

– Лейтенанта не нашел, а сержант сказал пристрелить их. Но этого делать нельзя, я так считаю. Пусть уходят.

Алимджон заговорил на дари. Душманы оживились. Они что то начали спрашивать, Алимджон им отвечал. Потом снял с плеча автомат и дал две очереди вверх.

– Это чтобы сержант слышал и думал, что мы их убили.

Денис, Батрадз и Алимджон повернулись и ушли, автоматы душманов вместе с рожками к ним прихватили с собой. Не знали Денис и Батрадз, что этот случай в будущем спасет им обоим жизни дважды.

Этот первый бой запомнился всем новоприбывшим надолго и потряс каждого без исключения. После боя многие приходили в себя долго. Денису этот бой нанес сильнейший психическую травму. После боя, как и у многих, у него начали трястись руки, его восприятие мира очень сильно изменилось и при этом так быстро, что он с трудом реагировал на происходящее с ним. «Как же так, ведь я убил не менее двух человек, сам видел, как от моей очереди упало двое…Как же это возможно? Что сделали мне эти люди?» Разум приходил ему на помощь и подсказывал, что эти люди шли убить его и его товарищей. Но сердце возмущалось до предела и не хотело принимать никаких оправданий. «Я убил людей, к которым сам пришел в их дом с оружием, я не имел на это право» – думал он. Смотрел на Батрадза. С тем происходило почти то же самое. Ночью не могли заснуть.

– Араки бы, – сказал Денис.

– Где ее возьмешь?

Вокруг ворочались и не спали большинство товарищей, новичков, переживая впечатление стычки с душманами.

– Алимджон, – позвал Батрадз.

– Да, – повернул мгновенно голову с подушки к нему Алимджон.

– Не знаешь, где водки достать?

– Можно попробовать.

Таджик встал и куда то пошел. Пришел через некоторое время, неся две бутылки водки и три банки консервов, булку хлеба и четыре помидора. Сели на кровать Дениса, она стояла в самом углу. Из тумбочки Денис достал алюминиевую поллитровую солдатскую кружку, Батрадз распечатал одну бутылку с водкой и всю ее вылил в кружку.

– Алимджон, ты старше нас на год, ты первый, – сказал Батрадз.

Таджик не стал ломаться, трясущейся здоровой рукой взял кружку и стуча зубами, начал пить. Потом подал кружку Денису. Выпил свою долю и Денис, Батрадз выпил остатки. Закусывали хлебом и помидорами, хотя есть совсем не хотели. Хмель ударил в голову, сметая все сомнения души и сердца и сразу стало легче. Алкоголь это напиток для головы, но не для сердца. Когда человек пьет алкоголь, то сердце закрывает свои ворота для всего реального и тонкого. Сейчас Денису казалось, что все произошло правильно. Все трое начали говорить шепотом, не слушая друг друга. Батрадз жестикулировал руками. Денис вспомнил об ингушах, пошел к ним. Башир и Идрис спали крепчайшим сном, будто ничего и не было. Денис вернулся.

– Что они? – спросил Батрадз.

– Крепко спят.

– Ну и не трогай их, пусть спят.

Распечатал и налил в кружку вторую бутылку. Так же, как и первую, выпили молча. Посидели. Потом Алимджон лег на свою кровать и скоро раздалось его сопение, он заснул. За ним лег и заснул Батрадз. Денис даже пьяный долго ворочался, но потом и к нему пришел сон. Спал беспокойно, что то выкрикивая во сне, дергая руками и перебирая ногами. Утром проснулся в терпимом состоянии. Но переживание этого боя на всю жизнь осталось у него. И уходили впечатления этого боя из его души медленно, иногда затмевая впечатления даже последующих боев.

Потянулись дни жизни в укреплении батальона. Скучными их назвать было нельзя. «Духи», как называли солдаты душманов, скучать не давали. То они обстреляют колону, то нападут на почтовую машину, то подорвут БТР или БМП, то обстреляют укрепление, то их снайперы убьют или ранят кого то. По приказу командира батальона, солдаты углубляли траншеи для ходьбы в полный рост, обкладывали плитами железобетона и брони огневые точки, минировали подходы к укреплению. Иногда ночью раздавался взрыв мины и крик, это подрывался «дух» на мине. Утром находили небольшую воронку, клочки опаленной одежды и лужицы крови. 66-я стрелковая бригада не давала спуска моджахедам. Их полевые командиры, среди которых были весьма грамотные военные специалисты, даже превосходя «шурави» численностью, не могли с ними ничего сделать. Даже сам Ахмад Шах Масуд, зона контроля которого, правда, не входила в зону действия 66-й бригады, не раз восклицал: «Ну что это за народ, что за солдаты! Я лично уважаю их». В зоне же 66-й бригады полевые командиры не только ненавидели и уважали «шурави», но и боялись их. К началу октября жара спала, ночи были холодными. Если ветер дул со стороны снеговых пиков, то температура падала довольно низко. К этому времени новички, прибывшие со сборным подразделением, уже немного пообкатались в боях и стычках. Они начали привыкать к повседневности войны. Хотя к этому привыкнуть трудно.

Как то рота прочесывала один из ближайших кишлаков. Населяли этот район пуштуны, народ родственный таджикам, воинственный и жесткий. Пленным они, как правило, предлагали принять Ислам, если пленный отказывался, его убивали, иногда с изощренной жестокостью. Пуштуны были всегда скрепляющим материалом Афганистана, все короли и впоследствии большинство политических лидеров происходили из пуштунов. Они умели объединять другие племена и народы Афганистана в одно целое. Взвод, где служили наши друзья на броне БТРов доехал к месту, где начинался кишлак и спешился. Рассыпались цепью. Было видно, как по улицам сновали люди, спокойно. На околицу кишлака выскочили любопытные дети. Денис подошел к детям, остановился.

– Салом Алейком, бача, – сказал он.

Дети в ответ загалдели хором, приветствуя «шурави». Подошел Батрадз и Алимджон. Между детьми и солдатами завязался разговор. Денис вспомнил, что у него в рюкзаке лежат четыре банки сгущенного молока. Он снял рюкзак, вытащил сгущенку и отдал маленьким девочкам, закутанным в платки, каждой по банке. Девочки обрадовано заговорили.

– Что они говорят? – спросил Алимджона Батрадз.

– Они очень рады, вот эта с курчавым волосом сказала, что у нее мама больная и она отнесет сгущенку ей.

– У меня тоже есть сгущенка, – сказал Батрадз.

Снял рюкзак и вытащил две банки. Обе отдал девочке, у которой болела мама.

– Скажи, Алимджон, чтобы другие не обижались. У этой ведь мама больная. А в следующий раз мы привезем больше. Или пусть приезжают с мамами к нам.

Алимджон быстро заговорил. Дети внимательно послушали его и согласно закивали головами. Бойцы попрощались с детьми. Стоя и разговаривая с детьми, друзья не знали, что они находились под прицелом пулемета сидевших за дувалом в схроне моджахедов. Пулеметчик уже приготовился выпустить по ним очередь. Но сидевший рядом пожилой моджахед, командир группы, положил ему на плечо руку.

– Погоди Али, не стреляй.

Тот повернул к нему голову.

– Почему, это же враги?

– Враги бывают разные. Смотри, они детям еду дали, с детьми нашими разговаривали, как с равными. И…по описанию моего сына, которого отпустили «шурави» раненого, вот этот широкоплечий похож на отпустившего.

И он показал на Дениса.

– И нужно немного думать всегда. Если мы сейчас завяжем бой, никто из нас живым не уйдет отсюда, нас мало. Наша задача сегодня разведка. А мы задачу эту не выполним.