Глава 2
Волны цифровизации, прогресс и борьба за производительность и равенство

Первые главы книги посвящены истории – трем видам волн цифровизации и тому, как эту историческую эволюцию оценивает западный «интеллектуальный мейнстрим».

Цифровизацию принято рассматривать как очередную «технологию общего назначения» и как инструмент роста производительности труда, который неожиданно для всех перестал работать в 2010-е гг.

Внутри этой долгой волны, пришедшей на смену предыдущей технологии общего назначения (электрификации), – пять периодов начиная с 1960 г., основанных на сменяющихся в каждый период приоритетах от централизованных вычислительных систем до сегодняшнего бума искусственного интеллекта.

И наконец, важным для понимания того, почему цифровизация развивается поэтапно, является анализ инвестиционных циклов, когда с момента появления и по наши дни чередовались периоды бурного роста и периоды замедления внедрения информационных технологий.

50-летний цикл: цифровизация как технология общего назначения

Технологии общего назначения (ТОН) – это технологии, которые радикально влияют на всю экономику в целом, на весь экономический уклад, выводя производительные силы на новый уровень развития и производительности.

ТОН обладают потенциалом радикально изменить общество благодаря своему опосредованному воздействию на сложившиеся экономические и социальные структуры.

Эти технологии обычно вначале бывают опробованы в месте своего зарождения на локальном уровне (как массовое использование силы ветра в Северных Нидерландах в XVII в. для таких новых применений, как откачка воды или изготовление более дешевых пиломатериалов для производства морских судов) или национальном уровне (использование энергии угля и пара в Великобритании в XIX в.). Затем они более или менее быстро распространяются в глобальных масштабах. Типичными примерами ТОН являются, например, одомашнивание лошади, использование силы ветра, паровой двигатель, электричество и информационные технологии. Другие, более узкие и несколько более спорные примеры включают железную дорогу, взаимозаменяемые детали, электронику, контейнеризацию транспортных перевозок, механизацию, методы управления (автоматизацию), автомобиль, компьютер, интернет, медицину и искусственный интеллект. Однозначное определение того, что является ТОН, а что нет, и их исчерпывающий список до сих пор остаются дискуссионными. Более того, такие технологии постепенно наслаиваются, дополняют друг друга, сосуществуют веками, но могут и превратиться в тормоз для нового поколения и быть полностью вытесненными, по крайней мере на продолжительное время, но потом вернуться, как это произошло с энергией ветра.

Технологии общего назначения увеличивают производительность всех факторов производства, но в первую очередь труда. А рост производительности всех трех факторов производства (земли, капитала и труда) – это определяющий фактор роста благосостояния населения.

Наращивание объема рабочей силы или используемого капитала может увеличить производство, но эффект от этого постепенно уменьшается, если не будут найдены более эффективные способы использования этих ресурсов. Когда Испания в XVI в. подчинила себе огромные новые территории в Америке с большим, чуждым ей населением и получила там же новые источники капитала (месторождения золота и особенно серебра в Перу, в Потоси), это обернулось краткосрочной эйфорией, но затем долгосрочной катастрофой для экономики метрополии и последующими веками экономического упадка. Капитал перетек к более производительным северным соседям Испании, а население новых колоний резко сократилось из-за эпидемий и жестоких колониальных порядков.

Читатели, заставшие советское время, помнят ленинскую фразу: «Коммунизм – это советская власть плюс электрификация всей страны». Современные студенты ее не слышали и не знают. Проживший долгие годы в эмиграции в самых передовых на тот момент странах, Ленин своими глазами имел возможность наблюдать за стремительным внедрением в начале XX в. электричества во все сферы жизни, в том числе в производство. Поэтому план электрификации (ГОЭЛРО), наряду с нэпом (новой экономической политикой), оказался в числе приоритетов новой власти после катастрофы, которую породил внедрявшийся ей в 1918–1921 гг. военный коммунизм. Он должен был позволить новому режиму преодолеть накопившееся отставание от Запада.

А тем временем на Западе рост производительности труда за счет электрификации и обеспеченный этим рост благосостояния рабочего класса на том этапе развития позволил избежать разрушительного революционного кризиса, вызванного обнищанием пролетариата, который предсказывал Маркс, спасая тем самым капиталистическую систему от краха. Произошло это и под влиянием внешних факторов: страха перед Октябрьской революцией и коммунизмом, благодаря росту влияния профсоюзов в западных экономиках. По сути дела, технологический прогресс и рост производительности труда оказались главными факторами, которые Маркс не учел в своей теории, поскольку рассматривал капитализм как статичную формацию, а рост неравенства – как данность в абсолютных показателях, за счет обнищания народных масс. Технологический прорыв, новая технология общего назначения спасли тогдашний капитализм как минимум от серьезного кризиса.

Как определяют понятие производительности англоязычные экономисты?

Производительность – это способность предприятия или компании производить товары или услуги в определенном количестве и качестве.

Этот показатель измеряется с помощью различных индикаторов. Чаще всего производительность выражается как отношение общего объема производства к общим затратам или к отдельным расходам, которые были использованы в процессе производства. Например, это может быть выпуск продукции на единицу затрат за определенный период времени. Один из наиболее распространенных показателей производительности – это совокупная производительность труда. В качестве примера можно привести ВВП на одного работника.

Именно эта формула производительности труда (ВВП / Количество занятых, ВВП / Количество отработанных часов в экономике) является основной в подавляющем большинстве научных, околонаучных, популяризаторских книг, а также в менеджерском и консалтинговом новоязе.

Однако справедливости ради стоит отметить, что традиционно экономическая наука выделяет, помимо труда, следующие факторы производства:

• земля (природные ресурсы);

• труд (трудовые ресурсы);

• капитал (инвестиционные ресурсы).

В настоящее время некоторые экономисты (например, К. Р. Макконнелл и С. Л. Брю) к ним добавляют предпринимательский потенциал, информацию, инновации.

Интересно, что о влиянии цифровизации на производительность капитала мало кто говорит и пишет, и за информацией об этом лучше обращаться к аналитикам финансовых и биржевых рынков.

Рост производительности является важнейшим источником повышения уровня жизни. Рост производительности означает увеличение добавленной стоимости в производстве, а значит, и увеличение доходов, которые могут быть распределены.

На уровне фирмы или отрасли выгоды от роста производительности могут распределяться различными способами:

• для сотрудников – за счет улучшения заработной платы и условий труда;

• акционеров – за счет увеличения прибыли и выплаты дивидендов;

• клиентов – за счет снижения цен;

• окружающей среды – посредством более строгой охраны окружающей среды;

• правительств – за счет увеличения налоговых платежей.

Рост производительности – увеличение выпуска продукции за счет уже имеющихся ресурсов – является основным источником долгосрочного увеличения доходов населения в целом, в отличие от экстенсивного роста. Как однажды заметил лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Кругман, рост производительности – это еще не все, но в долгосрочной перспективе это почти все^[8].

Статистические данные, охватывающие почти восемь веков, по Англии и Соединенному Королевству хорошо иллюстрируют долгосрочный тренд роста ВВП на душу населения. Мы видим, что заметный рост приходится на три недавних периода: промышленная революция и использование пара (с 1800 г.), эпохи электричества (с 1880-х гг.) и информационных технологий (с 1960-х гг.) после веков практически стагнации. На коротких промежутках положительно сказывались и некоторые демографические явления, например падение численности населения из-за эпидемий в XIV и XVII вв. (одновременно с началом довольно массовой эмиграции в североамериканские колонии), что приводило к некоторому краткосрочному увеличению доступной земли и капитала на одного работника, «улучшению статистики», но их эффект был очень недолгим (рис. 2.1).

График на рис. 2.2, основанный на данных статистики США, дает возможность сопоставить рост производительности труда в эпоху электрификации в сравнении с эпохой информационных технологий (цифровизации). Мы видим, что при наложении друг на друга эти два независимых друг от друга графика показывают практически идентичный тренд роста производительности труда на 50-летнем промежутке времени, несмотря на весьма разные факторы и механизмы влияния на производительность в случае электрификации или цифровизации.

Что происходит с производительностью труда сегодня?

Во всем мире рост производительности труда резко замедлился в 1970-х гг. по сравнению с ошеломляюще высокими темпами в послевоенные десятилетия. В последующие за 1970-ми десятилетия в экономически развитых странах темпы роста тоже не показывали однозначно высоких показателей.

На графике из журнала The Economist (рис. 2.3) мы видим довольно заметный тренд на снижение роста производительности труда в развитых экономиках: с 3% в год в 1980-х гг. до менее 1% на рубеже 2020-х.^[9] Да, с середины 1990-х до начала 2000-х гг. в богатых странах мира во главе с США наблюдался некоторый всплеск роста производительности труда, вызванный существенными инвестициями в технологии в период эйфории стартапов и инвестиций в решение так называемой проблемы 2000 г.

В течение десятилетия, предшествовавшего глобальному финансовому кризису 2007–2008 гг., на развивающихся рынках также наблюдался быстрый рост производительности, чему способствовали высокие объемы инвестиций и расширение торговли, которые позволили участникам и главным бенефициарам переноса глобальных цепочек поставок из числа развивающихся стран использовать более совершенные методы и технологии. Однако после кризиса 2007–2008 гг. началось масштабное и упорно продолжающееся замедление роста производительности. По данным Всемирного банка, это затронуло около 70% экономик мира. В ЕС последние годы (2019–2024) ежегодный рост производительности труда не достигает и половины процента, но в США, по данным European Central Bank, он неожиданно немного ускорился – до 2% в год.

Еще в нашумевшей в начале 1990-х гг. книге «Ценность компьютеров для бизнеса» американский экономист Пол Страссманн продемонстрировал, что информационные технологии стали крупнейшей статьей капитальных вложений американских компаний^[10]. При этом ему не удалось проследить линейной зависимости между ценностью компаний для акционеров и размером инвестиций в ИТ^[11]. Как заметил еще в 1987 г. экономист и нобелевский лауреат Роберт Солоу, обосновавший роль технологического прогресса в экономическом развитии, «компьютеры видны везде, но не в статистике производительности труда»^[12].

Объяснений этому находят несколько, и скорее всего в той или иной степени они проявляют себя одновременно.

Для раскрытия потенциала экономики необходимы дополнительные инвестиции. А их в последние десятилетия хронически не хватало, в первую очередь из-за того, что промышленное производство (а частично и сервисы, такие как программирование или центры телефонного обслуживания) переезжало («делокализовывалось») в развивающиеся страны, где продолжался опережающий рост производительности (в силу как раз более существенных и растущих инвестиций и прихода новых, импортированных с запада технологий).

Еще одно объяснение: несмотря на весь энтузиазм по поводу технологий, которые меняют мир, последние инновации просто не так революционны с точки зрения увеличения производительности, как утверждают оптимисты. Искусственный интеллект не изменил пока мировую экономику такими радикальными темпами, как некоторые ожидали пять-десять лет назад, и надо просто ждать выхода технологий на новый, однозначно более производительный уровень.

А может быть, экономисты просто не умеют правильно учитывать полный положительный эффект от технологий? Они игнорируют в экономической статистике те услуги или улучшения, которые пользователи получают бесплатно в рамках «пакета услуг», который обеспечивают современные экосистемы (такие как Яндекс, Сбербанк, Apple или Tencent) и гаджеты, в первую очередь смартфоны. Их consumer surplus, т. е. неучтенная полезность для потребителя, не учитывается должным образом в расчете ВВП и искажает данные о росте производительности труда, занижая «числитель» дроби производительности, т. е. общий размер «благ», производимых в обществе. Хорошим примером является исчезновение из мира производства изготовителей фотопленки или виниловых дисков, которые вносили определенный вклад в ВВП вплоть до 2010-х гг., а сейчас при кратном росте числа (электронных) фотографий и прослушиваний (цифровой) музыки нигде в общепринятых методологиях расчета ВВП продажи физических носителей фото или музыки не фигурируют.

Еще одно объяснение дает немного больше оснований для оптимизма, поскольку известно уже довольно давно и показало себя неоднократно: требуется время, чтобы начать использовать новые технологии эффективно. Искусственный интеллект – это пример того, что может повысить производительность во многих отраслях. Но оптимальное использование таких технологий требует времени и экспериментов. Такое постепенное накопление ноу-хау является инвестицией в «нематериальный капитал».

«Положительный эффект от ИТ отсрочен», – автор писал об этом уже почти два десятилетия тому назад^[13]. Минимум на три-пять лет, считают и западные практики, такие как бывший генеральный директор Cisco Джон Чемберс и западные теоретики – в числе последних профессор Массачусетского технологического института Эрик Бринджолфссон. От нескольких месяцев до трех лет (для ERP-систем) – чуть более оптимистично полагают российские ИТ-директора. Характерно, что со временем растет число тех, кто верит в отсроченный эффект от ИТ. Связано это с тем, что учтенные расходы на цифровизацию – только верхушка айсберга. По мнению Бринджолфссона, 90% инвестиций приходятся на человеческий и организационный капитал. Из 20 млн долл. инвестиций в ERР-систему, как он считает, 1 млн долл. приходится на «железо», 3 млн долл. – на программные продукты, а оставшиеся 16 млн долл. – на перестройку процессов, консалтинг, обучение менеджеров (пропорция 1:5), которые совершенно невидимы в бюджете информационных технологий. Пока эти 16 млн долл. не освоены – а здесь без временного лага не обойтись, – никакого эффекта «железо» само по себе не даст. Именно поэтому казавшиеся бессмысленными траты на ИТ эпохи эйфории второй половины 1990-х гг. принесли плоды только в 2002–2003 гг.

Работы Эрика Бринджолфссона и Дэниела Рока из Массачусетского технологического института, а также Чеда Сайверсона из Чикагского университета объясняют феномен «J-образной кривой производительности»^[14]. По мере внедрения новых технологий фирмы переориентируют ресурсы на инвестиции в нематериальные активы, особенно в выстраивание новых бизнес-процессов. Такое перераспределение ресурсов означает, что объем производства фирмы не растет пропорционально инвестициям, и это интерпретируется как снижение темпов роста производительности. Позже, когда инвестиции в нематериальные активы принесут свои плоды, производительность резко возрастет, поскольку и объем производства увеличится.