Если исходить из этимологии слова совесть (со-весть – то, что согласно с благой вестью - евангелием), то жить по совести невозможно ни в какое время. Именно поэтому раннее христианство античности дало нам сонм мучеников, христианство средних веков явило множество аскетов, а последние несколько веков ставят просто честного человека вне общества. Именно это талантливо изображает Лесков. Рассказ делится на две логические части. Первая изображает двух инженеров-бессребреников, которые не видят себя в миру и посвящают свою жизнь напрямую служению Богу. Эта часть во многом дублирует житие святителя Игнатия Брянчанинова, но с добавлением психологии и непростых вопросов, которые вынуждены были решать два подвижника. Святитель Игнатий и о. Михаил Чихачёв выбрали для себя путь сложный, но существующий и мужественно по нему прошли.
Из житийного повествования выбивается один интересный эпизод, связанный с Михаилом Чихачёвым и итальянским тенором Джованни Рубини. Когда одна светская дама их познакомила в домашних условиях и дала им уникальную возможность познакомиться с голосами друг друга, ибо монах не может попасть в оперу, а итальянский тенор услышать сольное исполнение клиросного певца. И реакция обоих крайне впечатляет. Житийная литература не может содержать таких эпизодов, а проза Н.С. не может не содержать.
Вторая часть рассказа повествует о Николае Ферморе, болезненно честным человеком, разбившемся о русский быт. Он повредил себе психическое здоровье, воюя с мифическими ветряными мельницами и произнося высокие речи в духе Пиквика, благодарный слушатель которых ещё не родился или уже давно умер. Попытка бороться со взяточничеством при помощи пылких речей привела лишь к ожесточению коллег и непониманию. Даже Государь не смог помочь своей поддержкой. Николай Фермор оказался фактически в ситуации аскета Ермия из «Скомороха Памфалона», только времена изменились и возможен только трагический исход. Это случилось в жизни и это случилось в честном изображении Лескова. Проблема Фермора настолько оказалась интересной для писателей того времени, что к ней обратились и А.И. Герцен в повести «Доктор Крупов» и ещё один неизвестный мне Толстой, Феофил Матвеевич в романе «Болезни воли». Интересно было бы почитать и сравнить, крайне интересно.
Ещё одна интересная линия в романе, она скорее пунктирная и для общего понимания истории маловажная, возможно. Это описание Государя, Николая Павловича. Используя во многом монументальные черты, автор умудряется описать живого человека, действительно сострадающего и желающего помочь. Интересно, что в комментариях, вопреки здравому смыслу, написано, что в этом рассказе Лесков критикует и сатирически изображает Николая I, что именно при нём существовало такое злобное общество. Лесков изображает совсем другое. И ещё одна персоналия, видимо действительно изображаемая в этом и других рассказах Лескова – московский митрополит Филарет Дроздов. Процитирую многострадальные комментарии:
Московский митрополит Филарет Дроздов (1783-1867) – автор «катехизиса» и манифеста об освобождении крестьян, мракобес…
От себя могу добавить, что под руководством митрополита Филарета и при его непосредственном участии была переведена Библия с церковно-славянского языка на русский, впервые. Очевидно, Филарет был крутоват в обращении с людьми и Лесков его вполне искренне недолюбливал, но изображал вполне сдержанно.
Лесков не ставит вопрос, он констатирует факт – жить по чести и по евангелию в современном мире невозможно. Нет аргументов, чтобы с ним спорить. В XX веке подобная проблематика встречается в романах Честертона, да и вообще в творчестве Г.К. и Н.С. завораживающе много схожего, читать их прозу – одно беспросветное удовольствие и многострадальный трут (это не опечатка!).