– Соболь, куница, белки много. Белка рыжая и черная. Я же здесь зимовье недаром построил. Зимой беру лицензию и охочусь. Не так за деньги, как за удовольствие. Иногда целый день проброжу в тайге, зверя вижу много, а не стреляю. Зато вечером в зимовье ужин приготовлю, сижу, думаю обо всем. Хорошо думается, прямо словно в голову кто мысли чистые кладет.

– Завидую. Отличный отдых, – сказала Циала.

Расселись по машинам и водители повели их назад, прежним путем. Машины шли сперва по колее с маленькой скоростью, тихо покачиваясь. Девочка, сидевшая на коленях у Заремы, почти сразу заснула. Мальчишки повозились, потом тоже заснули. Свежий воздух и усталость сморили их. Проехали поселок Партизанский, пошли по грунтовке. Когда добрались до асфальта, было уже темно.

– Садись за руль, – сказал Акимович Лине, – здесь могут быть посты гаишников, неохота нарываться на неприятность. В голове чисто, но запах есть.

Лина села за руль на место водителя, а Акимович занял пассажирское сидение справа. Машина, ведомая Михаилом, ушла немного вперед. Лина догнала ушедшую машину и обе машины пошли к городу. Через час с небольшим приехали домой. Георгий, Зарема, Циала и Владимир вышли возле дома, в котором жили. Горячо поблагодарили за поездку и пошли в квартиру.

На другой день Зарема, Владимир и Георгий на электричке добрались до Базы. Зарема пошла к себе в бухгалтерию, а мужчины пошли на судно. Акимович был уже на судне и делал обход, определяя фронт работ. В восемь часов второй механик и боцман провели развод, определили наличие людей и расставили людей по участкам работ. Жизнь на судне, как всегда, закипела. И хотя сроки ремонта были продлены, все службы торопились с работой, неизвестно что еще могло вылезти в ее процессе. К Владимиру пришел второй механик.

– Андреевич, я пошел в снабжение и на склады. Нужно проверить наличие деталей. Вот у меня дополнительная заявка. Подпиши, пожалуйста.

Владимир подписал.

– Все, понес в отдел. Проверю сперва по каталогу в отделе, а потом на складах. У них частенько каталог и реальное наличие расходятся. В отделе оправдываются тем, что кладовщики не подают сведений. А нам эти сведения до лампочки, нам реальная деталь нужна.

– Иди. Я здесь за всем присмотрю.

Второй механик ушел. Раздался звонок берегового телефона. Владимир взял трубку.

– Можно…можно пригласить старшего механика к телефону? – послышался голос Заремы в трубке.

– Зарема, это я. Что то случилось?

– Нет, ничего не случилось. Я…соскучилась…

– Господи, мы же расстались полтора часа назад.

– А я соскучилась. Захотелось хоть голос твой услышать.

– Заремочка, милая моя женщина. Спасибо тебе за это. Я прямо на крыльях летаю! Как ты там?

– Работаю. Начисляю зарплату людям.

– Ты не хочешь в обед прийти к нам на судно? Я тебя обедом угощу.

– Приду. Только ты меня на причале встреть.

– Не беспокойся, встречу.

– Тогда до встречи. Я тебя целую-целую.

– До встречи, милая. Я тебя тоже.

В буднях шли дни, люди вращались в работе, делали свое дело, воспитывали и растили детей, ездили в гости. Проходили недели, месяца. Скоро и Новый Год. Что он принесет людям? Этого никто не знал. Но все жили надеждой. Надежда, как говорят, умирает последней. А причин для смерти надежды было ох как много! Но человек всегда думает о хорошем и надеется на хорошее.

*

Уже год с лишним Батрадз и Денис находились в Афганистане. Окрепли, возмужали, привыкли к крови и к чужой смерти. На рожон не лезли, но и не отсиживались за спинами друзей. Судьба пока была милостива к ним. Не было у них даже легких ран. Но кто знает, что ждет их завтра?

Бой начался неожиданно. Столкновения с моджахедами всегда начинались неожиданно, потому что они всегда нападали из засады. Позиции всегда выбирали такую, чтобы при неудачном для них раскладе легко было уйти и скрыться в горах. Вот и сейчас они устроили засаду в так называемом горлышке. Это была часть долины, переходящая в узкое ущелье, а потом снова расширяющееся. В этом месте на обочинах стояло три подбитых БТРа и один легкий танк. Моджахеды били по технике из гранатометов, а потом поливали солдат огнем из пулеметов и автоматов. От этого места перпендикулярно ущелью вправо и влево отходили несколько узких проходов среди скал, по которым можно было легко скрыться. В этот раз из засады было выпущено четыре заряда из ручных гранатометов, но все они прошли мимо техники. Солдаты мгновенно слетели с брони и залегли. Укрытием им служили камни и колеса БТРов. Три снайпера отслеживали гранатометчиков. Но солдаты понимали, что если они ничего не сделают, то стоящие БТРы все равно подобьют. Башни БТРов молчали. Денис выругался. Командир взвода тоже матерился – стрелки в башнях явно растерялись.

– Исаев, организуй огонь из пулеметов! Быстро!

Денис кинулся к БТРу, залез вовнутрь. Стрелок, парень из недавно прибывшего пополнения, зажав руками лицо, сидел в испуге. Денис откинул его, уселся за пулемет. Взял в прицел место засады и начал стрелять. Крупнокалиберный пулемет резко заговорил, его пули сметали все живое там, где укрылись моджахеды. Вот один попытался выстрелить из гранатомета и тут же, перерезанный пулеметной очередью, упал за камни. Одна из пуль, неизвестно кем посланная, ударила в головку гранаты. Раздался взрыв, крики и тут же стрельба прекратилась. Над местом боя уже появились две «вертушки», вызванные командиров взвода по радио. Несколько ракет, отделившись от вертолетов накрыли взрывами место засады и прошлись огнем по местам отхода душманов. Из за камней больше никто не стрелял, душманы ушли, это было ясно. Солдаты осмотрелись.

– Все целые? – спросил Денис, вылезая через боковую дверь из БТРа.

– Вроде бы да, все живые! – сказал один из бойцов.

– А что у тебя? – спросил командир взвода Пахомова, обычно молчаливого, немногословного солдата. По лицу того текла кровь. Тот отер кровь ладонью, с удивлением посмотрел на нее.

– Не знаю, нигде не больно.

– Больно будет потом. А ну-ка, покажись.

Денис начал осматривать голову солдата. С правой стороны от лба к затылку проходила глубокая царапина, из нее то и сочилась кровь. Подбежавший санбрат вытащил пакет, разорвал его и перевязал Пахомову голову.

– Везучий ты, брат! – сказал командир взвода, – это осколок. – Чуть левее и бог знает, был бы ты жив или нет. Если бы пуля, то она при таком соприкосновении контузила бы тебя. А осколок прошел по тебе, как по маслу. Ну что, появилась боль?

– Да, и мутить начало.

– Это сейчас вылечим. На, глотни.

Лейтенант протянул ему флягу. Пахомов глотнул из нее, скривился и сплюнул несколько раз.

– Фу, ну и гадость! Как керосин.

– Не керосин. Гидролизный спирт, он неочищенный, летчики как то дали. Как, легче?

В ответ Пахомов отошел и его несколько раз вывернуло. Лицо его побледнело и вспотело.

– Все таки контузило тебя маленько. Ладно, отлежишься в санчасти. По машинам! – крикнул уже лейтенант.

Все заняли свои места на броне, БТРы тронулись. Через полчаса группа прибыла в укрепление. Это была такая мелкая поездка для группы – ездили в Джелалабад за почтой. Даже чтобы получить почту, нужно было иногда платить кровью. В этот раз заплатили малой кровью.

Моджахеды все наращивали сопротивление. Чувствовалась опытная рука в их действиях, засады стали чаще, столкновения ожесточеннее. Был атакован и взят пост недалеко от укрепления, солдаты с этого поста частью были перебиты, частью уведены в горы. Все оружие было забрано, а сооружения разрушены. Укрепление, находившееся километрах в двадцати от того, где служили Денис и Батрадз, было тоже подвергнуто нападению. Причем там развернулся бой по всем правилам тактики. Душманы основательно провели артподготовку, а потом силами до батальона пехоты атаковали укрепление. На одном из участков душманы шли в атаку в рост, не ложась. Такого в практике столкновений с душманами советские солдаты еще не видели. Только умелые действия начальника поста майора Кудинова и подоспевшие вертолеты сорвали атаку и рассеяли атакующих. При этом один вертолет был сбит, летчики погибли. Лазутчики из местных афганцев доносили, что руководит всем Азат Нури Хан. Это был грамотный военный специалист, окончивший американскую академию, затем служивший в правительственных войсках, учившийся в Москве в советской академии Генерального штаба, а позднее возглавивший один из участков сопротивления пуштунов. Его действия всегда отличались продуманностью, смелостью и даже некоторой бравадой. Ко всем советским праздникам он не забывал присылать поздравления и подарки своим противникам, от командира укрепления, до командира 66-й бригады. Причем его подарки не включали никаких сюрпризов, а поздравления писались искренне и с уважением, на хорошем русском языке. Он писал часто в них, что вот кончится война и он встретится с противниками как друг, всегда будет рад видеть их гостями. В этом человеке чувствовались большая сила воли, умение концентрировать энергию, незаурядный ум и большой такт. Те, кто видел его, поражались его европейской внешности. Светлые, немного рыжеватые, волосы, глубоко посаженные зеленые глаза, ровный ряд зубов, украшающих его добродушную улыбку. Объяснялось все это просто: его отец был пуштуном, а вот мать была из племени калашей, имеющего все признаки европейской расы. Об их происхождении ученые спорят по сей день. Но и среди пуштунов люди с голубыми и зелеными глазами были не редкость. Глубины Азии всегда таили в себя огромное количество загадок. Лазутчики доносили также, что Азат Нури Хан готовит мощный удар по территории, подконтрольной 66-й бригаде, чтобы вытеснить ее из земель вокруг Джелалабада, нанести мощнейшее поражение и показать «шурави», что они тоже уязвимы.

Командование 66-й бригады решило нанести упреждающий удар и начало его готовить. 66-й бригаде были приданы дополнительные мотопехотные и авиационные части, активизировалась работа разведки и афганских лазутчиков. В ответ Азат Нури Хан прислал шокирующее письмо. Он писал командиру бригады, что знает о его планах по нанесению удара, к письму были приложены копии карт, на которые были нанесены направления ударов. Советовал беречь солдат и уходить домой. Стало понятно, что в высшем командовании 66-й бригады есть человек Нури Хана. Но кто? Вычислить этого человека не получалось. В высшем командовании 66-й бригады не было ни одного афганца, были только советские офицеры. Особый отдел армии профильтровал несколько раз каждого, но никто всерьез не попадал под подозрение. Все были из СССР, у всех были семьи, дети. Так и осталось это в неведении. Кое кто из командования не исключал, что Азат Нури Хан сам вычислил направления и силу ударов и это вполне могло быть. Человек такого ума легко ставил себя на место противника. Но удар все таки готовили. С повышенной секретностью. О планах знали всего четыре человека. Лазутчики и разведка доносили, что Нури Хан готовит контрудар, показывали на карте размещение его сил. Они были все размещены на главных направлениях планируемого удара. Были в планах Нури Хана и недостатки. Он плохо учитывал возможности боевых вертолетов и самолетов, противовоздушная оборона у него была слабой, а своей авиации у него не было. На этом и решили сыграть, отдав начало операции и самые сокрушительные удары военной авиации. Проводились совещания с летчиками, уточнялись их возможности. За то, что у Нури Хана не было своего человека среди командования 66-й бригады говорило и то, что он не принял никаких контрмер по предотвращению авиационных ударов. И не отвел свои части, которые были наиболее уязвимы с воздуха. Была подготовлена к операции и дальнобойная артиллерия, могущая наносить удары с больших расстояний. Ее тоже начали готовить и подвозили к ней боеприпасы. Время операции назначили на первую декаду декабря.

По всем подразделениям 66-й бригады в Джелалабаде и по укреплениям, разбросанным вокруг, ходили упорные слухи об операции против Нури Хана. Офицеры обсуждали эту новость, покачивая головой. Моджахеды Нури Хана были самыми серьезными противниками, хорошо обученными и вооруженными, не боявшиеся серьезного боевого столкновения и зачастую сами искавшие его. Знали этого противника и солдаты. Не раз сталкивались они с этими душманами, не только упорными и смелыми в бою, но и жестокими. Пленных они брали, но если пленные не хотели принимать Ислам, они их убивали, иногда очень жестоко. Иногда выставляли отрезанные головы пленных на дорогах. Тех, кто принимал Ислам, щадили, уводили в недоступные для «шурави» места. Там, иногда, пленные даже женились на местных девушках, рождались дети и пленные становились членами племени или общины. В этом отношении было легче пленным из среды узбеков, таджиков, туркменов, казахов, киргизов. Все они воспитывались в мусульманских семьях, у них были общие с афганцами восточные традиции и праздники. Вдобавок таджики говорили на дари, практически на том же языке, на котором говорили афганские таджики и этот язык понимали пуштуны. Иногда советские солдаты сами переходили на сторону моджахедов, даже с оружием в руках. К удивлению, среди таких преобладали славяне, но были такие и из среды среднеазиатских народов. Многие таких людей не понимали. Но многие относились к ним и с пониманием. Непонятная, ненужная никому война, налагала на психику солдат тяжелую нагрузку. Гибель друзей в стычках с душманами добавляла пресс на психику. Солдаты не выдерживали, переходили на сторону врага. Были даже такие, кто потом сражался с «шурави» на стороне душманов. Афганцы доверяли таким пленным и иногда пленные достигали у предводителей моджахедов довольно высокого положения. В охране Панджшерского льва Ахмад шах Масуда были русские, бывшие пленные. Сейчас солдаты в укреплении тоже находились под впечатлением новости о планируемой операции. Все понимали, что если операция начнется, то не всем быть живыми. Понимали и готовились к сражению. Боязни не было. Основное чувство у солдат это было скорее неприятие войны и событий, связанных с ней. Шло время, прошла первая декада декабря а операция не начиналась. Все жили в напряжении, в ожидании грядущих событий.

Батрадз и Денис недавно сменились с поста, где провели утренние часы вплоть до обеда. Пообедав, пошли в надоевшую казарму. Баян спал возле кровати Дениса, спокойный и равнодушный, значит душманов близко не было. Взглянув на подошедших друзей одним глазом, Баян снова закрыл его и, положив голову на лапы, сладко зевнул.

– Спит. вот кому жизнь! – сказал Денис и почесал Баяну за ухом.

– Он тоже служит, хорошо служит, – засмеялся Батрадз, – ему пора медаль или орден давать.

– Я иногда боюсь за него, он лезет под пули. Могут и убить.

– Не убьют. Он обстановку чувствует лучше нас с тобой.

– Это точно. Где только учился?

– В собачьей академии, там у них были отличные учителя.

– А дома Джеоргуба прошла, вторая Джеоргуба без нас. Представляешь, как там люди праздновали?

– Представляю. Только нашим родителям, я думаю, не до праздника было. Ты письмо получил?

– Да, Хадизат написала. Нехорошие вещи у нас дома начались.

– Какие? Почему?

– На ноябрьские праздники на озере ингуши убили Юру Тарасова и тяжело ранили Жорика Хугаева.

– Ничего себе, как это?

– Хадизат пишет, что они седьмого ноября пошли в лес, туда, куда мы зимой на лыжах ходили. С Мариной они отошли от группы и увидели людей с автоматами. Люди говорили по-ингушски. А когда пришли домой, то им родители рассказали, что свершилась такая беда. Хадизат и Марина все рассказали прибывшей оперативной группе. И убийц накрыли. Где ты думаешь?

– Где?

– На нашей будке у перевала. Там между убийцами и оперативниками был настоящий бой. Одного из ингушей убили, трое тогда сдались. Слегка ранили оперативника. Иван Тарасов, брат Юры, поклялся, что отомстит убийцам даже в тюрьме. А ты же его знаешь, он слов на ветер не бросает.

– Ничего себе! Ну дела! Да причем здесь ингуши, это просто какие то бандиты. Вон наши ингуши – Башир ранен, сейчас в Душанбе, Идрис воюет вместе с нами. Нам с ними делить нечего. А Юру Тарасова очень жалко. Хороший парень был. Да лучше бы он здесь погиб, хоть какое то оправдание перед людьми было бы.

– Родители тоже пишут, что напряжение между ингушами и нашими, в Пригородном районе особенно, все больше нарастает. Даже сами ингуши говорят, что их подбивают какие то люди на то, чтобы отобрать у Осетии Пригородный район.

– Дурдом в действии. Кому это нужно? Живем же все вместе в Пригородном районе – ингуши, казаки, осетины, армяне, грузины, греки, ведь все это условности, кому принадлежит эта земля. Не мешаем же друг другу.

– Не мешаем. Чего нам делить? Все заняты трудом, все заняты семьями, жизнью.

– Война не только здесь, оказывается война может быть и у нас. Значит кому то это нужно.

– Хадизат пишет, что они хотели на ноябрьские с Мариной пойти в будку с ночевкой, родители не пустили. Если бы они пошли, то там бы попали в руки этих убийц. И неизвестно, чем бы все кончилось.

– Да, дела! – покачал Батрадз опущенной головой, потом поднял голову, – А что ты думаешь про предстоящую операцию?

– А ничего не думаю. Если начнется, то придется воевать, никуда не денешься. А если честно сказать, то не хочется. Душманов можно понять, они за свою землю воюют, а за что мы воюем? И ведь гибнут наши парни, посмотри, только с момента нашего прибытия сюда скольких нет. Славика Карасева убили, Кашинова убили, Толика Соколова убили, Зульфикара Джураева убили, Марата Баржанова убили, Сунага Масимова убили. А им то было по двадцать лет, они что, жить не хотели? А сколько раненых?

– Прекращать нужно эту войну и уходить отсюда. Что мы здесь забыли.

– В Союзе, наконец, поняли, что отсюда нужно уходить. Горбачев пообещал, что рассмотрит этот вопрос.

– Скорее бы.

Баян поднял голову, встал, потянулся.

– Ну и разъелся ты, Баян, шерсть на тебе прямо лоснится.

– А чего ему? Спит да ест, ест да спит. Но службу хорошо правит.

Баян зевнул и направился к выходу. Где то далеко раздался орудийный выстрел, спустя немного докатился звук разорвавшегося снаряда, тоже очень далекий.

– Не по нам, – -сказал Батрадз.

– Все равно по кому то. А это уже плохо. Все люди. И у всех матери есть – и у моджахедов, и у наших. И все они живут, как на горячей плите сидят.

– Ты всех так жалеешь, Денис! А они нас не жалеют. Я здесь как волк стал. Не побоюсь убить душмана, если это нужно будет.